Сибирский фронтир - Сергей Фомичев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шесть кораблей улеглись рядком как стадо китов, что в непознанном учёными безумии выбросились на берег. Матросы окончательно превратились в промышленников. До весны.
***
Как только замёрз пролив, отделяющий наш островок от Уналашки, Чиж занялся приготовлениями. Он вынес из шалаша несколько связок прутьев и палок и большой мешок. Из мешка появились кости и деревянные дощечки разной длины и формы, одни с дырочками, другие без; мотки жил, кожаных ремней, куски шкур. Весь этот ворох запчастей Чиж аккуратно разложил на земле и долго рассматривал, словно неопытный турист, озабоченный конструкцией новенькой палатки. Кое–что пришло в негодность. Сопрело или сгнило. Но Чиж, предполагая потери, загодя собирал всякий хлам на лайдах и среди мусора выброшенного зверобоями. Теперь он добавил недостающие детали к набору и принялся за дело.
Взяв два метровых прутика, он сложил их вместе и крепко связал на концах. Затем между прутиками вставил распорки и укрепил жилами. Проделав операцию дважды, Чиж получил пару снегоступов.
Собачки вертелись рядом, чувствуя, что приближается их черёд. Чутьё не обмануло животных. Соединяя ремешками палки, Чиж быстро собрал нарты. Их конструкция выглядела примитивной, но надёжной – в случае поломки нарты можно быстро починить в полевых условиях. Затем Чиж соорудил упряжь.
Похожим образом появился на свет лук. Чиж вполне освоил мушкет и пистолеты, но лук нравился ему больше. Традиционное оружие подходит и для охоты, и для войны. Оно не требует пороха и пуль, не гремит и не дымит. А если человек попадёт в пургу или в шторм, провалится в болото, сорвётся с горы, такое оружие не обязательно откажет от сырости или грязи.
Впрочем, на повестке дня стояла охота на лис, а её промышляют без лука. На пасти, как называют здесь капканы, пошли остатки кожи и дерева. Пасти выглядели громоздкими, похожими на гигантские крысоловки, что не было следствием отсталой туземной технологи. Точно такими же давилками по всему Северу орудуют и русские.
Наблюдая за приготовлениями коряка, я вспомнил читанные в детстве книги. Почему, не знаю, но жизнь первобытных народов особенно привлекала нас. Помнится, мы с приятелями даже снежную хижину – иглу сооружали во дворе ради забавы.
Среди прочего в памяти отложился и способ, каким эскимосы промышляют песца. То самое варварское орудие из свёрнутого пружинкой и вмороженного в лёд китового уса. Метод хитрый, жестокий. Пасть убивает зверя мгновенно, перебивая хребет; капкан даёт призрачный шанс на освобождение, если зверь решится перегрызть лапу, но пропоротый желудок приносит мучительную и неотвратимую смерть. В детстве жестокость нас не пугала и мы с приятелями, наверное, испытали бы варварский способ на дворовых собаках, если бы смогли раздобыть нужные материалы.
А сейчас? А сейчас жестокость превратилась в неотъемлемую часть жизни. После бойни калана, "эскимосские бомбочки" уже не казались каким–то особенным изуверством. Так что я решил попробовать и попросил у Чижа немного китового уса. Он порылся в припасах и протянул небольшую пластинку.
Я построгал её на полоски, заострил концы. Китовый ус – материал податливый, удобный. Но гибельные полоски никак не желали дожидаться, пока замёрзнет вода. Не пальцами же их было придерживать. После ряда безуспешных опытов, я соорудил из плотной бумаги гильзу, креплёную ниткой. Теперь пружинка упиралась в стенки и за счёт этого держалась свёрнутой. Залив гильзы водой, я вынес их на мороз. Полученные цилиндрики оставалось обмазать жиром и "взрывчатка" готова.
Чиж с любопытством осмотрел снаряды. Когда я объяснил принцип действия, он нахмурился и оттащил собак.
–Пожалуй, лучше замораживать их где–нибудь на крыше, – смущённо согласился я. – Да и хранить подальше от собак.
***
Я высыпал пригоршню зелёных кофейных зёрен на сковородку и поставил её на огонь. Два фунта кофе и голландская ручная меленка обошлись мне в круглую сумму. Но здесь всё обходилось недёшево, куда ни кинь взгляд. Вот в маленькой печке огонь пожирает дерево, а ведь на Уналашке всякое дерево относится к ценным породам. Мы топим если не деньгами, то уж во всяком случае, дефицитом.
–Может, имеет смысл завести скот и топить кизяком? – предложил я.
–Скот здесь передохнет, – возразил Оладьин, принявший реплику всерьёз. – Надо промышлять тюленя. Дикие обходятся жирниками и ничего, не мёрзнут.
–Их землянки можно прогреть, а наши казармы вряд ли, – вздохнул Комков.
Окунев дремал, прислонившись к стене, и тему не поддержал.
С наступлением холодов и буранов мы часто собирались вчетвером в моей комнатушке, чтобы выпить водки или просто поболтать о том, о сём. Кроме этих троих товарищей, вместе с которыми пройден путь от Охотска и многое пережито, я мог бы отнести к друзьям, пожалуй, только Чижа. Но у коряка была своя особая жизнь. Вот и теперь, как только мы, усталые и вымокшие, расставив все пасти и "бомбочки", вернулись из двухдневного похода, Чиж сразу зарулил в шалаш, куда меня не приглашал никогда.
Я же решил угостить друзей экзотическим для фронтира кофе и поговорить о планах на будущее. Собственно планы были давно уже свёрстаны, и во время бесед я подавал их в удобоваримом виде ближайшим соратникам. Только Окунев представлял замыслы в общих чертах и поддерживал их. Для Комкова они звучали откровением, а Оладьин в оценке склонялся к ереси.
–Для жизни здесь местечко так себе, – продолжил я разговор. – Лёд да скалы… Нет, надо дальше двигать.
–Не знаю, – отмахнулся Оладьин. – Для нас та земля хороша, по какой пушнина бегает.
–Бобра ты набьёшь, а дальше что? – спросил я. – Год будешь бить, два, а потом кончится бобёр. А земля она навсегда останется.
–Прям уж. У нас вон за спиной целая Сибирь пустая осталась. От Тобольска и до самого Анадырского острога. Куда тебе ещё? И что толку с земли, если людей нет? Да и не хлебопашцы мы, промышленники.
–Так ведь больше свободной земли не осталось. Земля круглая вот в чём штука. Земля круглая и вот она кончилась. И та, впереди, последняя, куда ещё не пришли европейцы. Остались
