Залив Голуэй - Келли Мэри Пэт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Боже правый, — вздохнула Майра. — Еще один бунт, похоже.
Но потом она рассмеялась:
— Ну ладно. Я поеду с тобой в Чикаго. Мы найдем Патрика Келли. Но только не удивляйся, если я когда-нибудь все-таки вернусь сюда.
*
На следующее утро мы с Майрой пошли с Питером Догерти. На билеты в третьем классе на «Ривер Куинн» ушло шестьдесят долларов — по десять за нас с Майрой и по пять за каждого из детей. Еще по четыре доллара с каждой их нас — за проезд на барже по каналу, детям — бесплатно. Еда в дорогу стоила пять долларов. С учетом того, что еще десять мы отдали сестре Генриетте, из всех наших сбережений у нас осталось семнадцать долларов. За свои хлопоты Питер ничего с нас не взял.
— Вам понадобится каждый пенни, — сказал он и помахал на прощанье рукой, когда колеса «Ривер Куинн» начали вертеться и наш пароход стартовал вверх по Миссисипи. Так он будет идти сутки напролет, день и ночь.
В Америке время не ждет.
*
Мы продолжали двигаться на север в темноте. Майра и дети дремали, прислонившись к мешкам с сахаром и кофе. Остальные пассажиры сгрудились на нижней палубе «Ривер Куинн». В основном это были семьи, однако встречались тут мужчины и женщины, путешествовавшие в одиночку. Сейчас все спали, но только не я. Молодой парень из Слайго, похоже, нуждался в собеседнике, который его выслушал бы. Он направлялся на запад Америки в поисках работы с крупным рогатым скотом и овцами на тамошних ранчо. Он сообщил мне, что на этом пароходе доберется до Сент-Луиса, а оттуда проедет еще тысячу миль на поезде до местечка под названием Форт-Бент, стоящего на знаменитой Дороге на Санта Фе.
— Нет, вы только подумайте, — я, который у себя на родине, в Ирландии, не отходил от собственного таунленда дальше чем на день пути, и вдруг еду через всю Америку за две тысячи миль, чтобы стать там ковбоем! — воскликнул он.
— Вы очень смелый, если едете один в полную неизвестность, — заметила я.
— Я смелый, миссис? Я то что, одинокий мужчина. А вот вы с сестрой путешествуете сами, да еще с восемью детьми, — вот это я называю настоящей смелостью! — Он понизил голос. — Видите вот этих? — кивнул он в сторону пяти семейств, сидевших возле сложенных в кучу сундуков. — Это шведы и норвежцы, — шепнул он. — Фермеры, едут на пустующие земли за Сент-Луисом. Пожелаем им удачи.
У них, сказал он, с личным имуществом гораздо лучше, чем у ирландских семей вроде нас, которые отправляются в Америку лишь с узелком одежды.
Еще с несколькими припрятанными долларами и несколькими памятными предметами. Я пощупала бабушкин крест, камешек, подаренный мне Майклом, и Боб Девы Марии. Наконец тот молодой парень тоже уснул. И я закрыла глаза.
Джонни Ог встал с первыми лучами солнца и разбудил всех нас. На пароходе была масса удивительных вещей. Он уже обнаружил рулевую рубку, дымовые трубы, паровые двигатели и самое потрясающее из всего этого — гребное колесо с лопастями.
— Пойдем, Пэдди, посмотрим на него!
— Не пойду, — буркнул Пэдди, который до сих пор дулся.
Еще до того, как мы поднялись на борт, он спросил у меня: «А ты уверена, что папа не хотел бы, чтобы мы сколотили состояние пением и танцами вместе с Лоренцо и Кристофом?»
Когда Джеймси, Томас и Дэниел вскочили на ноги и последовали за Джонни Огом, Пэдди хмуро взглянул на меня и сказал:
— Пойду все-таки присмотрю за ними.
После этого он бегом удалился.
— Они вернутся, когда в животах у них начнет урчать, — сказала я Майре. — У нас есть курица, а сестра Генриетта дала еще и печенья. Такая добрая. И щедрая!.. Майра?
Она не ответила. То ли спит, то ли притворяется. С момента нашего отъезда она была очень молчалива. «Я уступила тебе, но не стану делать вид, что счастлива», — с самого начала заявила она мне.
— Майра, ты уверена, что не голодна?
Ответа так и не последовало.
Стивен и девочки все еще спали, и я тоже снова закрыла глаза под лучами встававшего над Миссисипи солнца.
*
— Просыпайся, мама!
Пэдди, стоявший передо мной в окружении других мальчиков, казался возбужденным.
Полдень. Я проспала дольше, чем думала.
— Нет, ты только послушай это, мама, послушай. — Пэдди сложил ладони рупором у своих губ и, понизив голос, прогудел: — У отметки два! Тот дядька, который бросает веревку за борт, точно так и говорит: «У отметки два!»
— Он меряет дно, чтобы убедиться, что тут достаточно глубоко, — объяснил Джонни Ог. — Ах, мама, — добавил он, обращаясь к Майре, — а не могли бы мы все время жить на этом корабле и ездить по реке вверх и вниз?
Я взглянула на Майру:
— Сын своего отца. Корабли его не страшат.
Мне Майра не ответила, а Джонни Огу улыбнулась:
— Остаться на пароходе, говоришь? Звучит заманчиво, отличная идея.
— Ох, мама. Тебе бы точно понравилось в каютах наверху, над нами.
— Ты так думаешь?
— Да, мама, — ответил Томас. — Там дамы, настоящие леди, едят и пьют за длинными столами, везде фарфор и серебро, как дома.
Дома? Бедняга Шелковый Томас. Большой дом никогда не был для тебя твоим настоящим домом.
— Там играют в карты, мама, звучит музыка, — между тем продолжал он. — Совсем как в тех местах, куда мой отец хотел повезти нас в Лондоне.
— Роберт рассказывал удивительные вещи про игорные дома Лондона, где целые состояния выигрывались и проигрывались переворотом одной карты, — пояснила мне Майра.
— На эту карту ставилась и проигрывалась рента ирландских арендаторов, — бросила я.
— Там такие красивые ковры, — не унимался Томас, — и шторы, и лампы, и еще…
— Онора, — прервала его она, — подай-ка мне это печенье. Что-то я проголодалась.
Майра прокусила хрустящую корочку, добравшись до мягкой сердцевины.
— А теперь поешьте, мальчики, — скомандовала она. — И потом мы отправимся на небольшую прогулку по кораблю.
Майра набросила на плечи свою красную шаль и начала подниматься по ступенькам на верхнюю палубу. Джонни Ог и Томас следовали за ней по обе стороны.
— Идешь с нами, Онора?
— Идите сами, — ответила я. — А мы останемся здесь.
*
Через несколько часов мы подошли к причалу.
— Натчез, штат Миссисипи… Это Натчез, штат Миссисипи, — громко объявил чей-то голос.
Прозвонил корабельный колокол.
Мы отплыли через час. Большое колесо опять начало крутиться. Новых пассажиров не было. Под гул работающих двигателей и плеск гребных лопастей я пела колыбельную для Бриджет, Грейси и Стивена. А потом и сама уснула.
Майра и мальчики вернулись поздно ночью.
— Просто чудеса, — сказала она. — Там наверху удивительные чудеса.
Присев рядом со мной, она заулыбалась и начала рассказывать:
— Ох, Онора, какие там каюты! Они называют их салонами — это гостиные с хрустальными люстрами и красными стенами с золотой отделкой. А публика! Все одеты так, как я в жизни не видала! Да бедная одурманенная лекарствами госпожа Пайк просто окосела бы от зависти, если бы увидела наряды этих дам из атласа и шелка, сияющие туфли джентльменов. Потом какой-то мужчина подошел ко мне и, коснувшись своей шляпы, любезно поинтересовался, не хотим ли мы с мальчиками взглянуть на все это поближе. Он взял меня под локоть и отвел в самую гущу этого великолепия! А теперь самое приятное из всего этого. Этот джентльмен поведал мне, что в Чикаго таких салонов масса, просто множество. И угадай, кому они принадлежат? Ирландцам! А еще он сказал, что в Чикаго есть что-то от атмосферы Нового Орлеана. Такие дела. Как удачно вышло, что сестра из всей собранной на благотворительность одежды подобрала мне именно эту красную шаль с бахромой!
Она откинулась назад, закрыла глаза и с улыбкой на губах уснула. Майра никогда не умела дуться подолгу.
*
Через три дня в городе под названием Мемфис с парохода сошли последние ирландцы. В последующие два дня на палубе стало меньше грузов и больше места, и наши дети чувствовали себя вполне комфортно. Мальчишки гоняли по «Ривер Куинн», а мы с Бриджет играли в разные игры со Стивеном и Грейси в коридоре неподалеку от нас. Майра и Томас постоянно выходили «на променад» — это собственное выражение Майры — по верхней палубе. Она нашла корабельную кухню, познакомилась с поварами и приносила нам поесть бутерброды с ветчиной, когда у нас закончилась еда, взятая в Новом Орлеане.