Залив Голуэй - Келли Мэри Пэт

— Угощайтесь, леди, — сказала она и села рядом со мной.

— А наши дети… — начала я.

Но Лиззи опередила мой вопрос, показав в дальний угол. Наши дети присоединялись к группе других.

— Они там развлекают друг друга, — сказала она. — За стойкой бара — мой муж, Джеймс Маккена. Он присмотрит за ними.

Воскресный день уже начал клониться к вечеру, а мы все оставались в таверне, прячась от холодного ветра. Дрова в очаге не горели багрово-красным пламенем, как bogdeal, каменный уголь, и не давали ровного тепла, как торф. Лиззи Маккене приходилось все время ворочать поленья, чтобы они обгорали равномерно, но этот огонь согревал всех нас, пока женщины рассказывали мне о Бриджпорте, делясь разными подробностями и впечатлениями. Они сообщили, что их деревня раньше называлась Хардскраббл, а переименовали ее уже строители канала.

— И теперь как будто тяжелые времена бедности закончились, хотя это совсем не так, — сказала одна коренастая женщина.

— Ну, сейчас, правда, уже не так тяжко, как было, когда мужчины копали канал, — добавила другая. — Парни замерзали до смерти, ночуя в дырявых общих палатках, расставленных вдоль всего пути. И платили тогда нерегулярно.

— Компания то прекращала работы, то начинала снова, — подхватила еще одна.

— А вот Лиззи повезло, — продолжила коренастая миссис Маккарти, повернувшись ко мне. — Джеймс Маккена и его друг Майкл Скэнлон были здесь в числе первых рабочих. И, когда у комитета по строительству канала кончились деньги, он расплатился с ними участками земли.

— Тем не менее, — вмешалась Лиззи, — нам еще долго приходилось браться за любую случайную работу, прежде чем мы скопили денег и построили эту таверну. Но работа эта все же была — с этим согласились все женщины. Слава богу. В Бриджпорте загружались и разгружались баржи, а когда канал Иллинойс-Мичиган замерзал, мужчины работали в карьере, на обжиге известняка, на бойнях.

— На бойнях? — не поняла я.

— Это места, где забивают скот и разделывают туши, — пояснила Лиззи. — Самая крупная из них — бойня Хафа. Но они, конечно, работают только зимой: когда тепло, мясо быстро протухает.

— Ваши мальчики тоже могут найти себе работу у Хафа, — заметила одна из женщин.

— Но моему старшему, Пэдди, всего восемь, — возразила я.

— Мои сыновья начинали там в шесть, — сказала еще одна женщина — кажется, миссис Кенни. — Они были вынуждены сделать это, — продолжала она, — после того как моего мужа, Дэна, убили в лагере на лесозаготовках.

— Ну, ваши мальчики довольно крупные, — сказала Лиззи. — Они уже могут вычищать кровь в сточных каналах или сжигать внутренности. А Хаф отдает своим работникам коровьи желудки, которые тоже вполне можно есть, если потушить подольше. Это когда-то помогло нам пережить трудные времена, скажу я вам.

— Хаф бросает сердца и печень в речку, — добавил кто-то, — а мальчишки ныряют за ними — удобно.

— Ох, — вздохнула я.

Во время Великого голода мы делали вещи и похуже… Неужели и в Америке творится такое?

Майра не слушала этот разговор. Она хохотала вместе с женщинами, окружившими ее.

Подошел Тим Джон со стаканчиком виски. И предложил его Майре.

Все женщины разом умолкли. А все мужчины в баре с интересом уставились на Майру, толкая друг друга локтями.

— Очень любезно с вашей стороны, — сказала Майра, взяв у него стакан. Но потом выдержала эффектную паузу. — Я, пожалуй, все-таки подожду, пока вы принесете и остальным.

— Остальным? — оторопело переспросил Тим Джон.

— Но вы же, насколько я понимаю, решили угостить всех присутствующих здесь дам?

— Я… я… — начал заикаться Тим Джон.

Лиззи насмешливо фыркнула, и тогда уж и все мы разразились хохотом.

— Молодец, Майра, — сказала женщина постарше и повернулась к Тиму Джону: — Мы ждем. А у меня тоже найдется для тебя стаканчик на Рождество.

Он пожал своими большими плечами и молча пошел к бару.

— А теперь, — сказала еще одна женщина, миссис Флэниган, — мне пора к плите. Двадцать постояльцев будут ждать своего воскресного обеда.

Другие женщины тоже начали вставать и подзывать своих детей. Поднялась и я, направившись вместе с остальными в угол. Там малыши сидели на полу и наблюдали, как двое мальчишек постарше бросали нож с короткой рукояткой в нарисованную на деревянной стене мишень. Эти дети очень быстро втянули наших в свой круг — как это было и в Новом Орлеане. Бриджет держала с одной стороны возле себя Стивена, а с другой — Грейси. Моя помощница.

— Все ваши дети прекрасно воспитаны и хорошо себя ведут, — сказала я Лиззи, подошедшей сюда вместе со мной.

— Попробовали бы они этого не делать — их матери быстро устроили бы им хорошую взбучку. Хотя парни их Хардскраббла при случае могут быть и необузданными. Особенно банда Хикори. Хорошо, что ваших много — они могут постоять за себя. А этот, — она показала на Пэдди, — думаю, вполне способен кому-нибудь пару раз врезать.

Остальные матери уже разобрали своих детей, и в углу остались только наши.

— Мама, а где мы будем спать? — спросил Джеймси.

Я повернулась к Лиззи:

— У нас есть деньги.

— Сколько, если не секрет?

— Семнадцать долларов.

— Этого, полагаю, хватит на теплую одежду и две недели пансиона с кормежкой. Подыщем вам что-нибудь.

— Нельзя ли нам сегодня остаться ночевать здесь? А утром…

Но Лиззи сразу покачала головой:

— Мы с Маккеной живем позади таверны, но детям здесь определенно не место…

Она пожала плечами.

Когда семейные посетители разошлись, атмосфера в таверне заметно изменилась. Мужчин прибавилось, голоса стали громче, и даже все улаживавший Маккена красноречиво положил на стойку здоровенную палку. Похоже, из женщин в этом шумном месте остались лишь мы с Майрой.

Я направилась было к сестре, но остановилась. Майра была не одна. Возле нее на низких табуретах сидели четверо парней, которые оживленно с ней болтали.

— Миссис.

Я обернулась. Передо мной стоял Джеймс Маккена.

— Вам уже лучше? — поинтересовался он.

— Да, — ответила я, — и мы все вам очень благодарны.

Маккена смущенно прокашлялся.

— Ваша сестра в хорошей форме, — заметил он.

Впрочем, Майра не пила — стакана в ее руке не было. Она что-то сказала, и четверо сидевших рядом с ней мужчин дружно засмеялись.

— Мы тут не… — неуверенно начал Маккена. — В смысле, женщинам тут…

Он запнулся.

— Сама все объясни, — бросил он своей Лиззи, а сам ушел обратно за стойку.

Лиззи отвела меня в сторонку.

— Видите ли, Онора, то, что Хардскраббл стал называться Бриджпортом, по сути, ничего не изменило. Мы по-прежнему остаемся уединенной деревней за городской окраиной, а чикагские шишки не хотят пускать в город неуправляемых ирландцев.

«Да упаси нас Господь от гнева потомков О’Флаэрти», — вспомнила я.

— Маккена хочет, чтобы Бриджпорт вошел в Чикаго, чтобы у нас был свой представитель в муниципальном совете, — продолжала Лиззи. — Поэтому наша таверна должна быть респектабельным заведением, а женщины определенного типа…

— Моя сестра — не «женщина определенного типа».

— Не сомневаюсь в этом, и она быстро поставила Тима Джона на место, спору нет. Не мне их судить. Иногда девушки, чтобы выжить, или матери, чтобы спасти своих детей, вынуждены продавать то, что у них есть. Для этого существуют специально отведенные места. Например, заведение Ма Конли на Сэндс или же…

— Мы уходим, миссис Маккена. Немедленно. Не знаю, правда, куда, но вы не можете вот так… Моя сестра — хорошая женщина и огромная поддержка для меня.

Я развернулась и пошла прочь.

— Эй, Онора, остыньте, — окликнула меня Лиззи. — Я-то понимаю это. А вот Маккена… — Она вздохнула. — Никто так не замечает чужие грехи, как покаявшийся грешник. — Лиззи нагнулась поближе ко мне. — Когда мы только приехали сюда — Боже, прошло уже двадцать лет, даже не верится, — Чикаго был диким и свободным городом, и жить в нем было просто. Мы чудно проводили время в старом отеле «Сауганаш» — это в центре, где река впадает в озеро Мичиган. Всем было все равно, кто ты такой. Управляющим там работал француз Бобиен, великий скрипач. Какие он устраивал танцы! Туда приходили солдаты из Форта Дирборн, торговцы мехом и, конечно, потаватоми.