Залив Голуэй - Келли Мэри Пэт

— А это кто такие?

— Потаватоми… ну, индейцы. Тысячи их жили в своих лагерях вокруг города, торгуя мехами сначала с французами, а потом и с американцами. А я танцевала с ними — со всеми до одного. Индейские мужчины не любят рил, но в вальсе могут кружить тебя так, что ты земли под собой не чувствуешь! А рил здорово танцуют как раз индейские женщины. Видели бы вы, как они отплясывали «Стены Лимерика»! А Маккена тоже бодро вытанцовывал со всеми остальными. Мы сами из Донегала, ноги у нас быстрые. Верьте иль нет, но мы, женщины, пили там наравне с мужчинами. Но с тех пор Чикаго сильно изменился. Понаехало людей с Востока, они сейчас у власти и пытаются насаждать в городе свои манеры, — продолжала она. — А некоторые хотели даже сменить название Чикаго! Это ведь индейское слово — вы знаете, что оно обозначает?

— Ну… — начала я.

Она махнула рукой:

— Да мы не против. Лучше уж называться вонючим местом, чем каким-нибудь Нью-Йорком, или Нью-Гемпширом, или Нью-Бедфордом в честь английских городов, или чем дать оседлать себя французам, как какой-нибудь Винсенс или Терре-Хот… Чикаго — хорошее название для города, и Бриджпорт станет его частью, нравится это янки или нет. Вот только… Вы простите, если я оскорбила вашу сестру, — сказала Лиззи. — Ну ладно. Сейчас нам первым делом нужно решить, где вы будете ночевать.

Мы подошли к очагу. Парни, сидевшие возле Майры, встали. Лиззи пожурила их немного и отослала.

— Слушайте, — сказала она. — Думаю, что Молли Флэниган могла бы пустить вас к себе.

Пансионы в Бриджпорте все предназначены для рабочих, пояснила она. Никаких женщин, никаких детей. Мужчины не хотят там следить за своими манерами.

— Но Молли Флэниган в долгу перед Патриком Келли. Вы видели ее сегодня здесь. Приблизительно моего возраста, но выглядит старше. Вдова.

— Как и мы, — вставила Майра.

— Ну, это, надеюсь, ненадолго, — отозвалась Лиззи. — Лучше всего вам обзавестись мужьями. Одиноким женщинам в Чикаго может быть очень трудно.

— Лично я никогда… — начала было я, но Майра уже встала, готовая идти.

*

Ветер трепал нас, когда мы следовали за Лиззи по пустынной дороге. Вокруг никого, хотя в небольших окошках деревянных коттеджей с остроконечными крышами виднелись огоньки свечей, а из печных труб в затянутое низкими тучами небо тянулся дымок.

— Тут совсем не такие дома, как у нас, — сказала я Лиззи.

— Янки называют их хибарами, а нас — ирландцами из хибар. Считают, что это, должно быть, обидно, хотя эти маленькие домики могут быть достаточно уютными, — ответила она.

— Мы будем рады любой крыше над головой, — сказала я, когда мы свернули еще на одну такую же грязную дорогу.

— Улица Хикори-стрит, — сказала Лиззи. — Эти тропы ведут к каналу, а дальше… Видите вдалеке открытое пространство? Это прерия. Там, на краю, живет семья индейцев потаватоми.

— Я не вижу…

— Вон там, низенькие хижины у самой земли, — показала она. — Круглые такие. Неужели не видите белую кору берез на них?

Мы прошли по Хикори-стрит еще немного, пока не добрались до трехэтажного дома в самом конце улицы. Наши дети в одежках из Нового Орлеана совсем продрогли.

— Давайте сразу пройдем к Молли на кухню, — сказала Лиззи. — У нее там большая печка и всегда очень тепло.

Молли Флэниган мы застали за мытьем посуды после ужина, который она подала своим постояльцам. Уже через минуту она усадила наших детей поесть у чугунной печки — там действительно было очень тепло. Молли оказалась той самой женщиной, которая тогда похвалила Майру: «Молодец». Ее очки не прятали мягкий взгляд карих глаз — дела у нее шли неплохо, если она могла позволить себе очки. Пока она болтала с нами, Лиззи кивала и порой что-то комментировала. Молли рассказала нам, что сыновья ее выросли и ушли из родительского дома: один подался на Запад, а второй был матросом на разных кораблях, ходивших через озеро Мичиган в Буффало.

— Оба хорошие парни, уже твердо стоят на ногах, — добавила Лиззи.

Две дочери Молли были замужем: одна жила в приходе церкви Святого Патрика, а вторая — чуть дальше, в районе под названием Гусиный остров.

— Ирландцы уже расселились по всему Чикаго, — сказала нам Лиззи. — Не жмутся друг к другу в каком-то одном месте. А пригороды Килгабен и Вольф-Поинт уже стали частью Чикаго.

Обстановка была очень дружелюбной, пока Лиззи не сказала, что мы хотим остаться в пансионе Молли. Хозяйка ответила, что никогда не берет семьи, да и мест в любом случае нет: двадцать постояльцев и всего восемь комнат, это уже по два-три человека в каждой. Хотя у нее есть чердак, который она использует как кладовку…

— Покойный муж Оноры — брат Патрика Келли, — перебила ее Лиззи.

— Да вы что! Ну тогда…

Что ж, будет тесновато, но на месяц она нас возьмет.

Я взглянула на Майру. Та согласно кивнула. После того как мы выжили на одной койке на «Сьюпериор»…

— А как насчет… хм… оплаты? — спросила я.

— Шесть долларов в неделю вас устроят? Это с едой, — сказала Молли. — Если будете помогать со стиркой, будет пять долларов.

— Конечно, мы поможем.

— Обычно я прошу плату за две недели вперед.

— Но нам еще нужно купить теплую одежду детям, — возразила я. — Тогда у нас совсем не останется денег.

— Взять с вас меньше я никак не могу, — сказала Молли. — Продукты и дрова стоят ужасно дорого, просто кошмар. Вы можете остаться на денек-другой, пока…

Пока что? Пока не появится Патрик Келли? Мы не могли зависеть от этого. Десять долларов сразу, а через две недели следующий платеж. А еще нужно купить одежду…

— А эта работа, Лиззи? На бойнях? Могли бы вы помочь нашим мальчикам устроиться туда? — спросила я.

Лиззи взглянула на наших детей.

— Маккена точно мог бы пристроить туда троих старших.

— Но… — начала было Майра, но осеклась и умолкла.

— Ну, если ваши ребята будут работать, тогда вообще никаких проблем, — сказала Молли. — Мы договоримся, и я не буду брать у вас денег вперед.

*

Лиззи осталась, чтобы помочь нам передвинуть разные мешки и пакеты под одну стенку комнатки с низкими потолками.

— Парни оставляют у меня свои вещи. Но немногие за ними действительно возвращаются, — объяснила нам Молли.

Соломенные тюфяки, которые она принесла, укрыли весь пол. Мне предстояло спать с Бриджет и Стивеном, Майре — с Грейси. Еще на одном матрасе разместились Пэдди и Джеймси, а на оставшемся — Джонни Ог, Томас и Дэниел. Дети сразу плюхнулись на свои постели прямо в одежде.

Лиззи сказала, что ей пора возвращаться к Маккене.

— Спасибо вам, спасибо, — хором говорили мы, когда она уходила.

Мы с Майрой тоже собрались ложиться, но Молли жестом позвала нас назад в кухню.

— Самое время нам поговорить. В воскресенье ночью мои постояльцы гуляют — сказала она. — Вот, присаживайтесь. Обожаю эти стульчики. Я привезла их с собой из Ирландии. Сама я из Роскоммона, деревня Крохан возле Френчпарка.

— Крохан? Но там ведь крепость Маэвы!

— Маэва? Ничего о ней не знаю, — ответила Молли.

— В древние времена она была ирландской королевой, и она…

— Онора, — перебила меня Майра, — Молли что-то говорила о своих стульях.

— Но если Молли жила там же, где в свое время жила Маэва, она должна ее знать… — Я повернулась к Молли. — Fadó, — сказала я.

Но Молли лишь покачала головой:

— Я уже забыла ирландский. Хотя по-настоящему его никогда и не знала. В наших краях лендлорды строго боролись с нашим языком. И вообще жестоко обращались с людьми. Мой Том не мог стерпеть, что его все время таскали за чуб, вот мы и уехали. На самом деле нам повезло. Мы выбрались оттуда еще до того, как начались совсем тяжкие времена.

Молли с нежностью погладила стульчик из резного дерева.

— Те, кто приезжает сюда сейчас, едут вообще с пустыми руками, — сказала она.

— У нас не было ничего, кроме собственной жизни, — подтвердила я, — да и та висела на волоске.

Молли понимающе кивнула.