Евангелист Иван Онищенко - Юлия Крюденер

- И вот идет зима, - сказал он, - и так хотелось бы остановиться в Лохвицах и зиму поработать здесь за сапожным верстаком. У меня в сумке есть необходимый инструмент и даже материал.

- А зачем ему искать, где остановиться? - отозвалась жена квартального, - вот у нас комната за кухней. Она хоть и маленькая, но в ней светло, да и тепло от печки.

- Вот хорошо! - воскликнул сын Петя, придвигаясь к уже полюбившемуся ему Онищенко. - Я буду учиться сапожничать. Я давно хочу помогать папе хоть чем-нибудь. А это же ботинки шить!

- Видно, такова воля Бога о нас, - проникновенно сказал отец. - И верно, Петя, тебе скоро уже пойдет шестнадцатый. Кончишь гимназию, а учить тебя дальше нет средств. Надо обучаться какому-нибудь ремеслу. А сапожное ремесло хорошее. Всегда есть работа и всегда около тебя заказчики. И тебе слово доброе принесут, и ты сможешь сказать.

После ужина и допоздна шел разговор об истине, о Евангелии. Онищенко больше молчал, дав свободу Петру Петровичу излить себя. И старик в этот вечер был прекрасен. Радовало Ивана, что у Петра Петровича было такое влечение к нравственной стороне Евангелия: как верно жить, как поступать, в чем познавать волю Божью.

Долго время не тянули. На следующий день был сооружен невысокий сапожный столик, стулья, нашли деревянную лампу с абажуром. Петр Петрович нашел обувь, требующую ремонта, и дело началось. Софья Петровна, жена, сшила два фартука из полотна, побелила стены. Вывески писать не стали. Как меня здесь все знают, так, я чувствую, что все узнают, кто у меня и что у меня, - решил хозяин.

И это была правда. Не прошло и нескольких дней, как в дом квартального стали идти люди: кто отремонтировать старую обувь, а то и пошить новую. Сначала брали заказы из материала заказчика, а потом Петр Петрович взял взаймы денег у купца и принес целый тюк кожи.

В приеме заказов они никому не отказывали. С бедных платы не брали совсем. С более зажиточных брали кто сколько сможет дать. И никто этим во зло не пользовался. А наоборот, зная бедность и честность господина Лозовича, часто давали больше, чем это следовало по ценам других сапожников. Зато и качество работы говорило само за себя. Все делалось как для себя, как для Бога: крепко, добротно, чисто. Петя, который сначала делал дратву, готовил деревянные гвозди и точил задники, скоро освоил строчку передов, затяжку и присадку подошв и каблуков. Трудолюбивый Петр Петрович тоже включился в работу и с успехом в свободное от службы время помогал Ивану. Софья Петровна вела денежные дела и не могла налюбоваться своим Петей, так ревностно включившимся в дело труда. И то, что Петя первым определял, кому делать работу без оплаты и в этом не ошибался, ее радовало особенно.

Скоро к радости бескорыстного труда для людей прибавилась радость труда духовного. Иван, работая руками, говорил истину приходящим, говорил о жизни, учении и личности Иисуса Христа. И люди, послушав, поговорив, приходили снова с вопросами, за советом. И Петр Петрович был здесь у своего дела. Он без устали рассказывал, читал, напоминал.

В субботу после 12 часов дня мастерская закрывалась. Все мылись, все убирали. В большой горнице зажигали лампады и собравшаяся семья, а также близкие родственники слушали Евангелие, которое читал Петр Петрович на русском языке. Больших собраний с посторонними людьми в доме не собирали. Хозяин дорожил возможностью простых бесед и хранил эту возможность от посягательств властей и духовенства. Но беседы все расширялись, становились более долгими и горячими. И когда такие беседы шли, Софья Петровна уединялась в свою комнату и горячо молилась, прося благословение и охрану от злых людей.

А жажда слушания Евангелия, начавшись на юге Украины, разрасталась, ширилась своими неизъяснимыми путями. Иван был каплей, первой каплей живой воды, способной утолять эту жажду. И к этой капле устремились жаждущие. Все чаще Ивана приглашали на беседы в дома Лохвицы, где собирались и молодые, и люди постарше. Шел с Иваном и Петя. Он давал ему возможность читать Евангелие, а сам потом вел беседу. Дорожа временем, считая, что добро, сделанное руками, не менее важно, чем слово. Иван старался в беседах и чтении быть предельно кратким. Его любимым девизом было: "Словам должно быть тесно, а мыслям просторно".

Петя явился центром, вокруг которого собиралась молодежь на вечерние чтения, которые стихийно организовывались в домах жаждущих. Там они пели, рассказывали стихи об истине. Все это совершалось от души. Первой духовной песней, которую пели молодые, был Псалом "Возвожу очи мои к горам". Стихи сочиняли сами, трогательно простые, на зато понятные всем слушающим.

Удивительно распространялась евангельская истина. Такое переживали люди в эту зиму в Лохвице впервые. Петр Петрович, Иван, Петя были центром этого движения, этого евангельского пробуждения. Еще нет организации с ее руководителями, с определенным порядком, нет членства, обязанностей, но уже около этих центров собирались жаждущие. Еще нет установленного места собраний, нет постоянных руководителей, а уже есть жизнь, есть движение.

Стало меньше времени для сапожной работы. Проповедь уже нельзя было вместить в рамки бесед у сапожного стола и маленькой комнаты. Вечерние беседы в домах уже требовали организации, постоянного направления, руководства. На юге Украины это уже произошло. Здесь еще был первый этап. Это знал Онищенко, это понимал и Петр Петрович, и его сын Петя. Петя съездил в Елизаветград, познакомился там с общинами и привез оттуда целую сумку отпечатанных Евангелий.

Но зима подходила к концу, приходило время и ему отправляться в путь. Сапожная мастерская закрылась, так как Иван все время находился в походе по близлежащим селам и хуторам. Надо было готовить людей, чтобы с первым теплом их крестить. А кто это совершит? Кто придет сюда? Потому что он до тепла здесь остаться не может.

И наиболее сильные братья съездили в Елизаветградский уезд и там договорились, чтобы к ним приехали братья для совершения крещения Лоховчан. И это успокоило Ивана, и оставшийся месяц он посвятил всегдашнему своему обычаю: из