НАЁМНИК - Игорь Ревва

― Ты радуйся, ― проворчал он, ― что матрицу с тебя снимали не на нашем айттере. А то добывать бы тебе уран во веки вечные. Всю жизнь. И все остальные жизни, после каждого воскрешения...

― А помните, ― опять оживился детина, ― того, из прошлой партии? Здорово кричал, правда?

Сержант хотел что-то ответить ему, но тут вернулся рядовой Кальдис, ведя заключённого. Того едва заметно пошатывало ― после процедуры снятия матрицы у каждого хоть немного кружилась голова.

Сержант глянул в личное дело и плотоядно усмехнулся. В графе «адрес айттера» теперь значилось: «первая планета Тарса, урановые рудники, седьмой квартал».

― Рядовой Кальдис! ― бодро приказал сержант. ― Снять матрицы с остальных! И в шахты их! Живо!..

Затем сержант медленно поднялся, подошёл к заключённому и встал перед ним, заложив руки за спину и медленно покачиваясь с носков на пятки.

― Теперь ты ― раб! ― усмехнулся сержант. ― Твоя матрица зафиксирована на нашем айттере. И если ты умрёшь, то оживёшь именно у нас. Так что, урановые рудники ― это всё, что тебе предстоит наблюдать целую вечность. А умирать тебе придётся часто. И очень интересными способами. У нас вообще никто не умирает редко и своей смертью или от облучения. Потому что каждый из подонков, оказавшихся тут, с самого начала должен понять, кто есть кто. Кто мы, а кто вы. Мы ― охрана. Те, кому Император доверил наблюдение за порядком на рудниках. А вы... Вы ― никто. Ты понял меня?

Заключённый кивнул.

― Так вот, ― сержант вдруг почувствовал себя неуверенно ― ему никак не удавалось разглядеть в глазах стоявшего перед ним человека привычного страха. ― Так вот, первое, что тебе надлежит запомнить, это то, что тут не курорт, тут ― каторга. Ты понял меня? Ка-тор-га-а-а!!! ― протянул сержант, приближая своё лицо к лицу заключённого. ― И планета эта называется Тарс, а не Эльри или там ещё как-нибудь... Каторга, а не курорт, ― снова повторил он и на миг задумался. Словно бы и сам усомнился, а правда ли тут не Эльрийский курорт?

― Я запомнил, ― согласился заключённый.

Молниеносным движением сержант нанёс ему короткий удар в живот, от которого заключённый согнулся пополам, пошатнулся и хрипло закашлялся.

― Второе, что тебе надлежит запомнить, ― спокойно продолжал сержант, это то, что ты не должен раскрывать свою пасть. Даже когда тебя станут бить. А бить тебя будут часто. День, когда этого не произойдёт, ты должен будешь считать праздником. А праздники на Тарсе-I большая редкость. Ты понял?

Заключённый выпрямился и кивнул. Его сильно шатало, глаза покраснели, на губе выступила капелька крови.

― А когда мы тебя забьём насмерть, ― говорил сержант, ― ты должен быть благодарен, если это произойдёт быстро. Относительно быстро, разумеется, ― добавил он. ― Потому что неблагодарные рабы всегда получают хороший урок сразу же после оживления. Ты понял?

Заключённый кивнул.

― Хватит уже ему мораль читать! ― проворчал детина, подходя к заключённому.

Сержант хмуро посмотрел на детину и снова перевёл взгляд на заключённого. Он всё ещё испытывал чувство неуверенности. Словно держишь в руках парализатор «Уж-игла», заряженный смертельным ядом. И знаешь вроде, что противнику никуда не деться, а всё равно не по себе, всё равно свербит мысль, что вместо яда в иглах обычная, относительно безвредная жидкость, способная лишь обездвижить на время. Так же и с этим заключённым...

― Наши имена тебе знать незачем, ― сказал сержант. ― Потому что ты никогда не будешь обращаться к нам по имени. Единственное, что тебе надлежит запомнить, это то, что мы ― охрана. Крепко запомнить, навсегда. Ты понял?

― Я запомню, ― хрипло произнёс заключённый.

Сержант взмахнул рукой, но кулак его не достиг цели. Заключённый перехватил руку сержанта, сжал её, дёрнул на себя и вывернул. Сержант испытал ослепительную вспышку боли и услышал, как хрустнул локтевой сустав.

― Я запомню, ― повторил заключённый. ― И я обязательно вернусь сюда. И тогда уже умирать будешь ты. Часто и медленно...

Холёный неожиданно возник за спиной заключённого, но тот резко пнул назад ногой и холёный с визгом рухнул на колени.

― Это касается всех троих, ― добавил заключённый, отталкивая от себя сержанта и нанося удар оторопевшему, и потому совершенно не сопротивляющемуся детине.

Детина, казалось, этого удара даже и не почувствовал. Он ошалело посмотрел на заключённого и растерянно произнёс:

― Ну, теперь тебе конец!..

И тут слух резанул громкий свистящий шорох выстрелившего бластера. Голова заключённого дёрнулась, на виске возникло чёрное обуглившееся пятно, человек как-то неестественно повернулся, взмахнул руками, словно собираясь пуститься в пляс, и рухнул на металлические плитки пола.

― Идиот... ― прошипел сержант, подходя к заключённому и массируя на ходу руку. ― Чуть руку мне не сломал, сволочь... Ты как? ― он посмотрел на холёного, всё ещё державшего в руке бластер. ― Потомство иметь сможешь?

Детина захохотал.

― Я его на лоскутки порежу, ― проскулил холёный, с трудом поднимаясь на ноги. ― Я его... он у меня... сволочь...

― Пошли к айттеру, ― прервал его сержант, глядя на начавший уже дымиться труп заключённого. ― Он должен ожить минут через пять.

Тело заключённого истаивало на глазах. И через миг на полу осталась лишь кучка серо-зелёной одежды.

― Пошли, ― поторопил сержант, первым направляясь к двери.

― Ну, сейчас он воскреснет, ― многообещающе простонал холёный, кое-как перебирая ногами, ― уж я ему устрою... Давно я не был так зол.

― Давно ты как следует не получал! ― хихикнул детина. ― А ведь и мне от него досталось! ― с неожиданным удивлением детина посмотрел на сержанта, словно только что вспомнил удар, нанесённый ему заключённым. ― Ну, сволочь! Раз двадцать убью его, это точно!..

И детина принялся живописно излагать, что именно и как он будет делать с заключённым, когда тот воскреснет. Сержант тяжело вздохнул ― воображение у детины было убогое, и дальше «я его так» и «я его этак» фантазии не заходили. Злобный же прищур холёного был страшен. Сержант невольно посочувствовал несчастному заключённому, которому предстояло провести немало часов в обществе этого холодного, жестокого и беспощадного садиста. Впрочем, жалость эта мелькнула и пропала. Потому что сержант тут же вспомнил, что приходилось испытывать ему самому ― сержанту Имперской охраны, ― когда случалось оказываться в подобном положении.

Часовые у дверей, за которыми располагался айттер, при появлении этой решительно настроенной троицы встали по стойке смирно. Сержант приказал открыть дверь и они вошли в просторную светлую комнату. Стены, пол и потолок тут были выложены белой пластиковой плиткой, легко отмывающейся и совершенно не пропускающей за пределы комнаты никаких звуков. Ослепительно-белый овальный диск айттера на этом фоне почти не был заметен. Тонкие изогнутые ножки, на которых покоился диск, тоже не бросались в глаза, и создавалось впечатление белого облака, парящего в вылинявшем от жары небе. Лишь небольшой пульт управления напоминал о том, что здесь, в этой комнате, находится айттер ― устройство, способное вернуть к жизни любое живое существо, которое предварительно было подвергнуто процедуре снятия матрицы.

― Успели, ― облегчённо вздохнул холёный, увидев пустующий пока диск и плотоядно ухмыльнулся. ― Даже сигнал ещё не сработал...

Сигнал срабатывал каждый раз за две минуты до появления объекта ― неприятный звук высокого тона, ярко-синяя мерцающая полусфера, окутывавшая белый диск. Ничего этого пока не было.

Сержант вдруг подумал, что никто толком не знает, как именно снимается матрица. Что айттер измеряет, запоминает, фиксирует? И как он воссоздаёт человека? Да и не только человека ― ксионийцы, кассилиане и альгатирейцы тоже бывали гостями урановых рудников Тарса-I. Вечными гостями, умирающими бессмертными. И каждый раз айттер срабатывал, как часы...

Сержант нахмурился. Эта мысль почему-то вызвала у него тревогу. Некоторое время он пытался понять, что же его беспокоит, но так и не смог. И только когда его холёный приятель посмотрел на часы и недовольно проворчал: «долго что-то...», до сержанта дошло, что ― да, действительно, на этот раз что-то слишком уж долго.

― Не пора ещё? ― нетерпеливо спросил детина.

― Вроде, пора бы уж, ― пожал плечами сержант. ― Ладно, подождём ещё, куда он денется?!

Прошло десять минут. Овальный диск по-прежнему оставался пуст.

― Что-то он долго не воскресает, ― проворчал холёный.

― Испугался! ― захохотал рябой детина.

Сержант промолчал. Действительно, на этот раз процесс воссоздания занял намного больше времени, чем это бывало обычно. Пять-семь минут... ну, пускай, десять. Но они стоят здесь уже минут пятнадцать, не меньше!..

У сержанта мелькнула совершенно дикая мысль, что заключённый вообще не появился. Но это же просто невозможно! То есть, возможно, конечно... Если айттер, на котором была снята матрица, разрушен и перестал функционировать. Именно ― не вышел из строя, а полностью разрушен. Потому что вывести из строя айттер до сих пор не удавалось никому ― основным элементом его служит этот самый белый овальный диск. Сложная конструкция из кристаллов, в которой до конца толком так и не разобрался, ни один учённый. Пользуются, а как она работает ― представляют себе довольно смутно. И повредить этот диск невозможно, разве что сунуть его в какую-нибудь сверхновую звезду. Так что сбой в его работе просто невозможен, разве что...