Афганистан. Подлинная история страны-легенды - Мария Вячеславовна Кича

(и неизвестное число использованных хотя бы раз), миллионы пулеметов (более одного на каждого мужчину, каждую женщину и каждого ребенка) и огромное количество боеприпасов, которых хватило бы на годы активных боевых действий. Если бы Наджибулла и моджахеды сформировали единое правительство, то Афганистан моментально превратился бы в самое мощное государство в регионе – но, конечно, этого не произошло.

Как и следовало ожидать, афганские коммунисты не могли действовать сообща даже под страхом смерти – который с каждым днем становился все более обоснованным. Бык сражался на два фронта – с внешними врагами (душманами) и с внутренними (иными членами НДПА), причем одни конфликты наслаивались на другие. Так, президент заподозрил министерство обороны в связях с Хекматияром, – что было вполне вероятно, учитывая хаос, не первый год царивший в армии. Но оборонное ведомство контролировали халькисты – и его глава Шахнаваз Танай истолковал арест своих подчиненных как очередную межфракционную склоку. 6 марта 1992 г. министр взбунтовался. Войска МВД, подчинявшиеся Быку, палили по пехотной дивизии, брошенной Танаем на столицу; баграмские самолеты атаковали город, а кабульская артиллерия пыталась их сбить. Наджибулла обстрелял мятежную авиабазу (позже он говорил: «Я так бомбил Баграм, что от него даже камня не осталось»). На следующий день правительственные войска взяли штурмом здание собственного министерства обороны.

В таких условиях Наджибулла был обречен. Его солдаты и офицеры массово дезертировали. Самый тяжелый удар пришелся на апрель 1992 г., когда Быка предал ключевой союзник – узбекский генерал-майор Абдул-Рашид Дустум[182], переметнувшийся к таджику Ахмаду Шаху Масуду. До Саурской революции Дустум был профсоюзным активистом, затем поступил на военную службу. За несколько лет он сформировал 53-ю дивизию ВС ДРА, состоявшую из верных лично ему узбекских солдат – настоящую армию внутри правительственных войск[183]. Дустум принадлежал к фракции «Парчам», но его последующие действия показали, что он не был ни парчамистом, ни халькистом, ни исламистом, ни адептом какой-либо иной идеологии. Генерал прослыл беспринципным лицемером, пьяницей – и жестоким реалистом, имевшим лишь одну цель: выжить. В противостоянии Наджибуллы и моджахедов Дустум усмотрел шанс приумножить собственное влияние. Он перешел на сторону врага, поставив Быку шах и мат – и подписав ему смертный приговор. Весной 1992 г. холмы, окружавшие Кабул, кишели десятками тысяч душманов из разных группировок – по слухам, их численность равнялась численности 11 армий. Город должен был пасть.

16 апреля 1992 г. президент с братом Шапуром Ахмадзаем и двумя приближенными попытался бежать из страны на самолете ООН, но Дустум заранее обо всем позаботился. Заметив блокпост по дороге в аэропорт, Наджибулла велел шоферу мчаться назад в Кабул – в миссию ООН. Там мужчины обрели убежище, которое моджахеды, как ни странно, уважали и не тронули. Бык и его люди провели в вынужденной изоляции следующие четыре года; в этом плане их пристанище не слишком отличалось от тюрьмы – за исключением того, что они могли заказать доставку еды и пересмотреть сотни болливудских фильмов.

28 апреля 1992 г. моджахеды без боя вошли в Кабул с разных сторон. Первыми в столицу проникли отряды Ахмада Шаха Масуда. Режим НДПА, продержавшийся 14 лет, рухнул. В одном из последних интервью Наджибулла сказал корреспонденту газеты «The New York Times»: «Если фундаментализм возобладает в Афганистане, то война будет продолжаться долгие годы, а страна превратится в центр мировой контрабанды наркотиков и терроризма». Теперь Бык мог из укрытия наблюдать за тем, как сбывается его пророчество.

Еще в Пакистане душманы разработали план временного коалиционного афганского правительства[184] – Совета Джихада. Согласно плану, Демократическая Республика Афганистан была переименована в Исламское Государство Афганистан (ИГА). Президентское кресло занял Себгатулла Моджадедди – отпрыск уважаемой суфийской династии и лидер «Национального фронта спасения Афганистана» (самой маленькой партии из Пешаварской семерки). Спустя два месяца – 28 июня 1992 г. – его сменил Бурхануддин Раббани, который должен был управлять страной до 28 октября, а затем уйти в отставку в преддверии выборов. Ахмаду Шаху Масуду, которого Запад считал главным героем сопротивления, предназначался пост министра обороны (зарубежные СМИ, не вникающие в тонкости афганской политики, с разочарованием писали: «Всего лишь»). Хекматияр получил должность премьер-министра и… отказался. Он метил в президенты и имел соответствующие аргументы: мощную джихадистскую группировку («ИПА») и друзей из «ISI». Те, в свою очередь, очень хотели, чтобы Пакистан обрел контроль над Афганистаном через «инженера Гульбеддина».

Поначалу все шло по плану. Срок Моджадедди истек, и на его место заступил Раббани. К тому времени благообразный профессор разбогател. За годы самоотверженной борьбы с режимом он обзавелся птицефабрикой и ковровыми мастерскими в Пакистане. Кроме того, Раббани занимался контрабандой и торговал наркотиками. До осени 1996 г. он являлся одним из крупнейших поставщиков опиума и героина в мусульманские страны, а также незаконно вывозил лазурит из Бадахшана и изумруд – из Панджшера (последнее вряд ли было бы осуществимо без содействия его верного ученика Масуда). Помимо богатства, сей почтенный старец приобрел репутацию весьма свирепого человека – например, весной 1985 г. он утопил в крови восстание военнопленных в лагере Бадабер. Под началом столь авторитетного президента Хекматияр неохотно принял пост премьер-министра, но в Кабул так и не приехал. Впрочем, он обещал вернуться «с обнаженным мечом» – но подобные пассажи были в духе «инженера Гульбеддина».

Все вышесказанное касалось Пешаварской семерки, но ведь была еще и Шиитская восьмерка – и она тоже претендовала на свой кусок кабульского «пирога». В 1989 г. хазарейские группировки образовали «Хезб-и Вахдат-и Ислами Афганистан» (дари

 – партия исламского единства Афганистана) – и спустя три года вторглись на юго-запад столицы, населенный в основном хазарейцами. Разные джихадистские силы контролировали разные части города на основе Пешаварских соглашений, но хазарейцы нарушили хрупкий баланс. Разумеется, передел столицы был лишь вопросом времени – но этот миг настал в апреле 1992 г. Вопреки ожиданиям, ожесточенная битва за Кабул разгорелась не между коммунистами и моджахедами, а внутри моджахедского лагеря.

Таджик Масуд и пуштун Сайяф решили проучить зарвавшихся соперников и заняли районы к северо-востоку и юго-западу от хазарейских кварталов соответственно, зажав хазарейцев в клещи. Началась резня, которая вскоре охватила весь город. Хазарейцы яростно защищались. Межэтнический и межконфессиональный конфликт предсказуемо вылился в bellum omnium contra omnes[185]. Городские бои перемежались периодами затишья, но для людей, живших в Кабуле с 1992 г. по 1996 г., все происходящее казалось сплошным кровавым кошмаром. Более 60 тыс. человек погибли, около 300 тыс. бежали в сельскую местность. Ситуацию усугубляло то, что исторически в столице доминировали таджики и хазарейцы; пуштуны же были в меньшинстве – и теперь они всячески демонстрировали кабульцам, кто хозяин