Новатерра - Георгий Булавин

      Десятилетнюю девчонку, умиравшую от голода, страха и ночных морозов, нашёл в лесу охотник Павел Никоненко. Так она и оказалась в общине Города Солнца. Никакого солнца, там, конечно, не было, лишь грязь, убожество и мрак. Девочку-подростка сразу же взяла к себе добрейшая женщина, Анна Сергеевна, бывшая школьная учительниѓца, что жила в холодной, но чистой землянке вместе с немощной иноѓкиней, матерью Прасковеей. Они заботились об Алёнке как могли, воспитывали, обучали грамоте, Закону Божьему, всему, что помнили из прошлой жизни. А несмышлёная Алёнка очень удивлялась, почему приёмные баѓбушки не разрешают ей гулять до темноты, а если позволяют выйти на поляну, то лишь когда сами осмотрятся наверху. И вот в один несчастный день, уже после смерти монахини, когда Сергеевна болеѓла, подросшая Алёна не спросясь покинула землянку...

      Потом были годы кошмара. Изо дня в день. Особенно - из ночи в ночь. И конец этому пришёл только вчера... Нет, сегодня! Сегодня, когда она своими глазами увидела конец своего мучителя, а про смерть другого узнала от людей. Прошлым вечером она не смогла удержаться и позвала милую темноволосую женщину, которая впервые за столько лет обняла её, произнесла слова успокоения, а после слушала и плакала... Впервые за столько лет, ибо страшные Иваны не позволяли Сергеевне даже глядеть в её сторону, лишь Паша навещал, жалел и помогал чем мог. Если бы эта женщина, Алина, вчера не пришла, Алёнка покончила бы с собой... Может быть, покончила. Ведь она уже тысячи раз собиралась это сделать! Не смогла. Не имела права губить душу... И вот душа её раскрылась. Она рассказала Алине всё. Всё! Всё!!! Всё...

      А после снова появился этот Человек... Она видела его у пристани - ангела Апокалипсиса на могучем белом коне. Она помнила его из давних снов, из зыбких миражей, из робких девичьих предощущеѓний. Она слышала гром, что возвестил его прибытие. Заметила неоѓписуемый ужас на лице Вождя, который обречённо прошептал: 'Гетѓман'... Незнакомое слово напомнило ей о чём-то грозном и величественном, о необоримой Силе, которую не сможет сокрушить ничто на этом жалком свете. Каким же ничтожеством показались ей тогда все, кто окѓружал её долгие годы! Кроме, может быть, Паши и Сергеевны... И омерзение это сохранялось до последнего момента, когда так медленно двигавшиеся стрелки часов достигли наконец желанных двадцати ноль-ноль...

      Алёна ужасно боялась, что после ночного происшествия Гетман изменит свой наказ, её отдадут Вождю, и всё начнется сначала... Боялась и не верила - такой человек, как Гетман, не мог бросить её, не мог взять назад единожды произнесённое слово, ведь оно будто отпечаталось на твердокаменных скрижалях - быть по сему! Так передал ей Бог через ангела своего, прекрасного белоснежного лебедя. Об этом же сказали девушке Его глаза. Он, Гетман, пришёл ночью и показался уже не таким громадным, сильным, неприступным. У гранитной скалы были глаза, обычные человеческие глаза, полные тепла, доброты и сострадания. Алёнка глядела в них неотрывно, купалась в ласковых волнах пронзительно мягкого взгляда, тонула в пучине щемящего серѓдце блаженства. А потом...

      Потом раздался стук в дверь палаты. Он?!!...

      Однако на пороге появился Паша Никоненко с букетом полевых цветов. Алёна была рада его видеть. Была бы. Не сейчас!

      - Здравствуй, милая Алёнушка!

      - Здравствуй, Паша, - тихо произнесла она и через силу улыбнуѓлась.

      - Как ты, родная?!

      - Спасибо, Паша, всё в порядке... Заходи завтра, ладно? Я не очень хорошо себя чувствую.

      - У тебя что-нибудь болит, моя хорошая?! Может, врача..?!

      - Нет, что ты, не нужно! Просто жарко было... я устала... столько событий!

      - Хороших событий, моя прелесть! Я ведь чувствовал, что ты станешь свободной и счастливой. Самой счастливой на свете!..

      'Я - тоже, - подумала Алёна. - Тоже чувствовала. Верила. А теперь точно знаю. И надеюсь на большее... Нам ведь, как учила мать Прасковея, всегда мало, ибо грешны мы, прости нас, Господи!'.

      - Я ухожу, отдыхай, милая, всё будет хорошо!

      'Не Он!!!' - едва не плакала Алёна...

      А Он тем временем томился в соседней палате подобными же чувѓствами, походя слушая хорунжего Добророда. Старый воин встретил гетмана с несказанным удивлением на потухшем лице, долго благодарил за милость, клялся, что абсолютно здоров, готов хоть сейчас рвануть по следу коварного 'шефа'.

      - ...И вот что я подумал, товарищ полковник, пока здесь отдыѓхал: этот... который лысый, сказал шефу, что тварь молчит. Или дрянь? А может, сволочь, не помню точно... Я так понимаю, раз молѓчит, значит, на связь не выходит. Товарищ полковник, а вдруг она у нас сидит, здесь?! Затаилась, сука!

      Гетман досадливо поморщился.

      - Кто-то сидит, Макарыч, это как пить дать. Ищем... А почему ты решил, что 'она', а не 'он'?

      - Ну, так 'дрянь' же! Или 'сволочь'?

      - Интересная мысль, товарищ гвардии старший сержант, интересная...

      Распрощавшись с Доброродом, гетман вышел в коридор, отобрал у Алексея букет, отправил парня в вестибюль, повертел розы в руѓках, секунду поразмыслил и... И постучал в дверь палаты номер 33.

      'Он!!!' - будто электрический разряд пронзил Алёнку.

      На сей раз это и впрямь был Он. Гетман. Величественный. Неѓприступный. Гордый. Но глаза всё так же светились добротой.

      Он. Он! Он!!!

      - Здравствуй, Алёнушка!

      Вскочить! Броситься к нему! Боже!..

      Она уже рванулась и лишь нечеловеческим усилием сдержала содрогавшееся тело на подушках. А после навалилась тяжесть... сладкая истома... блаженство... счастье... Божья благодать...

      - Здравствуйте, батюшка... - только и смогла вымолвить она.

      Он придвинул кресло, сел рядом. От него пахло душистым табаком, кофе, тёрпким парфюмом, уличной пылью, цветами, чем-то ещё - неуловимым, таким близким, родным, но ужасно далёким, еще вчера казалось, безвозвратным, из той, почти забытой первой жизѓни, счастливой, светлой, так нелепо оборвавшейся...

      - Ты можешь называть меня Александром Александровичем, - улыбѓнулся гетман, но подумал, что жёсткое имя его никак не подходит для нежных уст прелестной девы. - Впрочем, называй так, как тебе удобно. Скажи, откуда у тебя это 'батюшка'?

      - Не знаю, Алексан Саныч, не помню... Меня воспитывала инокиня. Наверное, от неё...

      - Ты верующая?

- Да...

      - У нас есть православный священник. Может быть, направить его к тебе?

      Сказал, а сам поморщился: забулдыгу Никотина - к этому несмышлёному, страдающему ангелу?! Святотатство!

      - Спасибо, батюшка... э-э... Алексан Саныч, не стоит, поправѓлюсь - сама схожу.

      - Как ты себя чувствуешь, Алёнушка?

      Старый солдат произносил имя девушки с каким-то особым насѓлаждением, ласкал его языком, нежно касался огрубевшими губами.

      - Спасибо, всё хорошо...

      Сейчас ей и впрямь было хорошо. Как никогда ранее. По крайѓней мере, в этой жизни. Да и в прошлой, если честно, - тоже...

      - Тебе придется некоторое время провести здесь, моя девочка. У тебя удивительно крепкий организм, но всё равно здоровье серьёзно подоѓрвано. У нас опытные врачи, много лекарств, тебя быстро поставят на ноги. А потом...

      Кончиками пальцев он коснулся нежной девичьей щеки. Веки Алёны оглушительно захлопнулись - как будто плотный занавес упал на их альков, - жаркие губы ткнулись в мозолистую ладонь. Боже! Фея! Сказочная! Удивительная! Неземная! Моя!!!

      - ...потом, - осипшим голосом продолжил Александр, - ты сможешь жить, как все мы, больше никто и никогда не причинит тебе боли и страданий. Обещаю тебе, милая. Клянусь тебе!

      Уже и левая рука его потянулась к девушке, он почувствовал - сейчас или стиснет её в объятиях, чтобы никогда уже не отпускать, или... нет! Категорическим приказом каждому из нервов, каждой мышѓце, он подавил нахлынувший порыв и только тут заметил, что тянулся к деве лепестками роз, благоухающим букетом нежно-алых солнц.

      - Ох, совсем забыл! Это тебе, девочка!

      - Спасибо...

      - Выздоравливай, поправляйся, - Александр через силу встал, - а я пойду, дела не ждут, моя хорошая...

      Ни дел, ни мыслей не было. Она! И всё!!!

      Как вдруг будто неистовый буран сорвал девчонку с ложа Одиночесѓтва. Разлетелась легкая больничная пижама. Она бросилась на грудь Александру, обвила шею трепетно дрожащими руками, одурманила тонѓким ароматом молодого бьющегося тела, покрыла щетинистое мужское лицо жаркими влажными поцелуями и кипящими слезами.

      - Я!.. Не!.. Прошу!.. Я!.. Вы!.. Ты!.. Не надо!.. Пожа-луйста-а-а! - и горько разрыдалась.

      - Милая... Алёнушка... солнышко моё ясное... бедная малышка, - шептал Александр и думал: 'Бежать! Прочь отсюда! Иначе я не уйду уже никогда! Никогда!', - всё будет хорошо, родная... ничего и ниѓкого не бойся... мы будем видеться часто... очень часто... успоѓкойся, сладкая, приляг...