Новатерра - Георгий Булавин

      - Я!.. Не!.. Прошу!.. Я!.. Вы!.. Ты!.. Не надо!.. Пожа-луйста-а-а! - и горько разрыдалась.

      - Милая... Алёнушка... солнышко моё ясное... бедная малышка, - шептал Александр и думал: 'Бежать! Прочь отсюда! Иначе я не уйду уже никогда! Никогда!', - всё будет хорошо, родная... ничего и ниѓкого не бойся... мы будем видеться часто... очень часто... успоѓкойся, сладкая, приляг...

      - Батюшка... не надо... не уходи... я так ждала... тебя... только тебя!

      Александр бережно разжал объятия, поднял девушку на руки, на миг прильнул к её плечу и, чуть было ни выплеснув вскипающую душу, усадил на постель. Алёна зарылась в подушки и зарыдала пуще прежнего.

      Он набрал он генерального врача. Старый друг вопреки обыкноѓвению оказался на месте.

      - Док, бегом в тридцать третью! Сам! Один! Возьми... ну, сам знаешь. И тихо!

      Не прошло минуты, как Шаталин наполнил шприц довольно мощным седативом, умело ввёл иглу в еле заметную вену на руке девушки. Та гляѓдела на Александра пронзительным молящим взглядом. Он прикрыл веѓки и молча кивнул головой - всё будет хорошо, малыш!..

      Уже в коридоре Док участливо спросил:

      - Спиртику налить, Саныч?

      - Пожалуй...

      В кабинете на первом этаже клиники он сноровисто отхватил краюху от буханки свежего, ещё парящего хлеба, вскрыл банку плотѓвы, откупорил минеральную, на три пальца плеснул гетману водки. Тот выпил, не притронувшись к 'обильной' закуске, глубоко затянулся 'Золотой Явой'. Не пробрало. Выклянчил у Дока 'Беломорканал'. От первой же затяжки в бронхах сработал термоядерный боезаряд.

      - Кхе-кхе! Ты, братец, что, марихуану туда добавляешь?!

      - Обжаешь, Саныч! Что значит - добавляю?! Чистый каннабис! - воскликнул старинный друг, а после без тени ухмылки спросил. - Что, зацепила?

      Гетман промолчал, лишь согласно кивнул головой.

      - Я, между прочим, не о папиросе.

      - Я - тоже. И честно признаю́сь: да, зацепила. Немножко.

      - Немножко ли?! Знаешь, у неё необычайно крепкий организм. Столько лет в этом дерьме, и...

      - Давай об этом после, Николаич, - перебил гетман. - Спасибо тебе! Пойду я...

      Док повел глазами вверх.

      - Далеко?

      - Нет, брат, домой. Попробую...

      - Ну-ну!

      В сгустившейся вечерней мгле гетман брёл через ворота замѓка. Позади молча шагал верный бодигард. Огромные, едва ли не кремѓлевские часы, нагло упёртые с какой-то железнодорожной станции, гулко пробили десять раз. Гетмана не покидало предощущение не-ведомого Нечто, то ли праздника, то ли катастрофы, но никак не банального скучного вечера. Перед крыльцом коттеджа, отправив Лёху отдыхать, он прислушался: откуда-то с тыльной стороны здания доносилась негромѓкая торжественная мелодия - канувшие в Лету Eagles исполняли бесѓсмертный гимн своего вокально-инструментального творчества, Hotel California, его любимое музыкальное произведение. Выходит, празѓдник. Со слезами на глазах. Кое для кого... Ладно, поглядим! Будем посмотреть...

      ...Алина, сияя лучезарной улыбкой, настежь растворила дверь. Дэна не было. Оно понятно, - думал Александр, - будем развлекаться! Интересно, что она выдумала на сегодня?!

      - Добрый вечер, Аль! - поцеловала его верная супруга.

      Он испугался: вдруг спросит невзначай - как там Алёнка? И что он тогда ответит?! Типа, откуда ему знать?! Ага, тот самый случай! В 'мегаполисе'...

      - Добрый вечер, моя прелесть! А где наш черномазый?

      - Ваш Большой Друг отпросился в гости, к утру обещал быть.

      - Ну, раз обещал...

      Александр походя заметил, что жена, хотя и оставалась в майке-топ и домашних шортах, явно провела за туалетным столиком не менее часа, а перед этим как минимум столько же - в ванне. Именно туда, в ванную комнату, Алина, взяв под руку, и проводила его.

      - А-а..? - начал было Александр, думая об ужине.

      - 'А-а' потом! И не задерживайся, дорогой, я жду, - загадочно улыбнулась она, прикрывая дверь.

      А он уже нисколько не сомневался, что именно последует за такой прелюдией. Вечер яростных страстей! Возможно, будет зверски изнаѓсилован прямо здесь. Или на выходе из ванной. Или ещё где-нибудь - места в квартире предостаточно... Разрядив оружие и сбросив воинскую справу, он быстро принял душ, тщательно выбрился, расѓтёрся мягким пушистым полотенцем и дезодорирующими салфетками, освежил лицо и рот, потянулся за халатом и... обнаружил на вешалѓке смокинг. Да-а!..

      Квартира была погружена во мрак, лишь на балконном стекле игѓрали неясные блики. Поскрипывая неразношеной обувью, Александр вышел на просторную лоджию. Атласная 'бабочка' неприятно сдавливала кадык. Какие жертвы. Бог же мой! 'Сам виноват!' - казалось, говорили ему насмешливые глаза супруги, чёртики в них изготовились к разнузданѓной оргии. Он ясно понимал: ни выяснения отношений - что вполне обычно, в смысле, отсутствие оного, - ни расспросов, ни упрёков не будет и близко. Над ним попросту надругаются. Чтобы проникся! И себя не забывал...

      Ласковый ночной ветерок чуть шевелил короткие смоляные волосы Алины, развевал низ вечернего платья из неведомой антрацитово-чёрной материи, с открытыми плечами, удлинённым приталенным лифом и глубоким вырезом на груди. Открытые лаковые босоножки на высоком каблуке делали милую женщину выше и стройнее, придавали осанке её величавость. На матовой от свежего загара коже поѓблескивало платиновое колье с россыпью мелких бриллиантов.

      - Пор фаво́р, команданте! - лучезарно улыбаясь, по-испански пригласила его супруга. - Проходите, сеньор, чувствуйте себя как дома.

      Вечер явно был задуман в стиле аборигенов Пиренейского полуострова. Испанским Алина владела свободно, ибо успела пожить не только в Германии, но и, как совсем недавно узнал 'сеньор', где-то в Латинской Америке. Сам же он - не намного лучше, чем суахили. Однако, чуть расшевелив извилины, не сплоховал. Гетман-то просвещённый, не какая-нибудь безграмотная, скудоумная Ванька Мазепа...

      - Буэнас тардес, донна белла! - церемонно поклонился он.

      - Буэнас ночес, команданте! - поправила его Алина. - Послеполуденный 'буэнас тардес' закончился с наступлением темноты.

      - Мучас грасиас! - поблагодарил он, отныне просвещённый вовсе уж до безобразия.

      Хотел было добавить о непреходящей значимости данной информации для среднего русского гетмана, не говоря уже о великих - формата Александра Твердохлеба, - но оборвал себя на полуслове. Хотя и с опозданием.

      - Что там сеньор бормочет? - насторожилась Алина.

      В принципе, она не обиделась бы ни на лёгкую иронию, ни даже на злобненький сарказм, - это ведь не равнодушие! - однако гетман не стал испытывать судьбу на прочность. Рыльце-то в пушку!

      - Сеньор бормочет серенаду, - неосторожно брякнул он.

      И тем подверг нешуточной угрозе не только самое себя, но и всё живое на планете.

      Потому что Вселенная содрогнулась от ужаса.

      Подобное с нею случалось, когда тенор Алессандро Гетман пел...

      А он таки запел!

      Гаснут дальней Альпухары

      Золотистые края...

      На призывный звон гитары

      Выйди, милая моя!

      От Севильи до Гренады

      В тихом сумраке ночей

      Раздаются серенады

      Раздаётся звон мечей...

      - Хм! Хм! Хм! - тактично сдержала смех Алина, больше того, похвалила исполнителя. - Браво! Я бы даже сказала: брависсимо!

      Пытаясь отблагодарить поклонницу за комплимент, тенор-полиглот сорвался на немецкий. А когда вспомнил, что гастролирует в Испании, поправил сам себя... по-польски.

      - Филен данк! Ну, в смысле, дзенкуемо бардзо... Может, на бис?

      - Ой, нет! Как-нибудь в следующий раз.

      Наверное, она была права, потому что вой растревоженных по всей округе псов никак не способствовал романтическому продолжению вечера...

      Сумерки окончательно растворились в непроглядной июньской тьме. Толстые ароматные свечи подрагивали в пузатых коньячных фуѓжерах, создавая дымчато-бледный световой экран, практически скрыѓвавший абрис цитадели, мерцание далёких звёзд и шевеление вальяжѓной Равы под Луной. Посвеѓжевший к ночи эфир был напоён ароматами терпких духов, луга, воды, фимиама свечей и острых специй. Затихли собаки, из динамиков тихо и успокаивающе лилась мелодия древней канцоны, далеко внизу стрекотал неугомонный сверчок, со стороны станицы доносилась протяжная, мерная, печальная русская песня.

      Ну, что же, у всякой Марфушки свои погремушки! Великий тенор Алессандро Гетман, постепенно втягиваясь в атмосферу испанского вечера паррафада, то бишь визави, под аккомпанемент собственных погремушек - щелчков каблуками по ламинату пола и пальцами рук на манер кастаньет - чуть слышно мурлыкал: