Стратегия Банкрофта - Роберт Ладлэм

Там, в библиотеке, находились изрешеченные пулями останки Никоса Ставроса. Мертвым он казался еще более крохотным, чем был в жизни; конечности его словно стали еще более тощими. Повсюду вокруг была кровь. В открытых глазах застыл безжизненный взгляд.

Белнэп осмотрелся вокруг. Изящная деревянная обивка стен была покрыта пулевыми отверстиями. Подобрав с пола бесформенный кусок свинца, пробивший деревянную спинку кресла, Белнэп подержал его на ладони, оценивая вес и размеры. Это были не стандартные боеприпасы армейского образца; такими пулями с медной оболочкой и полым наконечником пользуются оперативные сотрудники разведывательных ведомств Соединенных Штатов. Такие всегда любил сам Белнэп. Казалось, кто-то поставил перед собой задачу свалить на него вину за это преступление.

В открытое окно в прихожей Белнэп услышал, как Макджи разговаривает по сотовому телефону со своим начальством. В основном перечисление технических деталей о местонахождении, о характере выстрелов. Затем сотрудник УБН добавил тихим голосом:

– Он здесь. – Пауза. – Нет, я видел его фотографию, и я уверяю вас, что он сейчас находится здесь.

Белнэп вышел из особняка и направился к «Лендроверу». Макджи шагнул к нему, приветливо помахав рукой, с широкой улыбкой на лице.

– Послушайте, – сказал он, – вот как раз с вами я и хотел поговорить. – Его голос был дружелюбным, вежливым.

Подбежав к машине, Белнэп вскочил за руль и рванул с места.

В зеркало заднего вида он увидел, что полицейские, стоящие перед особняком, находятся в смятении. Они свяжутся с начальством и выяснят, как им быть дальше – бросаться ли в погоню? Но когда поступит приказ начать преследование, будет уже слишком поздно.

У Белнэпа перед глазами мелькнуло перепуганное лицо Никоса Ставроса, каким он его видел, посетив особняк сегодня утром. Казалось, магнат решил, что к нему в гости пожаловала сама смерть.

Неужели он был прав?

Глава 22

– Эта штуковина продолжает записывать? – широко улыбнулся здоровяк техасец.

Он не жалел сил, пространно защищая себя от многочисленных критиков, и его очень радовало, что этот журналист – откуда он, из «Форбс» или из «Форчун»? – не прерывал поток его излияний. Вся стена у него за спиной была завешана фотографиями: он на охоте, он на рыбалке, он катается на горных лыжах. Заключенная в рамку обложка отраслевого журнала провозглашала его «флибустьером говядины».

– Не беспокойтесь, – ответил бородатый мужчина, сидящий в кресле для посетителей, пододвинутом к массивному письменному столу из красного дерева. – Я всегда ношу с собой запасные батарейки.

– Потому что, если я разговорюсь, остановить меня трудно.

– Полагаю, исполнительному директору одного из крупнейших производителей мяса в стране есть о чем рассказать.

Глаза журналиста сверкнули за очками в толстой оправе; он непринужденно улыбнулся. Техасец мысленно отметил, что этот человек совсем не похож на всех тех представителей прессы, с которыми ему приходилось иметь дело.

– Что ж, как любил повторять мой папаша, истина – штука красноречивая. А что касается этих слухов насчет злоупотреблений средствами пенсионного фонда сотрудников – это не более чем слухи. Мои предложения нацелены на благо всех акционеров. Я хочу сказать вот что: займитесь арифметикой. Разве акционеры тоже не люди, а? Среди них множество тетушек, засидевшихся в старых девах, и одиноких старушек. Вы когда-нибудь слышали, чтобы эти прослойки общества беспокоились об интересах акционеров?

Мужчина с диктофоном истово закивал.

– И нашим читателям будет очень интересно услышать про это. Но пока на улице еще не совсем стемнело, мне бы хотелось, чтобы наш фотограф сделал несколько снимков. Вы ничего не имеете против?

Улыбка, делающая честь стоматологу техасца.

– Ведите его сюда. Могу сказать, слева в профиль я получаюсь лучше всего.

Журналист вышел из углового кабинета техасца и тотчас же вернулся со своим напарником, мужчиной мощного телосложения, с квадратной головой и короткими русыми волосами, в которых не сразу можно было узнать парик. Фотограф принес с собой сумку с оборудованием и треногу в чехле.

Исполнительный директор протянул руку.

– Авери Хаскин, – представился он. – Впрочем, вам это известно. Я как раз говорил вашему коллеге Джонсу, что слева в профиль я получаюсь лучше всего.

– Моя фамилия Смит, – сказал фотограф. – И я сделаю все быстро, как только смогу. Вы ничего не имеете против того, чтобы я снял вас вот так, сидящим за письменным столом?

– Тут вы босс, – сказал Хаскин. – Впрочем, подождите, – босс здесь я.

– А вы шутник, – заметил Смит. Подойдя сзади к исполнительному директору компании «Говядина Хаскина», он открыл чехол и вместо треноги достал из него пневматическое ружье.

Обернувшись, техасец увидел, что держит в руках так называемый фотограф, и его улыбка тотчас же погасла.

– Какого черта…

– О, вижу, вы узнали эту вещицу. Впрочем, этого следовало ожидать, не так ли? Кажется, именно с ее помощью на ваших скотобойнях убивают коров, я не ошибся?

– Проклятие…

– Если вы двинетесь с места, это будет большой ошибкой, – ледяным голосом оборвал его Смит. – Разумеется, может быть, ошибкой будет не двинуться с места.

– Послушайте меня. Вы, ребята, активисты движения за права животных? Вы должны понимать, что моя смерть ни черта не изменит.

– Это позволит спасти пенсионные накопления пятнадцати тысяч рабочих и служащих вашей компании, – веселым голосом произнес Джонс, перебирая пальцами растительность на лице – волокна искусственной шерсти на подложке, приклеенные к коже. – Их пятнадцать тысяч, а вы один. Займитесь арифметикой, а?

– Но мне очень понравилось, что вы приняли нас за борцов за права животных, – вставил Смит. – Естественное предположение, когда с главой компании по производству говядины расправляются тем самым инструментом, которым несчастные коровы профессионально истребляются на его скотобойнях. По крайней мере, мы на это рассчитывали. Это определенно направит расследование по ложному следу.

– Помнишь того политика, которого мы прихлопнули в прошлом году в Калмыкии? – переглянулся со Смитом Джонс. – Правительство даже приглашало токсиколога из Австрии. В конце концов никто так и не смог понять, в чем дело. Было решено, что речь действительно идет об отравлении морепродуктами.

– Готов поспорить, наш приятель Авери не уделяет достаточного внимания дарам моря, – сказал Смит. – Авери, вы не завещали свои органы на трансплантацию?

– Что? – У техасца на лбу выступили крупные градинки пота. – Что вы сказали?

– Уже завещал, – напомнил напарнику Джонс. – Вот уже неделя, как я заполнил от его имени все необходимые документы.

– Что ж, в таком случае за дело, – сказал Смит, настраивая шоковое ружье. – Воистину, гром среди ясного неба, да? Для торговца говядиной очень забавный способ расстаться с жизнью.

– Вы находите это смешным? О господи, пожалуйста, господи…

– На самом деле когда-нибудь мы действительно оглянемся назад, вспомним это и посмеемся от всего сердца, – сказал мужчина с шоковым ружьем в руках. Он поймал на себе взгляд Джонса.

– Посмеемся? Да вы спятили! – Голос Авери Хаскина был наполнен изумлением и яростью.

– О, вас я не имел в виду, – сказал Смит, посылая Хаскину в мозг мощный электрический разряд.

Сознание покинуло техасца мгновенно и безвозвратно, однако мост головного мозга и продолговатый мозг, отвечающие за дыхание и работу сердца, остались нетронутыми. В больнице электрокардиограмма подтвердит, что головной мозг Авери Хаскина мертв. После чего начнется сбор урожая донорских органов.

«Туша высшей категории», – подумал Смит. Замечательная судьба для флибустьера говядины.

Как говорил опыт Белнэпа, все большие города окружены промышленными пустошами, и Нью-Йорк не был исключением. По обе стороны вдоль дороги тянулись огромные резервуары с природным газом и заводские корпуса из красного кирпича, внушительные, но заброшенные, скелеты вымерших мастодонтов ушедшей индустриальной эры. Постепенно заводы сменились складами, находящимися в различной стадии запустения, а затем пошли мрачные кварталы недостроенных жилых домов. Появились следы человеческого обитания: дренажные канавы, заваленные упаковками из-под продуктов, взятых на вынос в ресторанах быстрого обслуживания, асфальт, искрящийся зелеными и бурыми брызгами стеклянных осколков – шрапнель алкоголизма. «Если ты не бездомный, сейчас ты уже должен быть дома», – грустно подумал Белнэп. Резко выкрутив рулевое колесо взятой напрокат машины, он выскочил на встречную полосу и тотчас же вернулся обратно: такими бросками и торможениями он не давал себе заснуть.