99 имен Серебряного века - Юрий Безелянский

«Жутко приближаться к Толстому — так он огромен и могуч; и в робком изумлении стоишь у подножия этой человеческой горы. Циклопическая постройка его духа подавляет исследователя…» (Юлий Айхенвальд).

«Это не человек, а человечище, Юпитер» (Антон Чехов).

Ты как пророк явился к нам,Тебе чужды пороки наши —И сладкой лести фимиамИ злом отравленные чаши.Ты хочешь небо низвестиНа нашу сумрачную землю… —

так писал Константин Фофанов. И Анна Ахматова в восхищении: «Силища какая. Полубог! Но весь из себя и через себя — и только…» Дмитрий Мережковский утверждал, что человеческий смысл творчества Толстого в том, что тот отважился смело заглянуть в «бездну плоти».

«Пока Толстой жив, — размышлял Александр Блок, — идет по борозде за плугом, за своей белой лошадкой, — еще росисто утро, свежо, нестрашно, упыри дремлют, и — слава Богу. Толстой идет — ведь это солнце идет».

До наступления Серебряного века были написаны Толстым «Казаки», «Война и мир», «Анна Каренина», «Крейцерова соната», «Исповедь»… В 1899 году был закончен роман «Воскресенье». Уже после смерти Льва Николаевича были опубликованы «Отец Сергий», «Живой труп», «Фальшивый купон»…

Толстой переписывался чуть ли не со всем миром. Он получил около 50 тысяч, написал сам 8 312 писем. В интервью в 1905 году он сказал корреспонденту газеты «Будапешт Хирлап» Густаву Шерени: «Вы можете спрашивать меня о чем угодно. Я отвечу в соответствии со своими убеждениями, потому что мой главный принцип — истина, и человек в ответе только перед Богом. Я не боюсь никого на свете и буду говорить правду, даже если меня снова предадут анафеме…»

Великому правдолюбцу и мудрецу вопросы задавали разные. «Дорогой граф, что мне делать?» — писали отовсюду, — из Америки тоже. Кстати, в Америке издан фундаментальный труд «Л.Н. Толстой и США», где собраны сотни писем простых американцев.

Из ответов американскому журналисту Джеймсу Крилмену (1901): «Когда добро и зло противоборствуют на равных, побеждает добро. Таков общий закон жизни».

Но, увы, на равных не всегда выходит, это почувствовал и испытал сам Толстой, когда в конце февраля 1901 года он был отлучен от церкви. Однако это отлучение вызвало обратную реакцию в народе: опальный граф был завален сочувственными телеграммами и письмами, резко возросло паломничество в Ясную Поляну. Лев Толстой окончательно превратился в идола просвещенной России. Игорь Северянин рисовал такую картину:

Солдат, священник, вождь, рабочий, пьяныйСкитались перед Ясною Поляной,Измученные в блуде и во зле.

К ним выходило старческое тело,Утешить и помочь им всем хотелоИ — не могло: дух не был на земле…

А ходили ли к Толстому революционеры, террористы и большевики? Лично мне не хочется писать, как писали в советское время: «Революция, Ленин, Толстой», имея в виду статью Ленина «Лев Толстой как зеркало русской революции». Толстой критиковал социализм. Убеждение, что можно придумать наилучшее устройство экономической и социальной жизни людей, Толстой назвал суеверным устроительством. И говорил, что «вредно и тщетно устраивание жизни не только для других людей, но и самого себя… почти все зло мира от этого».

В обращении «Правительству, революционерам и народу» писатель убеждал, что для того, чтобы положение людей стало лучше, надо, чтобы сами люди стали лучше. Но никто не услышал Толстого. Никто не захотел исправляться и духовно совершенствоваться. Как жили во зле, так и остались во зле. Во зле и разрушали Россию…

Еще один крик Толстого «Не могу молчать» (1908) — против смертной казни, — тоже не был услышан.

Не был удостоен Лев Толстой и Нобелевской премии, что сегодня нам кажется весьма странным. Странным для нас, но не для Льва Николаевича, ибо он в конце жизни боялся только двух вещей: своей жены и Нобелевской премии. «Отказываюсь же я потому, что убежден в безусловном вреде денег», — отвечал Толстой всем, кто его уговаривал, что нельзя отказываться от Нобелевской премии. Деньги вредны? Да, Лев Николаевич — уж точно не Алексей Николаевич, тот, третий Толстой как раз очень любил «металл» и роскошь, связанную с ним.

Итак, Лев Толстой отказывался от премии. С другой стороны, Норвежский Нобелевский комитет трижды выдвигал Толстого на соискание Нобелевской премии, и трижды эта кандидатура была отвергнута из опасения прославить знаменитого «анархиста», чья «философия разбросана и бессистемна». Н-да… Чего только не бывает в этом мире!..

А тем временем Лев Николаевич продолжал работать, в частности, над книгой «Круг чтения». И как отмечал Юлий Айхенвальд: «Сквозь рассуждения и морализацию его позднейших книг прорывается, словно луч неугасимого солнца, прежняя сила художественных очарований».

Приведем выдержки из дневника Душана Маковицкого, непосредственного свидетеля жизни Льва Николаевича в Ясной Поляне:

27 мая 1905 года: «Л.Н.: На моих глазах народ испортился. Но я перед русским народом благоговею. У него религия, философия, искусства свои…»

10 марта 1906 года: «Л.Н.: Какое время! Много злобы, озлобления от революции. Но и пропасть добра: свобода печати, могут читать Герцена, декабристов…»

3 ноября 1906 года: «Л.Н.: Читаю Фихте и Руссо и прихожу в ужас… Потому что все это сто лет тому назад было высказано, а действия никакого».

8 августа 1907 года: «Л.Н., сидя на диванчике, вздохнул: — Как хорошо быть 80-летним! Не строишь планы: то и то сделать, а просто живешь».

13 апреля 1908 года: «Л.Н. очень усердно занимался. Софья Андреевна шла ему сказать, чтобы прервал, отдохнул. Л.Н. ответил, что ему всего спокойнее за писанием».

11 февраля 1909 года: «Л.Н.: Ох! Книг столько выходит! Тонет в этом мире всякая книга».

6 июня 1910 года: «Л.Н.: Надо читать литературу шестидесятых годов. Теперешние писатели сравнительно с теми — мальчишки».

А вот несколько отрывков из дневников Софьи Андреевны Толстой:

16 января 1909 года: «Положительно ничего больше не делала, все переписывала „Хаджи-Мурата“. Хорошо! Оторваться не могла».

1 июня 1909 года: «Лев Николаевич ездил верхом в засеку. Говорит сегодня: „Я далече ушел от чувства натурализма; меня интересуют не чисто русские вопросы, а всемирные — всего человечества“».

19 октября 1909 года: «…читал „Русскую мысль“, стихи Сологуба и его рассказ „Белая березка“, ужасался на бессмыслицу, и решил, что теперешние писатели — сумасшедший дом». (Следует отметить, что в «Русской мысли» были еще стихи Блока, Брюсова, Белого, З. Гиппиус, Мережковского и повесть Бориса Савинкова «Конь бледный».)