Сторож брату своему - Ксения Медведевич

Выбравшись на взгорок, Авад обозрел загаженное, исходящее дымками и ядовитым запахом пережитого страха стойбище. Кстати, о Даваде и его дочке. Женщины, вставая на цыпочки и вытягивая руки, пришпиливали длинными металлическими спицами сорванный занавес на шатре. Давадова дочка, Рима, трудилась вместе со всеми. Ветер дернул ее за полу абайи и облепил стройное тело: бок, длинные ноги, широкие бедра.

Авад почувствовал, как между ног все напряглось. А что? Давно он не пробовал девственницы. Старики говорят, что нет ничего лучше для здоровья и продления жизни, чем молодая горячая девушка, – не зря халифы, рассказывают знающие люди, раз в неделю входят к юной красавице, разрушая ее девственность и отпивая от ее жизненных соков.

– Едут! Едут! – заорали внизу.

Изломанная линия скал оплывала на востоке степью. Среди желто-серых каменных проплешин толпа конных и пеших казалась немыслимо пестрой – полосатые бурнусы оживляли унылый вид плато. Щурясь и прикладывая руку ко лбу, Авад силился разглядеть своего чернокожего отпрыска. Среди устало плетущихся коней и людей не разобрать было, кто есть кто. Поди ж ты, целую толпу отбили эти сумасшедшие.

Восток над степью расцвечивали рдеющие полосы перистых облаков.

– Пока не зарядили дожди, неплохо было бы двинуть к аль-Румаху. А? – Это он спросил старого Рашада.

Старик, кряхтя, тоже взлез на горку и теперь сопел рядом с шейхом, дергая себя за кончик бороды.

– После этого боя о нашем сумеречнике будут говорить в каждом шатре, – пробормотал, наконец, Рашад.

– М-да, – задумчиво ответствовал Авад.

Вот прославился так прославился, это точно. Ему уже наплели несусветицы про сечу в становище: и как лаонец врагов как куропаток пострелял, и как мечом порубал – ну разве что как птица на кобыле своей, из-под фариса вытащенной, не летал. Одним словом – чушь, достойная лишь поэта и поэтических выдумок…

– А я бы, о Абу Антара, не брал сумеречника на ярмарку, – вздохнул старик.

– Думаешь, украдут?

– Хм, – мрачно ответил Рашад. – У карматов длинная память, о шейх. И думаю я, что про нашего лаонца в их шатрах тоже будут рассказывать. Знаешь, как говорят: если бы перепелку оставили в покое, она бы уснула…

– Карматы налетят снова, о Рашад, – устало ответил ибн Бассам. – А с сумеречником, хоть он и полоумный, отбиться вышло куда как удачнее.

И почти против воли улыбнулся. Он теперь отчетливо видел: рядом с серой в гречку лошадкой, везущей какой-то длинный сверток, шел его Антара. Короткие курчавые – в материнскую породу – волосы отливали черным воронова крыла.

Ладно, сынок. Вот отпразднуем мою свадьбу – и о тебе подумаю. А то кому сказать – парень еще женщины не пробовал, скоро все ладони сотрет, трудясь по ночам над зеббом…

Окрестности аль-Румаха, некоторое время спустя

Трое подростков и мальчишка залегли за невысокой каменной оградкой. Обычно в загоне держали коз, но сейчас вместо скотины там толклись женщины.

– Ну же, чего встали, ничего ж не видно, – выдохнул сквозь зубы Нуман.

Как самый нетерпеливый, он уже засунул руку в штаны.

Им не впервые случалось подглядывать за женщинами – правда, за сование носа на женскую половину шатра били палками нещадно. Но слушать возню отцов с женами и не подглядеть в дырочку было попросту невозможно. Поэтому отцы предусмотрительно выставляли рабов с палками – чтоб ходили вокруг пологов и гоняли юных дурачков со вспухшими зеббами.

Да и сейчас им могло перепасть по хребтине. Но отказаться от зрелища было невмоготу: сегодня шейх брал к себе в шатер Риму, и старухи должны были осмотреть девушку.

– Вон, вон, платье стягивает… – простонал Сухайб.

– Тихо ты, – цыкнул Антара.

И тяжело задышал, возясь с завязкой штанов.

– Не, тока покрывало пока… – разочарованно выдохнул Нуман.

Но все равно взялся за дело.

С Римы действительно сняли головной платок и распустили волосы.

– Уууу… – разом счастливо задышали все.

Старая Назира велела девушке разинуть рот и придирчиво осмотрела зубы. Потом дала с ладони кусок сахара – чтоб та разгрызла. Если у девушки крепкие зубы, справится.

При виде коричневого кусочка у всех потекли слюни, и пришлось удвоить усилия, чтобы не отвлекаться.

Римка, кто бы сомневался, сахар разгрызла, да еще и облизнулась.

Тогда Назира покивала, пожевала беззубым ртом и велела девчонке стать на колени. И принялась таскать ее за волосы – а ну как вылезать начнут, если слабые. Потягав Римку всласть за космы, стала прочесывать пятерней, а потом придирчиво разглядывать, сколько волосин на пальцах осталось.

Старуха, как видно, осталась довольна осмотром. Потому как величественно кивнула и велела рабыням снять с Римы платье.

– Уууххх… – застонал, засопел Сухайб.

– Ти…ше… ууу…

– Вот так сиськи-иии…

Назира меж тем споро ощупывала голую девчонку. Потеребила соски, пощипала за полные бедра, велела поднять руки и прощупала груди. Снова кивнула. И показала рукой на разровненную площадку с песком.

Девчонка покорно присела и пустила струю.

– А мохнатая у нее… – мечтательно охнул Антара.

– Ддааа… – отозвался Нуман.

Женщины склонились над оставленной Римкиной струей ямкой, долго приглядывались и так и эдак. Из подслушанных разговоров сестер юнцы знали: если ямка глубокая и круглая, значит, струя сильная и все там у женщины как надо, чтобы ребенка родить.

Римка полезла в платье, и все разочарованно, в один голос, застонали.

И тут:

– А ну брысь отседова, шакальи дети! О бесстыжие, я скажу вашим отцам, чтобы они отрезали вам между ног лишнее!!!..

От стойбища к ним бежала – и размахивала палкой – старая невольница тети Фиряль. Ее вопли всколыхнули женщин в загоне, и те возмущенно заверещали.

Придерживая спадающие штаны, юнцы, как антилопы, припустили в пустыню.

Вслед полетели камни и крики, но увиденного должно было хватить на месяцы вперед – так что оно того стоило!

Дождавшись темноты, они решили возвращаться. Из становища тянуло волшебным запахом козлятины, жаренной и варенной с луком-пореем. Ну да, сегодня женщины ходили в оазис закупаться провизией для свадьбы. Доспехи и оружие убитых фарисов продали с большой выгодой, и теперь племя пировало. Говорили, что из оазиса принесли даже фрукты, но этому особо никто не верил. Да кто их ел-то, в самом деле, эти яблоки с грушами…

Среди шатров было не протолкнуться: на торжества сбежались и свои, и чужие, охочие до дармового угощения людишки. С криками выносили котлы с дымящимся рисом, вертели над угольями ободранные тушки козлят и даже баранов.

От шатра шейха донесся жалобный рев верблюда – видно, готовились резать. Антара лично ходил сегодня с отцом к стаду, выбирать молодых самцов, годных на мясо.

Мальчишки надеялись, что в свадебную ночь все перепьются, а на следующее утро, за похмельем и счастливой сытостью, и думать забудут об их проступке. Судя по гомонящей толпе, толкающейся и пихающейся у каждого полога, так оно и будет.

Осторожно ступая и на всякий случай прикрывая лицо краем бурнуса, Антара крался к отцовскому шатру. А потом вдруг остановился как вкопанный – куда он прется, идиот! Сегодня оттуда точно всех выставят – отец будет заниматься с девчонкой!

И парень решительно свернул на окраину – к шатру толстой Афаф. Провести вечер с сумеречником всяко лучше, чем попасть под палку дюжего Азама, чернокожего раба отца – по слухам, брата покойной матери.

Дойдя до шатра, он вовремя остановился – что-то вокруг подозрительно тихо. Сутолока осталась позади, у шатров шейха и его семьи. А здесь, вдалеке от колодца и от приготовлений к свадьбе, было пустовато.

Вот почему Антара сразу увидел двоих людей, совещавшихся у полога шатра Афаф. Занавес-гата, тканный в красно-зеленую полоску, привалили охапками хвороста – чтобы ветром не поднимало. На этих-то вязанках и сидели двое разговаривающих тихими голосами, с ног до головы закутанных – кто же это?.. Может, сумеречники?..

Антара хлопнулся наземь и, чуть подняв голову и насторожив уши, пополз вперед.

Подползя, он чуть не плюнул – вот себе навыдумывал. Это ж сама Афаф и – отец. Интересно, что он в такое время здесь делает, ему ж скоро Римку за полог вести…

О чем это они беседуют, да еще так тихо?..

– Спит, говоришь?

– Да он вечно дрыхнет, этот сын змеи… – сварливо бурчала старуха.

– Накормила досыта?

– Да уж куда больше, сколько сожрал, как в него столько влезает, в этого сына прелюбодеяния, и куда девается потом, худосочный заморыш, как на ногах держится, однако ж обглодал все ребрышки…

– Тогда пойдем.

Похожие на кули тени – по осеннему времени все кутались в шерстяные аба – поднялись и пошли вдоль гата. К хозяйственной половине, где квартировали кобыла и Рами. Затаив дыхание, Антара осторожно поднялся и потрусил следом. Чего им надо от сумеречника?