Вся твоя ложь - Гарриет Тайс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Судья смотрит на прокурора. Эдвард Кайод встает:
– Я не возражаю против такого порядка действий, Ваша честь.
Судья согласно кивает.
Когда первый свидетель предстает перед судом, Барбара поворачивается ко мне и бормочет:
– И все же это позор. Я надеялась, что уже сегодня мы избавим нашего клиента от этих страданий. Я, разумеется, совершенно убеждена, что ему вынесут оправдательный приговор, но я полагаю, что суду требуется соблюсти все формальные процедуры.
Я киваю. Она права. Я оглядываюсь на Джереми. Он смотрит прямо перед собой с пустым выражением лица. И только слабое подергивание в уголке губ указывает на то разочарование, которое он, должно быть, сейчас испытывает.
Барбара сначала знакомит директора с его собственными показаниями в защиту обвиняемого. Он читает каждую строчку этого документа, отшлифованного до совершенства, размеренным отточенным голосом. Это не биография бывшего ученика, а просто какое-то житие святого… Небольшая щепотка легкой критики импульсивной натуры Джереми в юности, брошенная в эту бочку сплошной слащавой похвалы, делает его рассказ еще более впечатляющим.
Присяжные кивают, на лицах большинства из них написано одобрение. Эдвард хорошо умеет держать свои эмоции под контролем. В противном случае, думаю, слушая это повествование, он постоянно закатывал бы глаза к небу. Когда прокурора спрашивают, не хочет ли он провести перекрестный допрос свидетеля, Эдвард поднимается с места.
– Всего пара вопросов, – говорит он. – Вы знаете обвиняемого с самого его рождения?
– Да.
– Вы сказали, что вы – друг семьи?
– Да.
– Это дружба с матерью обвиняемого или с его отцом?
Директор выглядит раздраженным.
– С его отцом. Мы вместе учились в школе. Я знаю его практически всю свою жизнь. Я без колебаний поручился бы за него. Или за его сына.
Эдвард кивает:
– Ну конечно. А сколько вам было лет, когда вы впервые познакомились с отцом обвиняемого?
– Тринадцать.
– Значит, ваша дружба длится уже более пятидесяти лет, верно?
– Да.
– Отец обвиняемого – это ваш школьный друг?
– Да. Как я уже сказал.
– Вы вместе учились в школе-интернате?
– Какое это имеет отношение к данному делу?
– Да или нет, пожалуйста, – говорит Эдвард.
– Да, это была школа-интернат.
– Дружба и преданность, которая зарождается в школе-интернате, самая крепкая, верно?
– Ну, если вы имеете в виду… Если вы предполагаете, что я могу поставить верность своему другу выше правды о его сыне, то…
– Я просто устанавливаю факты ваших отношений с обвиняемым, – говорит Эдвард. Он смотрит на судью. – У меня к свидетелю больше вопросов нет, ваша честь.
Епископ производит на присутствующих не меньшее впечатление. Его голос звучит мягко и успокаивающе. Нехватку лоска и холености во внешнем виде он с лихвой компенсирует исходящим от него внутренним умиротворением и душевным покоем. Когда Эдвард подвергает его перекрестному допросу в том же духе, что и ранее первого свидетеля, он, кажется, чувствует себя возмущенным и оскорбленным до глубины души, что его, священника, допрашивают таким неподобающим образом. Он скрывает свое раздражение куда лучше, чем бывший директор школы.
Однако хорошее впечатление от его показаний немного смазывается под конец, как будто на незапятнанном стекле благочестия осталось маленькое грязное пятнышко. С помощью нескольких слов Эдвард сумел вызвать у всех присутствующих ощущение того, что эти свидетели, как члены одной группировки, эдакой банды родом из детства, связаны друг с другом неразрывными узами школьного братства и дружбы, которая превыше всего остального. Подсудимый – хороший парень. Но достаточно ли он хорош?
Сейчас только половина одиннадцатого, а оба свидетеля уже закончили давать показания. Барбара зачитывает еще два письма, свидетельствующих о положительных моральных качествах личности подсудимого. Одно из них – от духовника бывшей школы Джереми, другое – от какого-то бизнесмена, еще одного старого школьного друга отца Джереми.
Очевидно, что Эдвард хочет театрально приподнять бровь от показного удивления. Но его высокий профессионализм не позволяет ему гримасничать перед присяжными. Он просто кивает головой после каждого письма, и я наблюдаю, как пара присяжных делает у себя в блокнотах какие-то заметки. После этого судебное заседание на сегодняшний день закончено, и следующее слушание объявлено на понедельник, когда Джереми должен предстать за свидетельской стойкой для дачи показаний.
Мы покидаем зал суда и собираемся в коридоре – Барбара, я, Александра, Джереми и Зора. У Джереми переутомленный вид, его мать, стоящая рядом с ним, выглядит очень сердитой.
– Возмутительно, что это дело все еще продолжается, – заявляет Александра. – Вам следовало сильнее отстаивать свое ходатайство о его досрочном прекращении.
– Я был уверен, что судья сегодня закроет дело, – растерянно бормочет Джереми. – Показания Фреи были какой-то шуткой.
– Я думаю, присяжные вас оправдают, – говорит Барбара, – но судья права в том, что суть этого дела – в доверии истцу. А значит, решение по нему должны выносить именно присяжные. Вам придется
