Чтения о русской поэзии - Николай Иванович Калягин

Жизнь есть божий дар: в нем люди не властны.

Бог им судил под моим родиться наметом, —

Пусть же в нем возрастут и бога прославят…»

Амру отправляется громить Александрию, шатер с гнездом голубки остается стоять в поле. Сотня черных рабов будет его стеречь, отгоняя стрелами хищных птиц и христиан. «Убыль пера с виновных взыщу головою», – произносит Амру и собирается уже отъезжать, но в последнюю минуту замечает, что негодяй-конюх подвел Селиму коня, хорошенько не очистив благородное животное. «Не боится рук твоих пес: ты слишком с презренными кроток», – произносит вождь.

Молвил, поехал; Селим же остался. Повинный

Конюх устами прилип к ноге ичоглана,

Чаял прощенья. Но отрок замыслил другое.

Дважды кружил дуговидною саблей дамасской

Острой, на ловкий удар намахивал руку;

В третий, привстав над седлом и наметив на шею,

Срезал с плеч: двенадцатилетняя сила!

Тело само упало, голову сбросил

Спешно всадник ногой, чтоб нежную обувь

Кровь не сквернила; взглянул на труп, улыбнулся,

Крикнул коню, и помчался вдогоню владыки.

Крайне неприятные стихи! Искусство Катенина предвосхищает здесь приемы современного телевещания: словно бы через глазок телекамеры влезли мы в чужую страну, поглазели на сборы чужеземного войска, прослушали научно-популярный доклад о пользе пернатых, увидели напоследок редкое зрелище военно-полевой казни – достоверность! крупные планы! – и возвратились на свой диван, не окровянив домашних шлепанцев… Подобная эстетика, выглядевшая сто семьдесят лет назад абсолютно недопустимой, абсолютно маргинальной, стала выглядеть в наши дни будничной и невинной. Что за жизнь без «информации», без новостей? Современный телезритель ужинает без аппетита, если не пропустит через себя предварительно пять-шесть кровавых сцен. Это плохо. Но в этом «плохо» виноват, уж наверное, не Катенин, одну-единственную такую сцену на своем веку написавший. Катенин – ученик античных (и хороших французских) трагиков, не допускавших изображения насилия на сценической площадке. Катенин – профессиональный военный, видевший наяву десятки тысяч трупов на полях больших сражений, знающий не понаслышке, как выглядит обезглавленный человек. Писателя с таким жизненным опытом сцены насилия сами по себе заинтересовать не могут. Настоящим и единственным предметом художественного исследования является в «Гнезде голубки» мусульманская религия. Необычный (т. е. мало разработанный в европейской литературе) и сложный предмет исследования потребовал от Катенина необычных (и неприятных) художественных средств.

Это сегодня об угрозе исламского фундаментализма твердят на всех углах. В 1835 году угрозы исламского фундаментализма не существовало. Катенин собственноручно выметал его ошметки за Терек и за Куру. И что-то в этих ошметках поразило Катенина. Чтобы яснее разобрать увиденное, он наводит на предмет исследования сильное увеличительное стекло: VII век, век торжества ислама, и послужил Катенину таким увеличительным стеклом. Воспользуемся же и мы катенинской оптикой, чтобы рассмотреть без помех чуждый нам мир мусульманства. В этом мире так много на первый взгляд привлекательного! Мусульмане чинно и благообразно расхаживают по суше, которую бог для них утвердил. Плоды сердечной пустоты незнакомы этому миру. Бог мусульман ― строгий бог; его люди не расположены играть с жизнью. В этом мире нет брошенных жен и спившихся мужей, нет бездомных детей. В этом мире нелицемерно уважают старость, чтут мудрость и поэзию… Не хватает малого ― духа кротости. Не хватает смирения. Любовь к врагам? смешно даже говорить об этом с правоверным мусульманином. Не хватает здесь Христа ― «начальника тишины», пришедшего призвать не праведных, но грешных к покаянию. Глубочайшая интуиция русского поэта: «Всю тебя, земля родная, в рабском виде Царь Небесный исходил, благословляя», ― звучит для мусульманского слуха диким диссонансом. Раб в мусульманской традиции ― не человек. Раб ― разновидность домашней скотины. Ни в рабском, ни в скотском виде Царь Небес не может быть никогда.

Мир между народами ― великое благо. Слова Христа: «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч», ― обращают это благо в ничто. Истинная религия разделяет людей. И не случайно Катенин, едва справившись с «Гнездом голубки», принимается за разработку такого характера, который можно назвать прямой противоположностью пылким аравийским характерам Селима и Амру. Очевидно, он ищет силу, способную противостоять «большому ветру от пустыни», ветру ислама. «Гнездо голубки» закончено в мае 1835 года; уже через четыре месяца Катенин отправляет в Петербург новое крупное стихотворение ― идиллию «Дура».

Героиня идиллии ― крестьянская девушка. В детстве ее постигло несчастье: «Она в сенокос брала в леску за остожьем //Ягоды: много их, алых, растет у пней обгорелых. //Рядом был посеян овес в огнище…» Залегший в борозде медведь «шорохнулся и привстал» в пяти саженях от нее. Мужики, косившие неподалеку, спугнули зверя, но девочка от пережитого потрясения повредилась в уме.

Может, прошло бы, но глупый народ не лечит, а дразнит.

Жаль! прекрасная девка была бы: высокая ростом,

Статная, благообразная, взгляд лишь несколько смутен,

Складно все, что скажет голосом стройным и тихим,

Только, буде не спросят, редко слово промолвит.

В поле боится ходить, но дома всегда за работой:

Пряжу прядет, детей качает и водит у брата,

Дети любят ее и тетей зовут, а не дурой;

Дети одни. Другим ответа на грубое слово

Нет никогда: привыкла ― молчит и терпит. Отрада ―

Божия церковь у ней и теплая сердца молитва.

В лучшие года ― ни краски в лице, ни улыбки; худеет,

Чахнет, гаснет: словно в дому опустелом лампада,

Теплясь последней каплей масла в теми пред иконой.

Долго ей не томиться: милует скорбных Спаситель.

«Дура», с ее сумрачным колоритом, с ее опорой на твердое церковное Православие, стоит особняком в творчестве Катенина. Очевидно, годы, проведенные Катениным на Кавказе, приблизили к его сердцу русскую деревню. В чужой земле он острее ощутил значимость ее вековых устоев. Ну и создание «Гнезда голубки» не прошло для Катенина даром. Он устал возиться с арабскими пассионариями, устал загонять их в стихи. Он устал вживаться в темноватые души Селима и Амру. Устав от всего этого, Катенин начинает действовать в духе народной мудрости, предписывающей выбивать клин клином. В героине его нового стихотворения собраны действительно все черты, встречающие в мусульманской среде наибольшее отторжение и презрение. Женщина.

Рабыня. Трусливое и жалкое существо, практически бессловесное. Женщина, которая привыкла к грубости окружающих (таких же рабов, как она сама) и на эту грубость не отвечает: «молчит