Чтения о русской поэзии - Николай Иванович Калягин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Современный исследователь А. В. Лавров, издавший том стихов Гиппиус в «Новой Библиотеке поэта» (1999 год), в предисловии к своему труду очень глубоко, на мой взгляд, раскрывает особенности творческого союза, осуществленного на деле Мережковским и Гиппиус, – союза, которому, по утверждению Лаврова, «в истории литературы едва ли удастся подыскать какие-либо аналогии».
«В читательском сознании Мережковский всегда занимал гораздо более заметное место, чем Гиппиус <…>. Однако в “своем” кругу, меж писателей и мыслителей символистской ориентации, Мережковский и Гиппиус воспринимались вполне на равных; более того, многие говорили о приоритете Гиппиус в этом творческом содружестве».
Лавров приводит, в частности, мнение Вяч. Иванова: «Зинаида Николаевна гораздо талантливее Мережковского как поэтесса и автор художественной прозы. <…> Она была творцом Религиозно-Философского Общества, многие идеи, характерные для Мережковского, зародились в уме Зинаиды Николаевны. Дмитрию Сергеевичу принадлежит только их развитие и разъяснение. <…> Мистического опыта в ней также несравненно больше, чем у ее мужа».
Лавров поясняет, что «в Мережковском ценили прорицателя, Гиппиус была собеседницей; интеллектуальные построения, оттачивавшиеся или спонтанно рождавшиеся в беседах, почти всегда затрагивали религиозно-философскую и литературно-эстетическую проблематику, и в них многие готовы были видеть исходный стимул для последующих широковещательных словесных манифестаций Мережковского». Многие современники Мережковских, замечает Лавров, «сходились в признании того, что в этом союзе двух первичная, оплодотворяющая, “мужская” роль досталась Гиппиус, Мережковский же исполняет “женскую” роль – являет плодородную почву, вынашивает, производит на свет».
Что ни говори, но творческий союз Мережковского и Гиппиус – событие в истории русской культуры. Хочется о нем размышлять, хочется с ним разбираться…
Внимательный и умный читатель этой книги, которого я выдумал на седьмом чтении (и который в реальности вряд ли существует), мог бы так возразить мне: «Все-таки вы, батенька, Зинаиду Гиппиус идеализируете. А прежде Каролину Павлову облизывали… Какая-то слабость у вас к женскому полу… Ну хорошо. Допускаю, что Гиппиус не была шарлатанкой. А как насчет личной нечистоплотности? Вы вот тут про какой-то «моральный авторитет» четы Мережковских изволили говорить… На самом деле, вся их так называемая “семья” – это безобразие какое-то! Содом и Гоморра! Знаем, чем они там занимались втроем с Д. В. Философовым!»
Что вы знаете? Ничего вы не знаете и знать не можете.
О семейной жизни Мережковских нам только две вещи известны достоверно. Во-первых, известно, что супруги прожили вместе 52 года, ни на день не разлучаясь, что у этого брака имелась чрезвычайно прочная духовная основа. Во-вторых, мы знаем, что супруги «считали пошлостью брачную половую связь». Очевидно, что инициатором подобных отношений выступал Дмитрий Сергеевич, которому «это всë» было попросту не нужно. Зинаиде же Николаевне «это всë» было по временам (совсем не часто) нужно, и точно известно, что девственницей она не осталась.
На этом мы вопрос о «Содоме и Гоморре» в отдельно взятой семье Мережковских закрываем. Безусловно, свои тараканы, свои «скелеты в шкафу» у этих людей имелись. Что-то они там в своем углу химичили, чем-то грешили… Но эта химия никак не повлияла на их книги, ни на одной странице которых не сказано, что «жить втроем» – хорошо, а «жить вдвоем», наоборот, плохо. Их книги о другом написаны!
И копаться в личной жизни супругов Мережковских, игнорируя содержание их книг, – не самое почтенное занятие. Занятие, вплотную граничащее с хамством.
Заканчиваем сегодняшний разговор. На очереди у нас – младшие символисты, акмеисты, новокрестьянские поэты. Люди, сумевшие снять пенку с кипящего символистского котла.
Блок и Есенин, Гумилев и Георгий Иванов, Ахматова и Клюев – прекрасные поэты! В их стихах дышат почва и судьба, это уже не то «искусство для искусства», которым занимались по преимуществу старшие символисты (несмотря на отдельные вынужденные реверансы в сторону «гражданственности»).
На седьмом чтении мы подробно говорили о том, как Катенин с Грибоедовым мостили путь классическим поэтам Золотого века.
Так же точно старшие символисты приготовили почву для того расцвета (второго и последнего) русской поэзии, который наблюдался у нас в 10-20-е годы, который продолжался по инерции до конца 60-х годов ХХ века.
Не будь у нас старших символистов, не было бы у нас и Блока с Есениным.
Нужно ясно это понимать.
2020
Примечания
1
Русское Философское Общество им. Н. Н. Страхова существует в Петербурге с 1991 года. Его участники до 2004 года печатались в журнале «Русское самосознание», а с 2005 по 2013 год – в журнале «Философская Культура».
2
Выражение «искусный в слове» допускает разные толкования. Остановимся на том, что словесность в Древнем мире вообще трехчастна: это ораторское искусство, научные сочинения и поэзия (все три ее рода – эпический, драматический и лирический).
3
«Древний, азиатски оккультный идеал начинает пожирать дух Европы. Это, коротко говоря, отказ от всякой нормативной этики и морали в пользу некоей новой, опасной и жуткой святости» – на такие мысли навел Г. Гессе успех у европейского читателя «Братьев Карамазовых»; схожие опасения выразил и Т. Манн в известном этюде «Достоевский – но в меру». Особенно любопытно то, что сегодня журнал «Guten Tag» мягко порицает этих авторов за некую, не вполне понятную грамматически, «восторженность Россией».
4
Курсив Жуковского. В настоящей книге все выделения в цитатах принадлежат их авторам. В дальнейшем я не буду оговаривать этого.
