Чтения о русской поэзии - Николай Иванович Калягин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И «декадентская мадонна» с ее изысканным кругом общения, с ее почти безупречным литературным вкусом ничем в этом отношении от серой демократической массы не отличалась. Как и другие старшие символисты, впрочем…
Чтобы не быть голословным, приведу ряд выдержек из дневников Зинаиды Гиппиус, которые она вела в Петрограде между августом 1914-го и ноябрем 1919-го.
Вот запись от 2 августа 1914 года. Война уже объявлена, она началась.
«Все растерялись, все “мы”, интеллигентные словесники. Помолчать бы, – но половина физиологически заразилась бессмысленным воинственным патриотизмом, как будто мы “тоже” Европа, как будто мы смеем (по совести) быть патриотами просто… Любить Россию, если действительно, – то нельзя, как Англию любит англичанин».
«Что такое отечество? – вопрошает Гиппиус. – Народ или государство? Все вместе. Но, если я ненавижу государство российское? Если оно – против моего народа на моей земле?
Нет, рано об этом. Молчание»
(В те же дни примерно происходит знаменательный разговор между Розановым и М. О. Меньшиковым. Лень рыться в тридцатитомном собрании сочинений Розанова, привожу разговор по памяти. В начале войны Розанов настроен был вообще оптимистично. Он понимал, что, по причине подавляющего превосходства материально-ресурсной базы стран Антанты, победа их в войне неизбежна. Он сознавал вместе с тем, что путь к победе будет трудным и долгим, разрушения и жертвы – почти невероятными. Но для России, полагает Розанов, эта страшная война может стать переломной, судьбоносной! Война рассеет демократическое марево, которое клубится над страной вот уже 60 лет, душит свободную мысль… Война исцелит язву нигилизма! Меньшиков, помолчав немного, отвечает: «Не рассеет и не исцелит. Нигилизм глубже, чем эта война».)
А вот запись от 29 сентября.
«У нас в России… странно. Трезвая Россия – по манию царя. По манию царя Петербург великого Петра – провалился, разрушен. Худой знак! Воздвигнуть некий Николоград – по казенному “Петроград”. <…>
Худо, худо в России. Наши счастливые союзники не знают боли раздирающей, в эти всем тяжкие дни, самую душу России. Не знают и, беспечные, узнать не хотят, понять не хотят. Не могут. Там, на Западе, ни народу, ни правительству не стыдно сближаться в этом, уже необходимом, общем безумии. А мы! А нам!
Тут мы покинуты нашими союзниками.
Господи! Спаси народ из глубины двойного несчастия его, тайного и явного!
Я почти не выхожу на улицу, мне жалки эти, уже подстроенные, “патриотические” демонстрации с хоругвями, флагами и “патретами”».
Истерика Гиппиус по переводу переименования Петербурга в Петроград очень забавна. («Шеф, все пропало! Петербург разрушен, дело Петра провалилось».) Розанов в те же дни отреагировал на переименование вполне благодушно: «И слава Богу. Давно пора». Но вообще в этом отрывке из Дневников каждое слово значимо.
Вот союзники (Гиппиус пишет это слово без кавычек). «Счастливые» по жизни, но «не хотя понять» русских. И правильно делают, кстати сказать! У них там народ сближается с правительством по случаю войны. Война безумна, сближение же – необходимо. У нас все наоборот. Народ сидит «в глубине двойного несчастья, тайного и явного». Явное несчастье – это, понятно, война с Германией (также с Австрией и Турцией). Тайное несчастье – это, понятно, проклятое самодержавие. Какое горе, что народ наш – невежда в религии Третьего Завета, проклят он, – продолжает терпеть отвратительное самодержавие, покорно идет на войну, стреляет в немца! Господи! Спаси же наконец Россию от русского правительства.
Не сразу разберешь, кто всю эту муть сочинил – рафинированная Зинаида Гиппиус или свинорылая Валерия Новодворская? Один голос, одна суть, как-будто одним человеком написано!?
Мы узнали сегодня, что русский нигилизм глубже мировой войны. Чернее, страшнее. Тем паче русский нигилизм глубже, чем небольшая в сущности разница между утонченным человеческим лицом и человечьим свинообразным рылом. «Всякое дыхание…», как говорится. Люди же – и та и эта. Божьи создания. Одинаково ненавидят государство российское. Одинаково полагают, что невозможно русскому любить Россию так, как любит Англию англичанин. В одну дудку дудят. А какое имя (Зинаида, там, или Валерия) нарекли им родители – не так уж важно. Они – одна компания. Они заодно. Они одно и тоже.
Не стану подробно пересказывать дневники Гиппиус военной поры. Там все очень патетично и очень-очень депрессивно. «Ах! немцы напирают». «Ах! мы никуда не годимся!» «У нас даже нет снарядов!» Параллельно Зинаида Николаевна сообщает отдельные подробности личной жизни четы Мережковских в лихие военные годы – жизни, проводимой под гнетом двойного несчастья, в самой его глубине: «мы скачем на автомобиле с одной дачи на другую», «вернулись из Кисловодска», издаем по три книжки в год…
Заслуживает внимания реакция Гиппиус на знаменитую речь Милюкова, которую тот произнес с думской трибуны осенью 1916 года. В ней Милюков, опираясь на подкорректированные им в нужном направлении сообщения немецких газет, обвинил царицу (да и царя фактически тоже) в измене. Заявил торжественно: «Теперь мы видим и знаем, что с этим правительством мы также не можем законодательствовать, как не можем вести Россию к победе».
4 ноября Гиппиус записывает в дневник:
«Нового тут ничего нет, дело известное. Милюкову можно бы сказать с горечью: “Теперь видите?” и прибавить: “Не поздно ли?”
Но не в том дело. Для него пусть лучше поздно, чем никогда. А вот почему эти ответственные слова фактически – безответственны? Увидели, что “ничего не можем с ними”… и продолжаем с ними? Как же так?»
Милюков в глазах Гиппиус всегда был человеком сомнительным, недостаточно революционным. Обвинил этот депутат Думы всех ее 4-х созывов царицу в измене. Дело известное, нового ничего нет. Мы давно твердим об этом на каждом углу. Но где же последовательность? После такого обвинения нужно баррикаду соорудить перед Таврическим дворцом да и засесть за ней с револьвером. А этот слизняк продолжает таскаться на заседания Думы, сотрудничает с преступным правительством… Как же так?
В марте 1916 года З. Гиппиус сочиняет пошлейший стихотворный цикл «Жизнеописание Ники», главным героем которого, наряду с царем, становится Григорий Распутин, – в этом творении утверждается, что «проклятое самодержавие» и Милюков – это практически одно и тоже.
Со старцем Ник беседовал вдвоем.
Увещевал его блаженный: «Друже!
Гляди, чтоб не было чего похуже.
Давай-ка, милый, Думу соберем.
……………………………………………………..
…Краснеет Ника, но в ответ ни слова.
И хочется взглянуть на Милюкова,
И колется… Таврический Дворец.
Но впрочем, Ник послушаться готов.
Свершилось всë по
