Чтения о русской поэзии - Николай Иванович Калягин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Современники называли Зинаиду Николаевну «декадентской мадонной».
Хотя как поэт Зинаида Гиппиус удалена достаточно далеко от формальных изысканий, для декадентства характерных. В ее поэзии вовсе нет шарлатанства, нет пустой претензии на сверхчеловеческое звание теурга. Никакого хождения на цыпочках, никакой позы. Простая, строгая, опрятная поэзия.
«Я люблю прямые пути и ясные слова», – обмолвилась 27-летняя Гиппиус в письме к подруге; под этим девизом и прошли оставшиеся ей 48 лет жизни.
Но простая поэзия З. Гиппиус способна залезть читателю под кожу, способна впрыснуть читателю под кожу смертельный яд. Декадентской мадонне не было нужды притворяться тем, кем она была на самом деле: мадонной декадентов. Ей не было нужды стилизовать свою поэзию под «страшного Эдгара», под «трагического Бодлера». Ей хватало декадентской темноты – собственной.
В своей бессовестной и жалкой низости,
Она, как пыль, сера, как прах земной.
И умираю я от этой близости,
От неразрывности ее со мной.
Она шершавая, она колючая,
Она холодная, она змея.
Меня изранила противно-жгучая
Ее коленчатая чешуя.
О, если б острое почуял жало я!
Неповоротлива, тупа, тиха.
Такая тяжкая, такая вялая,
И нет к ней доступа – она глуха.
Своими кольцами она, упорная,
Ко мне ласкается, меня душа.
И эта мертвая, и эта черная,
И эта страшная – моя душа!
Стихотворение называется «Она». Написано от мужского имени (что очень для Гиппиус характерно). Обращено, как вы заметили, к душе Зинаиды Николаевны. К этой мертвой, к этой черной, к этой страшной… Впридачу еще острая, как бритва, рифма: «меня душа»-«моя душа».
Жутковато, не правда ли?
Святополк-Мирский справедливо писал про Гиппиус, что ей одной в русской поэзии присуще было умение воплощать «глубочайшие абстрактные переживания» «в образы изумительно жуткой конкретности».
Поэзия Гиппиус не сводится вместе с тем к нагнетанию конкретной жути. Она умела писать стихи веселые и звучные:
О Ирландия, океанная,
Мной не виденная страна!
Почему ее зыбь туманная
В ясность здешнего вплетена?
Я не думал о ней, не думаю,
Я не знаю ее, не знал…
Почему так режут тоску мою
Лезвия ее острых скал?..
Она была мастером хлесткого политического памфлета. Стихи Гиппиус, написанные на тему «великой октябрьской революции», принадлежат к числу лучших стихов, написанных на тему октябрьского переворота в России:
Как скользки улицы отвратные,
Какая стыдь!
Как в эти дни невероятные
Позорно – жить!
Лежим, заплеваны и связаны,
По всем углам.
Плевки матросские размазаны
У нас по лбам.
Хороший поэт, правда. Очень хороший. Прочное звено в золотой цепи классической русской поэзии.
На предыдущем чтении мы вспоминали мнение Чехова, считавшего всех декадентов без исключения «жуликами», и вынуждены были тогда признать частичную его правоту. На сегодняшнем чтении мы достаточно много говорили о шарлатанстве наших старших символистов и об их личной нечистоплотности – как о двух ложках, отравивших целую бочку символистского меда.
Вполне очевидно, что Зинаида Гиппиус не была ни жуликом, ни шарлатаном.
Она была декадентской мадонной. Она стремилась всю жизнь «писать понятно о непонятном». В ее перекрученности много было искренности и, повторюсь, прямоты.
Гиппиусы – старинный дворянский род, переселившийся в Россию из Германии еще во времена Ивана Грозного. Впрочем, все эти «фон Гиппиусы» женились в положенный срок на русских девушках. Так, бабушка нашей героини по отцовской линии была урожденная Аристова, мать – Степанова.
То есть немецкой крови было в Зинаиде Николаевне не так уж много. Но немецкого железа в ее характере хватало, и специфическая «немецкая верность» в ее жизни, в ее судьбе и в ее творчестве всегда подспудно присутствовала. Она очень любила Россию, но любила по-своему, на иностранный манер.
Родилась наша героиня в Белëве (город Жуковского – большого тоже поэта, тоже не на русский лад Россию любившего), отец ее был помощник прокурора – небольшая величина! – постоянно ездивший в служебные командировки по провинциальным городкам и таскавший за собой семью (у Зинаиды Николаевны было три младших сестры). Отец умер от туберкулеза, когда Зинаиде было двенадцать. Условия честной бедности, обрушившиеся на большую семью (и прежде небогатую) после смерти кормильца, нашу героиню закалили. Поэтический дар, который она в себе, несомненно, уже ощущала, предстояло ей сохранять и воспитывать в условиях дарвиновской «борьбы за существование».
И она справилась с заданием не по-дарвиновски, т. е. не по-скотски, а по-человечески, по стародворянски! Одеваться к лицу (имея три копейки на наряды), держать спину прямо, голову – высоко! Мотаться по стране в вагонах третьего класса, выискивая где-то возможность заработка, где-то – реальность теплого уголка, где можно зазимовать, набраться сил для новых неизбежных странствий. Ей рано пришлось повзрослеть, узнать жизнь, узнать людей. Кисейной барышней она не была никогда.
Многое множество сегодняшних «новых русских», имеющих неограниченные денежные средства и стремящихся дать своим отпрыскам наилучшее воспитание, запихивают их в «элитные» заграничные школы, способные только превращать юношей в слизняков, девушек – в феминисток. Школа честной бедности, которую с отличием закончила Зинаида Гиппиус, воспитывала бойцов!
Встреча с Мережковским перевернула ее жизнь. Дмитрий Сергеевич был богат. Как поэт он только начинался, но в высших литературных кругах уже имелись у него прочные связи. Естественно, перед его юной женой распахнулись двери всех литературных салонов, в то время существовавших, явью стали для нее заграничные туры по крупнейшим культурным центрам старой Европы. Туры, совершавшиеся неизменно в вагонах первого класса, комфортабельнейшие туры…
Но перевернувшись в воздухе, Зинаида Николаевна, опустилась двумя ногами на чертовски крепкий фундамент, ею же самой в дни полуголодной юности построенный и навсегда оставшийся при ней.
Знание людей, знание жизни (то, чем никогда не мог похвастаться «ботаник» Дмитрий Сергеевич). Привычка к жизненной борьбе; освоенная в дни юности «наука побеждать» в этой борьбе. Наконец, демократизм.
Зинаида Гиппиус была демократкой не хуже Тютчева, но на другой манер и по другой причине. Юность, проведенная в русской глубинке, наложила на яркую индивидуальность Зинаиды Николаевны нестираемый общий отпечаток.
Провинциальная российская интеллигенция, что скрывать, была в ту пору поголовно инфицирована «передовой» идеологией. Портрет Белинского в красном углу, том Добролюбова под подушкой, «когда же придет настоящий день», «проклятое самодержавие» – весь этот суповой набор был обязателен