Йомсвикинг - Бьёрн Андреас Булл-Хансен

он боялся, что его дочь попадет в руки плохого человека. Пока мы спускались к провожающим, Аслак пошел нам навстречу. «Ты, – сказал он резко и подтолкнул меня в направлении корабля. Остатком руки он уперся в грудь Бьёрну: – Но не ты».

Бьёрн сделал шаг назад от однорукого, стройный, величавый, с широко распахнутыми глазами.

– Куда отправится мой брат, туда поеду и я.

– Нет. – Аслак положил свою руку на рукоятку меча. – Ты остаешься здесь.

Надо сказать, что Аслак принадлежал к тому типу людей, которые умеют вести себя властно. Было что-то угрожающее во всем его облике, что-то, из-за чего было сложно ему возражать. Вагн был более человечным, он вышел вперед и объяснил, что происходит:

– Бьёрн Тормудсон, помни, что вы не единственные братья здесь. На такое задание, как это, я никогда не посылаю братьев вместе. Впрочем, как и сына вместе с отцом.

Мне показалось, что я понял, почему Вагн поступает так. Я подошел к Бьёрну и взял его за руку.

– Оставайся здесь. Если что-то случится… Отец хотел бы, чтобы кто-то продолжал род.

Бьёрн посмотрел на меня так, как будто я покидал его не для того, чтобы отправиться к Свейну Вилобородому, а в ледяные чертоги Хель.

– Но я ведь должен… присматривать за тобой.

Эти слова вызвали смех, Аслак положил свою здоровую руку мне на плечо и пролаял:

– Этот парень и сам в состоянии присмотреть за собой.

Бьёрн стоял под дождем, промокший и жалкий, глаза его сверкнули. Он положил руку на топор, висящий у него на поясе, все моментально перестали смеяться. Аслак отклонил голову немного назад, наблюдая за ним.

Бьёрн никогда не поднимал оружия против могущественных воинов в море, это все знали. Но Аслак и Вагн хотели посмотреть, сколько мужества было в нем, поэтому не было сказано ни единого слова о примирении, эти двое лишь смотрели на него, пока Торгунна не вышла вперед со стороны отца.

– Бьёрн.

Она протянула руку, как будто хотела дотронуться до него, но не рискнула подойти ближе, казалось, отец мог вытерпеть лишь один ее шаг. Вагн впился в нее глазами, потом посмотрел на Бьёрна и вскипятился: руки приподнялись, мышцы на плечах и шее напряглись. Бьёрн бросил быстрый взгляд на Торгунну, потом кивнул мне и пошел вверх по улице.

Вот так получилось, что Бьёрн остался в Йомсборге. Если бы я мог что-то изменить, то обязательно взял бы его с собой на драккар. Но, возможно, это ничего бы не изменило. Брат не был рабом. У него была своя собственная воля.

22

Трельборг

От Торкеля Вагн узнал, что Свейн Вилобородый в настоящее время находился в Трельборге в Зеландии. Крепость получила такое название, потому что там расположился самый большой датский рынок рабов. Свейн пылал особой страстью к этому виду торговли, все знали, что ни у одного человека севернее Миклагарда не было больше рабов, чем у него.

Мы взяли курс на Зеландию, на этот остров с буйной растительностью, который находился намного дальше земель Сконе и Гёталанда. Хальвар, помимо прочего, рассказал мне, что в Гёталанде новый конунг, которого они называли Олоф Шетконунг. Было непонятно, откуда взялось такое прозвище. То ли Олофа так стали называть, потому что он объединил и «нарастил» земли гётов и свенов, то ли потому, что он избавил всех свободных людей от морских набегов, при условии, что они будут «отдавать часть своего имущества», налог, похожий на тот, которым Олав обложил всех своих людей.[3] Поскольку мать Олофа, Сигрид Гордая была замужем за Свейном Вилобородым, эти двое были в близком родстве и образовали союз, шли слухи, что у них были планы изгнать Олава из страны и поделить королевство между собой.

Я помню, что мы сидели под кожаной парусиной на юте, а Хальвар рассказывал нам про это. В тот поход дождь шел и днем и ночью, был полный штиль, нам мешало сильное встречное течение. Руки у всех устали и болели, мы лежали под парусиной, повалившись друг на друга, как вымокшие псы, и пытались немного поспать, в то время как Хальвар сидел посреди нас и, казалось, происходящее его совершенно не трогало. Насколько я понимал, его часто отправляли на такие задания, потому что он умел держать речь, был умным и никогда не гневался – так, по крайней мере, это было сказано. Именно Хальвар должен был пойти к Свейну Вилобородому и передать условия Вагна.

Нам понадобилось пять дней и пять ночей, чтобы доплыть из Йомсборга до западной части Зеландии. Мы шли тем же фарватером, что и мы с Бьёрном, когда двигались в южном направлении; мы прошли восточнее большого острова, отделенного от Ютландии лишь узким проливом, и западнее извилистого побережья Зеландии. Под влиянием зимних штормов и течений песчаные отмели перемещались, и можно было посадить корабль на мель. Я очень скучал по Фенриру, ведь он был всегда со мной с момента, когда я еще был рабом. Спустя два дня в море мной овладели мрачные мысли, а в мою голову закралось подозрение. Что, если меня отправили в качестве подарка датскому конунгу? Раз он так любил рабов, возможно, Вагн послал меня, чтобы показать свои добрые намерения? Я думал, что было принято брать какой-то подарок, когда идешь к королю, а на борту не было сокровищ ни в сундуках, ни в тюках, лишь то, что каждый взял с собой, единственные кожаные кошельки, которые я заметил, были только на поясах плывших, да и в них, скорее всего, лежали огниво, кремень да, может, гребешки для волос.

Утром четвертого дня люди начали готовиться к сходу на землю. Они достали точильные камни и принялись затачивать топоры и мечи, разожгли огонь в чанах и сушили перья у стрел. Вскоре мы взяли курс на что-то, напоминавшее насечку на местности: это была река, впадавшая в этом месте в море. Хальвар кричал нам что-то, усевшись голым задом на леерах и справляя нужду; мы смывали с себя пот, расчесывали бороды и волосы, потому что Свейн не выносил запаха грязных тел при своем дворе.

С востока, впервые с момента нашего выхода в море, подул попутный ветер. Мы убрали весла и сложили их в средней части корабля, прямой парус выгибался под ветром, а штурман, датчанин по имени Харальд, тезка отца Свейна, смело вел корабль в устье реки. Мы посбрасывали с себя штаны и рубахи, и остервенело поливали друг друга морской водой