Папа римский и война: Неизвестная история взаимоотношений Пия XII, Муссолини и Гитлера - Дэвид Керцер

диктатора лишь из маленькой заметки на второй полосе внизу четвертой колонки. Заметка имела простенький заголовок: «Расстрел фашистских главарей»[973].

Последующие дни стали временем торжества и мести. Через несколько дней после того, как дуче повесили за ноги на пьяццале Лорето, архиепископ Шустер послал папе письмо, где описывал разгул насилия, захлестнувшего Ломбардию. По его словам, это была «волна коммунизма, внушающая ужас». Шустер сообщал, что народные трибуналы приговаривают к расстрелу практически без суда: «Достаточно лишь установить личность обвиняемого: "Ты такой-то? Ты мертв"». Среди казненных был и отец Туллио Кальканьо, руководивший профашистским католическим журналом Crociata Italica. «Его захватили врасплох в немецких казармах, – уведомлял папу кардинал. – Ему не предоставили священника, не дали причаститься [то есть совершить последние таинства перед смертью]. Однако он дважды успел осенить себя крестным знамением, прежде чем его расстреляли. Вот она, Господня справедливость!» Потом толпа набросилась на упавшего священнослужителя, принялась пинать ногами безжизненное тело, плевать на него. По счастью, отметил архиепископ, вмешалась группа молодых католиков. Они поспешно сняли с расстрелянного черную сутану, чтобы ее не осквернили[974].

Бывший ученик, а впоследствии партнер и защитник Муссолини пережил его всего на два дня. Когда дуче выводили из машины на расстрел, фюрер, прятавшийся в глубоком бункере под зданием берлинской рейхсканцелярии, занимался, как ни странно, приготовлениями к своему бракосочетанию. Вскоре после полуночи, уступив давнему желанию своей любовницы Евы Браун, Гитлер официально зарегистрировал брак с ней. Бракосочетание провел один из муниципальных советников-нацистов. После скромной церемонии подали шампанское и бутерброды. Затем фюрер продиктовал свое последнее заявление, где обвинил в войне «международное еврейство». На другой день, прослышав об участи Муссолини, под натиском известий о приближении советских войск Гитлер совершил финальные приготовления. Закрывшись в своем кабинете, он сел на маленький диван рядом с женой. Ева проглотила таблетку цианида и безжизненно обмякла. Гитлер взял в правую руку вальтер, поднес пистолет к виску и спустил курок.

Уже через несколько минут лакей Гитлера обнаружил их тела. Он сходил за одеялами и с помощью трех охранников-эсэсовцев завернул в них оба трупа. Затем они перенесли новобрачных вверх по лестнице в сад при рейхсканцелярии. Там, невзирая на сильный артиллерийский обстрел, который вела Красная армия, они положили трупы рядом друг с другом, обильно полили их бензином и подожгли. Когда сюда прибыли первые советские солдаты, от Гитлера и Евы остались лишь зола и зубы[975].

Папа Пий XII

День тезоименитства понтифика, 2 июня, наступил меньше чем через месяц после капитуляции Германии. Папе очень хотелось воспользоваться традиционным собранием кардиналов по этому поводу для того, чтобы сказать кое-что важное. Пий XII сделал нечто такое, чего никогда не делал прежде, – обратился к проблеме национал-социализма. Начал он, как бы защищаясь, с оправдания своего участия в качестве государственного секретаря Ватикана в подписании конкордата с Германией через несколько месяцев после прихода Гитлера к власти. Папа подчеркивал, что это делалось с согласия немецкого епископата без каких-либо намеков на одобрение нацистской доктрины Ватиканом. «В любом случае, – заявил он, – мы должны признать, что на протяжении последующих лет конкордат был полезен и как минимум помогал предотвратить нанесение более серьезного вреда». Но основную часть своей речи папа посвятил тому, что он назвал кампанией нацистского режима против католической церкви. Понтифик отметил, что многие католические священники, особенно в Польше, были отправлены нацистами в концентрационные лагеря. Он не забыл упомянуть и о своем рождественском обращении 1942 г., изображая себя истинным последователем своего предшественника Пия XI и его энциклики 1937 г., осуждавшей нацистскую доктрину.

В выступлении папа особо подчеркивал страдания католиков и католической церкви во время войны, а католиков Германии выставлял жертвами нацистов. Он ни словом не обмолвился об истреблении евреев нацистами. Если в концлагерях наряду с доблестными католическими священниками и были евреи, то об этом ничего не говорилось в выступлении понтифика. Он ничего не сказал и об участии Италии в войне на стороне гитлеровской коалиции, а уж тем более об ее ответственности за те несчастья, которые постигли Европу[976].

Через два дня после этой речи папы наступила первая годовщина освобождения Рима. В ознаменование этой даты молодежное крыло «Итальянского католического действия» организовало торжества, на которых возносились благодарности Пию XII. Его провозглашали спасителем Рима и великим защитником христианства. Начинать кампанию за официальное объявление Пия XII святым было пока что рановато, по церковным правилам следовало дождаться его кончины[977].

Эпилог

Послевоенные годы стали временем забывания прошлого. Италии требовалась новая история, в которой итальянцы не были фашистами, Муссолини не был народным героем, страна не была партнером нацистской Германии, а папа не стремился прийти к согласию с кровавыми европейскими диктаторами. По всей стране, в больших и малых городах, как грибы вырастали центры изучения Сопротивления, словно храмы для поклонения прошлому, где в равной мере присутствовали ложь и героизм. Что касается центров по освещению событий, происходивших на протяжении двух десятилетий фашистского владычества, то их просто не было[978].

Итальянские евреи тоже сыграли определенную роль в пересмотре истории своей страны, поскольку альтернатива казалась слишком, слишком горькой. Они не горели желанием признавать, что многие из них в ответ на преследования отказались от своей религии и приняли крещение. Не стремились они афишировать и то, что расовые законы почти не вызвали протеста у их сограждан-католиков, многие из которых с радостью присваивали себе должности еврейских коллег и собственность соседей-евреев. Тяжелее всего было признавать, что многие соседи-католики во время немецкой оккупации доносили полиции о том, где прячутся евреи. Намного проще оказалось свалить вину за всё на немцев[979].

Историю антисемитских законов, действовавших в Италии на протяжении пяти лет, до самого свержения Муссолини, начали переписывать еще до того, как с улиц итальянских городов убрали обломки, оставшиеся после бомбежек. В июне 1945 г. итальянский посол в Бельгии сообщал о запросе местной еврейской газеты, интересовавшейся репрессиями против итальянских евреев. «Разумеется, – докладывал посол в Рим, – я подчеркнул, что наше расовое законодательство применялось лишь изредка, в отдельных случаях, а кроме того, служащие и практически все административные органы, которые должны были применять их, по сути, соревновались в саботировании этого законодательства». Дипломат поведал журналисту, что лишь с прибытием в Италию немецких оккупантов в сентябре 1943 г. там начались преследования евреев и это было «исключительно дело рук немцев», а «итальянцы из всех слоев общества и итальянское духовенство делали все возможное для спасения евреев с огромным риском для себя и своих родных»[980].

Пия XII и его ближайших советников после освобождения Рима больше всего волновала судьба конкордата, о котором Муссолини в свое время вел переговоры с братом будущего понтифика и который в итоге был подписан. Это соглашение положило конец официальному отделению церкви от государства, существовавшему в либеральной Италии, и предоставляло церкви множество привилегий. Уже 20 июля 1944 г. в недрах канцелярии Государственного секретариата Ватикана родилась служебная записка, отражавшая характер пересмотра истории в последующий период: «В 1929 г. притязания церкви и католиков были признаны итальянским правительством, а не фашистской партией, всегда недоброжелательно относившейся к католической церкви»[981].

Лишь через 10 лет после окончания войны церковь столкнулась с первым серьезным вызовом такой трактовке событий, когда ученый Артуро Емоло опубликовал книгу об истории отношений церкви и государства в Италии. Он писал: «Всякий, кто беспристрастно взглянет на отношения церкви (не только Святого престола, но и епископата, в также светского и несветского духовенства) и фашистского правительства в период, включающий в себя 11 лет между подписанием конкордата и началом 1940-х гг., не может не заметить, что они были сердечными, проникнутыми духом сотрудничества и взаимных уступок»[982]. Когда три года спустя в Италии вышла книга, рассчитанная на более широкую аудиторию и излагавшая примерно ту же идею, Ватикан