Охота на магов: путь к возмездию (СИ) - Росс Элеонора

— Почему по секрету, — спросил Анариэль, увлеченный его рассказом, — почему не можешь сказать ей? Ты хоть знаешь ее отношение к тебе?

— Знаю, конечно, отчего же не знать? Хотя есть от чего, и я это отрицаю. Сейчас, после того как мы сбежали с Афелисой с темницы, она стала слишком, слишком замкнутой. Обижается и раздражается постоянно. Иногда меня в пещере не впускала к себе, а зато как страшно станет, так «Элид, впусти!». И я впускаю. Всегда. Несмотря на ее капризы, я ее все равно люблю. Пусть и не показываю этих чувств, и не по натуре мне их на чужие глаза выводить. На корабле мы реже разговариваем, ей здесь плохо. Раз, получается, зашел, и сказал, что скоро уже выйдем на сушу. Она не поверила. И, понимаешь, — он замолчал над ним, посмотрел на него погрустневшим взглядом, — я боюсь, что она все больше будет меня стеснятся. Раньше мы на одной тряпке спали, с одной чашки ели, чуть ли не нагих видели друг друга, а сейчас… а сейчас и говорить об этом не хочется.

— Ты бы не стал так удивляться, если бы знал из-за чего это.

— И из-за чего? — Элид поник головой, — во мне что-то не так? А-то связался… с не понять кем. Вот она, наверное, и думает, что я скоро таким же бездарем стану.

— Это возрастное, так сказать. Сейчас у нее сложный период, видишь, что с ней случилось? Это все последствия. Все эти боли… что тебе объяснять? Ты сам все видел.

— И что мне? Без действия сидеть?

— Почему же? Нет. Просто попытайся узнать о ее интересах, и поговори, в конце-концов, с ней серьезно.

Элид пожал плечами, но наставления Анариэля принял. Он редко кого выслушивал, и, может быть, не слушал бы и его, если бы не манера Элида увлеченно рассказывать, пусть и не четко, но он ничего плохого в этой неясности не видел. Другое дело — служба. Там на вопрос один ответ. И терпеть Анариэль не мог, когда к ответам приплетали чувства. Слова Элида лились рекой. Он говорил убежденно, горячо, искренне — о своем детстве, о своих травмах. Пусть и язык его заплетался, слова сбивались, прятались, но все же вышло душевно. Он как бы сыпал себя упреками, колол себя рассуждениями, но все это выдавалось в форме шутки. «Оратором я никогда не был, — думал он про себя, — и что это такое — оратор? Тот, кто орет? Или тот, кто красиво излагает мысли? Что бы то ни было, но я подхожу только к первому». Говорить о безвкусице, о какой-то ерунде — все это он не любил, даже когда бывало скучно. И частенько упрекал своих товарищей, мол, уши у него гниют уже. Разойтись Анариэлю с Элидом пришлось, как только на шканцы выскочила девочка: роста небольшого, худенькая, с желтовато-болезненным лицом. Из одежки на ней были какие-то широкие штаны в пол, под ними высовывались носки туфель, черная сорочка. Теребя тонкие черные косички, она подошла к Элиду и с жаром выплеснула:

— Тебя требуют!

— Кто? — спросил он, ощущая ее взгляд на себе.

— Афелиса Диамет! В капитанской каюте! Срочно!

И убежала. Он не успел даже черт ее рассмотреть, как она стыдливо сошла вниз. «Это что за фифа? А если врет? Да ну, она меня, наверное, знает, раз на «ты» обращается. Посторонилась бы такого». За «фифу» он ее принял только потому, что на шее ее были большие бусы зеленого и желтого света. Было у них на корабле сборище девочек лет двенадцати, все равные, но характер един. Прежде Элид относился к ним с скепсисом, и проходил мимо их, шептавшихся мышек. Частенько они проказничали, хвастались брошью, подходили к другим девицам, и говорили: «если присоединишься к нам, у тебя будет точно такое же». И из невинных, добрых девочек они сотворяли сплетниц и высокомерных легкомысленниц. Однажды дошли они и до Элида, без причины, а он, ничего не понимая, стал огрызаться. Впрочем, история длинная, и он ее не хочет вспоминать. Поморщился, и, распрощавшись с Анариэлем, пошел к капитанской каюте.

Застала его такая картина: у стола, согнувшись, сидела Афелиса, и тихо всхлипывала у стены Илекс. «Очнулась! — воскликнул он, но внешне был все так же серьезен, — сейчас-то все расскажет!». Афелиса, видимо, еще слова не сказала. Смотрела на нее сочувствующе, притянув к себе колени. Обернувшись на топот, она махнула Элиду в свою сторону. В полумраке он глядел на Илекс: она, тут же потупив взгляд, потирала колено. Вид ее был не лучше, но радость-то какая — очнулась!

— Тебе плохо сейчас? — робко спросила Афелиса, наклоняясь вперед, — можешь говорить?

Илекс поежилась от холода. Прижавшись к скамейке, она, наконец, подняла взгляд, и тяжело выдохнула. Элид сел на пол рядом с ней, пытаясь рассмотреть выражение ее лица: все также, только волосы нитями свисали на щеки и лоб.

— Нет, — помотала она головой, — могу. Афелиса, я знала… знала, что так будет.

— Как будет? Ты этого ожидала?

— Да, потому что это неизбежно. Я не удивлена, — помолчав на мгновение, она продолжила, — теперь мне не так плохо, но голова кружится. Пройдет. Меня больше напугал сон.

— Какой это сон? — влез Элид, порываясь вперед. Илекс отшатнулась в сторону, чуть ли упала, но успела опереться ладонью об пол, — мне Афелиса говорила, что ты кого-то там видела. Но расспросить она тебя не успела. Говори сейчас, и это важно, даже несмотря на то, какая бессмыслица там могла происходить, — подчеркнул он, — так что, вот, твое время. Пожалуйста.

— Да, видела. И припоминаю что-то, когда говорила об этом. Но это так мутно, и как думаю об этом, так голова кружится. Именно от этого момента. Она была… была, — Илекс подбирала слово; мысли все еще мешались, — такой знакомой, точно родной. Да, родной! Помню и ее белый воротничок, ее черные волосы, ее дом. Не знаю, чей это был. Но не мой, а значит, ее. Мы бегали, резвились, нам хорошо… а вот и ива там была пушистая и огромная. Эта девушка показалась мне привлекательной, но поначалу пугала меня. Не внешними чертами, а характером. Я не знаю, почему стала в бреду про нее говорить. Наверное, потому, что это был сильный сон. Никогда не забуду. А может быть… ну, конечно! Я сразу ее узнала из-за голоса. Элид, — обратилась она к нему, оборачиваясь, — ты же помнишь, как он звучал? Вот она говорила точно также!

— И что вы только… играли? — с сомнением спросил он, — и никаких других дел? Если так все запомнилось, то тебе нужно бы еще разговоры вспомнить. Надеюсь, они не были пустыми, и вы не потратили кучу времени?

— Элид… — обидчиво проронила она. Илекс знала, про какую кучу времени он говорит и к чему намекает, — нет. Но знаете, в такие беззаботные моменты хочется обо всем угодно говорить. Это был будто бы не сон. Все черты были четкими, объёмными, ну не может так в сновидении быть! Или мне показалось, и я опять искала какой-то подвох.

— Я не знаю точно, как проходит это становление. Не могу с уверенностью сказать и о том, что может ли что-то сниться или нет. Но как сказали те девушки, то ты просто была в обмороке. Странное дело… — Афелиса внимательно слушала ее, не отвлекаясь ни на что. Даже на появившийся шум на палубе, — не придумала ли ты это? Не отрицаю существование пророческих снов. Иногда и мне такие снились. Но в них всегда бывает намек, какая-то мысль… ты заметила что-то такое?

— Я не придумала! И не падала я в никакой обморок. Только боли не чувствовала, мне было хорошо. Много чего происходило, на самом то деле. Нет, Элид. Мы еще и пели, танцевали, она меня все звала куда-то, кажется, в город, а я сомневалась. Говорила, что мы обязательно встретимся где-нибудь, и, вот, наконец, как я решилась идти с ней, сон прервался и я проснулась…

— Говорила она тебе что-нибудь перед этим? — спросила Афелиса.

— Нет… ничего, — сказала Илекс тревожно, — просто взяла меня за руку и вывела за ворота. Я мало помню-то, что эта девушка говорила. Не случайность это все… голос очень похож. Я не знаю, запуталась. Подумаю еще, и, может быть, разгадаю.

— Слушай, Илекс. Это все хорошо, или нет, но были сильные помехи. Связь прерывалась, и ее голос дрожал. Возможно, как-то исказился. Хотя… я в твоем сне не был, не могу судить. Ты, давай, обдумывай. И проснулась вовремя! — воскликнул Элид, выпрямляя ноги, — все уже произошло. И как — удачно! Не расстраивайся, что ничего не увидела. Ты бы посмотрела, как людей измотало, и я еле на ногах устоял. Конечно, странности есть… — тут он подумал о Бозольде, — но с этим мы разберемся. Если Афелиса не будет упрямой. Так что… проснулась ты уже совсем в другом мире!