Охота на магов: путь к возмездию (СИ) - Росс Элеонора

— В другом? Что, уже и вправду произошло? — не веря, она перевела взгляд на Афелису, — Афелиса, все хорошо? Никто не пострадал?

Элид фыркнул, и оперелся спиной об стену. «Анариэль говорил, что сближаться надо… ну да, ну да, — подумал он с пренебрежением, — как тут сблизишься, когда она мне не хочет верить? Что я, способен только шутить? Афелиса не виновата, да и у меня к ней претензий нет. И дело не во мне. Дело в ней. Нужно как-нибудь уединиться для разговора». Эта идея давно уже хранилась где-то вдали, и все не могла всплыть на поверхность, чтобы осуществиться. Рассказ ее о сне Элида никак не удивил: «может, бредит до сих пор. Вид у нее болезненный, не выспавшийся. А хотя, по словам тех девушек, она должна прыгать от радости. Ну, от сил, черт с ним». Илекс заметила его угрюмость, как объясняла Афелисе, и, как показалось ему, причину поняла.

— Никто не пострадал — ложное заявление. Пострадал ни один человек. Их не пересчитать, и вряд ли мы когда-то узнаем точное число. Рубин уничтожил обыкновенный народ. Нам больше ничего не угрожает. Вспомните, сколько нам стоило это… действо. И мы могли бы отдать еще больше! Все, что потребуется. Хоть жизни. И устранили мы всех, теперь осталось дождаться завтрашнего дня…

— А что завтра будет? — Илекс отпрянула от ножки скамейки и подвинулась к ней ближе, — стало быть, пойдем в город?

— Именно, — с улыбкой ответила она, — Гроунстен наш. Всегда был нашим и всегда будет. Сейчас уже за полночь. Нужно поспать, а то дорога предстоит длинная. Элид подтвердит мои слова.

— И что мы, прям пойдем и будем жить? Как… как долго мечтали об этом, и вот… — Илекс убрала волосы назад, и улыбнулась так пламенно, как никогда раньше на корабле, — это хорошо, что я самое ужасное проспала! Хорошо, что никого уже нет, кроме нас. Все мы будем дружны, и больше никаких войн. Звучит слишком сказочно!

— Да… звучит. А на самом деле мы пойдем через лес, холмы… ну, говорят, что берегом пойдем. Так безопаснее. Ты не знает, какие народы там водятся. Встречали мы таких, как сумасшедшие. Мне кажется, что они ни языка, ни науки не знают. Только веруют, а во что не понятно. Помнишь их, Афелиса. Ходят друг за другом, такие мирные и тихие. Наверное, внутри они звери, каких свет не видывал. Так что будет с кем нам налаживать отношения.

— Они в этом не нуждаются, — ответила Афелиса, — у них никакой внешней политики, и входят они в наше государство, соответственно — наш народ.

— Не верится мне. Но все равно нужно на них надавить, чтобы знали свое место. А то устроят…

— Им не позволит эта модель поведения. Сейчас об этом говорить не время. Илекс, сейчас как себя чувствуешь? Говори честно.

— Лучше намного, но в сон клонит. Есть свободная каюта? — произнесла Илекс, склонив голову налево, — отосплюсь, и буду чувствовать себя как прежде.

— Элид, — Афелиса поднялась на ноги, — отведи ее. И пока не заснет, не уходи.

Он, услышав ее приказ, тут же кивнул, и вся его угрюмость спала. Как только Афелиса вышла в коридор, Элид встал, и подал ей руку. Настроение его поднялось из-за предстоящего шанса хоть немного поговорить с ней: «будто тогда времени не было. Может, действительно не было. Зачем себя обманывать? Я просто боялся, да, как трус. Презираю таких, не углядел, как сам таковым стал». Илекс пришлось придерживать за плечи; ноги подгибались, и уводили ее куда-то в сторону. Давешнее ее состояние не сильно отличалось, единственное, что бы, пожалуй, заметно более всего — ее улыбка; слабая, еле заметная, такая боязливая. Не понятно, почему так, почему она скрывает чувства, что вызвало уголки губ дрожать, а мышцам сопротивляться — все это было неизвестно. И спрашивать он не решался, мол, всему свой черед. Лестница была крутая, и шли они медленными шашками. Наверху послышался гам; народ на несколько минут поднялся на ноги, затем опять стих. Видимо, отбой приказали. Тишина усыпляла, и сладкая мысль уносила в фантазии: что будет с Гроунстеном? Неужели это конец? Но знали они точно — возмездие свершилось!

***

Было тихое осеннее утро. Из недавно проснувшегося леса веяло душистой хвоей, и весело распевали ранние птички. Сухие, голые ветви покачивались, словно в танце. Ни единого звука на корабле: некоторые, отошедшие ото сна, скрепя руки за спиной, слонялись вдоль борта, что-то обдумывая, другая половина спала крепким сном. Солнце уже высоко стояло в небе: пробил десятый час. Афелиса, еще сонная, вышла на палубу. Легкие обдало утренней свежестью, после которой становилось легко на душе, и прошлое казалось осевшим камнем в груди, тянущее вниз, в пропасть. Такие тихие, мирные минуты, хоть и не значительные, но предают сил и переосмысление. Идя в камбуз, она все раздумывала о минувшей ночи, о том, сколько много она унесла за собой дикого и болезненного. «Такое больше не повториться» — эта мысль пускала мурашки. Не только боль да страдания принесли те времена, но еще и проводили ее к тому, к чему вел ее разум — Гроунстен. «Теперь любая, даже самая мелкая оплошность неприемлема. Нужно рассчитать ходы, то, с чего следует начать. Проверить состояние домов, полностью обследовать замок. Надеюсь, рубин избавил остров и от трупов. Вскоре прибудут все и численность наша возобновиться». Бродила она в одиночестве не долго. Еще ночью, после пробуждения Илекс, она ходила уточнить по поводу грузов: все было собрано. Значит, люди готовы. Постепенно все вокруг стали просыпаться, терли глаза, и, радостные, поднимались из-под тряпок.

Через четверть часа из нижних палуб стали выгружать мешки. Несколько мужчин, взявшись за углы, таскали груз и сваливали за борт, где стояли принимавшие, и, под командованием Анариэля, брали из по двое, и вместе с ним пошли по берегу к Гроунстену. Заменял его подручник, и так сменялись они, пока весь груз был не сбросан с палубы. Афелиса, смотрящая все время за процессом, подошла к Яромилу, и стиснула его ладонь в крепком рукопожатии.

— Счастливого пути, капитан Яромил.

11. Шкатулка из ниоткуда

Вот только одно черное пятно оставалось на месте, не скакало и было как будто… в действительности?

Розалинда замерла: глаза слезились, в щеки прилила кровь. Искоса она замечала маленькое черное пятно, неподвижно стоящее в кустах. Сердце забилось сильнее, и облака стали плыть будто быстрее. «Что это? — не решалась она повернуться, — не человек, а подозрительная вещица». Наконец, удалось. Прямо у плетня трава была примята, покошена, а посередине — деревянная шкатулка. Оглядевшись по сторонам, Розалинда поймала себя на мысли, что поступает крайне глупо, зная, что кроме нее здесь нет никого. Или еще кто-то прячется за кустами? Этой-то неожиданности она сторонилась. Пробравшись к плетню, она нагнулась и взяла в ладони находку: красовались на ней какие-то пыльные, обрубленные узоры, золотые уголки и замочная скважина. «Закрыто, — уже подумала Розалинда, и, ступив на упавшую траву, почувствовала под подошвой твердый предмет, — что это?». На земле лежал простой серебряный ключ. Подкралось тогда сомнение: «чужое, значит, трогать нельзя. Но с другой стороны…хозяин намерено припрятал это в таком укромном месте, так еще и ключ рядом оставил. Не случайно это все. Того, значит, не нужно это. Почему бы не открыть? — пальцы ее нервно сдавливали ключ, — а вдруг это проверка на честность? Если сейчас, как только я открою шкатулку, кто-то сзади выпрыгнет? Нет… не может быть. Даже тот мужчина посчитал меня за хозяйку. Не позволят себе». И плюя на все, Розалинда сунула ключ в замочную скважину и повернула по часовой стрелке. Щелчок. Крышка открылась. Она вздохнула, и, уйдя под дерево, в тенек, глянула во внутрь: сложенные маленькие бумажки, под ними какая-то записная книжка с исписанными страницами и… кольцо с инициалом. Повертев его в руках, она увидела: М.Э. «Имя хозяина. Стоит ли мне что-то читать? Или по приезду Филгена, лучше спросить у него?». Долго она металась из мысли к мысли, и, вопреки всему, развернула первый лист, давеча бывший на поверхности: