Германтов и унижение Палладио - Александр Товбин

– Так был или не был?

– Предстоит расшифровка информации, которую несёт в себе реликтовое излучение, испущенное Большим взрывом, если взрыв был…

– А что было до Большого взрыва?

– Не знаю.

– И никто из учёных не знает?

– Пока – никто! До взрыва… Нда-а, вопросики вы ставите безответные. – До, после: до – это какая-то особая, абсолютная, принципиально ничем не заполняемая пустота, там даже часы не тикают.

– Почему же?

– До Большого взрыва, породившего нашу Вселенную – есть такие мнения среди астрофизиков, которые, признаюсь, и мне близки, – время вообще не шло, и это, кстати, позволяло вполне логично считать, что Бог к созданию нашей Вселенной не имел отношения.

– Это ещё почему?

– Если время не шло, часы не тикали, то у Бога, стало быть, и не было времени на то, чтобы создать Вселенную.

«Смельчак! Допущение хоть куда», – подумал Германтов.

– А если всё-таки тикали?

– Да, тикали, не тикали – вопрос! Большой взрыв создал пространство, а вот откуда взялось, если и впрямь взялось, время? Кое-кто из самых продвинутых физиков убеждён, что время как реальная субстанция вообще не существует, мол, время – наша иллюзия, помогающая нам организовать свой быт. Однако есть и другие мнения, которым нельзя отказать в праве на научную жизнь, в частности, наш соотечественник и почти современник Козырев полагал, что время – исток вселенских энергий, глобальный исток-генератор, безотказно работающий как перпетуум-мобиле, при том что давление времени можно экспериментально измерить – примерно так же, как когда-то удалось измерить давление света.

– И как же, если Бог ни при чём, появилась Вселенная?

– Случайно, – развёл руками. – Есть мнение, и не только среди астрофизиков, что случай – это и есть наш непреложный закон.

– Если Бог к созданию Вселенной не имел отношения, а случайности ему не подвластны, то есть ли вообще Бог?

– Вы подобрались к ответу на надоедливо вечный вопрос.

Так-то, изящным методологическим финтом Бог отстранён от главного из сущих деяний: в отсутствие времени ничего осмысленно-деятельного нет и в принципе быть не может? Вне хода времени нет места в непредставимых до-вселенских пространствах даже самому Богу? Так, так, Бог непричастен – случай взял да создал Вселенную. Но – пошло время, побежали по кругу стрелки и можно воспользоваться теперь «реликтовым излучением»; недурно, физик с усиками дал свой ответ на надоедливо вечный вопрос, но у поэтичности, выстраивающей параллельно с научными свои познавательные перспективы, находятся и свои… Германтов усилил громкость, чтобы не пропустить что-нибудь в теледиалоге, при этом машинально навёл лупу на железнодорожную станцию Мазер, на паутину стёжек-дорожек. Нереальная реальность задолбала своими тайнами? Физики уже не только шутят от безысходности, но, похоже, ещё и уповают на поэтичные образы…

– А расшифровка реликтового излучения поможет нам увидеть Мироздание, или, как вы предпочитаете говорить, Вселенную – всю-всю Вселенную, но сразу?

– Увидеть, да ещё всю-всю, целиком? Увидеть снаружи, да ещё с разных сторон, бесконечно безграничный объект, находясь внутри него? Исключительно земное пожелание, боюсь – недостижимое.

– И даже образно не увидеть?

– Как это – образно? Я всего лишь астрофизик.

– А если был Большой взрыв, то когда?

– Четырнадцать миллиардов световых лет назад.

– Световых?

– Ну, допустим, я себе позволил шутливое преувеличение. Если не световых, а обычных – всё равно это непостижимо много.

– А долго будут расшифровывать информацию «реликтового излучения»?

– Вам не терпится? Думаю, долго.

– А по поводу чёрных дыр что-нибудь прояснится?

– Не думаю, не думаю.

– Правда ли, что чёрная дыра в миллион раз тяжелее солнца?

– Не исключено, что и в миллиард раз…

– Ого!

– Чёрные дыры тоже вполне могут оказаться фикцией, игрой ума: «сверхплотность» дыры, невероятный её вес при отсутствии вещества; важнее, однако, что не прекращается спор, что важнее для понимания строения мира – реальные силы гравитации или эйнштейновская идея искривления пространства?

– Спор уводит в тупик?

– Трудно сказать, появилась ведь теория струн, квантовых лучей-струн, способная когда-нибудь примирить теорию гравитации с теорией относительности…

– Тягомотина на столетия?

– А куда вы спешите?

– К знаниям, к знаниям, – улыбалась интервьюерша. – Удастся ли всё же, если примирение враждующих теорий когда-нибудь состоится, заглянуть в чёрную дыру, в абсолютную пустоту?

– Сомневаюсь.

– Правда ли, что чёрные дыры, только микроскопические, произвольно разбросаны вокруг нас?

Пожал плечами.

– Вас это не пугает? Но ведь любая из этих миллионов микродыр, притаившихся вокруг нас, может поглотить Вселенную!

– Не может.

С сомнением-сожалением, сквозь огромные свои окуляры глянула на учёного.

– Вы хоть слышали, что с феноменом чёрных микродыр связан феномен каждой индивидуальной смерти?

– Каюсь, не слышал.

– Напрасно! Каждый человек – индивидуальная вселенная, правда? Когда какая-нибудь из ближайших микродыр поглощает такую единственную и неповторимую вселенную, человек умирает…

– Мистические объяснения всегда кажутся самыми простыми.

– А правда, что антивещества во Вселенной больше, чем вещества? Вы слышали о попытке террористов-ваххабитов с помощью всего одного грамма антивещества взорвать Рим?

– Не слышал.

– Но про тёмную энергию мы всё наконец узнаем?

– Что за тёмная энергия? – удивился физик. – Просветите, пожалуйста, какую энергию имеете вы в виду.

– Энергию Бермудского треугольника! От неё корабли и самолёты внезапно исчезают в пучине. Ну как, узнаем?

– Сомневаюсь. Хотя идёт поиск особой, пока и впрямь таинственной энергии, возможно, извергаемой чёрными дырами, благодаря которой Вселенная наша расширяется с ускорением.

– Правда ли, что науке неизвестно, чем заполняется девятнадцать двадцатых всего объёма нашей Вселенной?

– Девятнадцать двадцатых? Это на телевидении пропорцию так точно вычислили-установили? Мы и величину-то этого объёма строго определить не можем, а уж чем тот объём заполнен…

– Быть может, – заглядывала в бумажку, – частицами Бога, которые в коллайдере ищут? Как их, неуловимые частицы, по-научному называют?

– Ищут, ищут, – усмехался физик, – ищут бозон Хиггса; такие частицы как будто наделяют материю массой, формой.

– Как думаете, был ли Большой взрыв, не был, а изначальный-то толчок Вселенной дал Бог?

– А кто-что такое Бог? Сверхестественный объект веры? Но учтите: религиозное чувство – это ведь своеобразное знание, всего лишь внелогичное знание. Не сочтите гнусным поклёпом на разум, призванным ослабить его контроль, но повторю: мы мало что знаем о причинах и способе рождения Вселенной, пожалуй, ничего не знаем… И, – усмехнулся, – если Бог как высший разум и причастен к этому рождению и, допустим, вынашивал саму идею его, то вряд ли дано нам заглянуть в божественную утробу; мы лишь медленно, словно на ощупь, движемся впотьмах, цепляясь за разнородные мелочи…

– И когда появится общий взгляд?

– Должно пройти лет сто-двести, чтобы вдруг сложилась из разрозненных мелочей картина…

– Может, нам академиков пора поменять, чтобы ускорить процесс? Академики у вас бессрочно избираются, навсегда, – едва улыбнулась, – как наш президент?

– Академики – пожизненные.

– Не хотите ли организовать общественный протест? Вот уже и под президентом трон зашатался, а уж замшелых академиков отправить на пенсию…

– Я вообще-то политикой не интересуюсь…

– Напрасно! – строго навела окуляры. – Вы-то, допустим, не интересуетесь политикой, но политика ох как вами может заинтересоваться.

– Приму к сведению.

– Ладно, на святое не покушаемся, позволим академикам и дальше кайфовать в тёплых почётных креслах. А без коллайдера на формирование общего взгляда и общей картины ушло бы ещё больше времени?

– Возможно…

– Мы обречены долго-долго ждать?

– А куда всё-таки вы спешите?

– Но опыты на коллайдере дадут быстро хоть какой-нибудь практический, полезный нам результат?

– Не исключено; не знаю только – быстро ли, не знаю, когда дадут, сроков никто вам не назовёт. Ведь если бы сто лет назад Нильс Бор не озаботился тайнами строения атома – а тогда тайны эти, поверьте, никого не интересовали, считались отвлечённой чепухой, – мы бы сейчас не пользовались всей нашей телекоммуникационной, управляющей и бытовой электроникой, без которой уже немыслима жизнь…

Спасибо, Бор! Германтов убрал звук телевизора, сдвинул в сторону карту Венето, лупу и подумал: с познанием тайн Вселенной и всех тёмных её составов и энергий, всех неисчислимых её звёзд, чёрных дыр у нас, пусть и всего-то на одну двадцатую потенциальной информации, но полный порядок. И с определением субстанциональной сути сознания, с проникновением в тайны собственного мозга – мозга как индивидуальной Вселенной, вмещающей аж сто миллиардов нейронов и миллионы километров волокон – вспомнил вчерашнюю телепередачу, седую даму, прятавшую в иронии своё научное замешательство, – тоже своего рода порядок; необъяснимое расточительство нервноклеточного материала – в порядке вещей. А сознание – вовсе не обязательно продукт нашего сверхмощного мозга, так? Нам, двуногим «мешкам нейронов», вообще не дано понять, что это за штука такая – сознание, так? А что нам, не допущенным к использованию собственной сообразительной мощи, дано понять? Ох, миллиарды, миллионы… Возведённая в многомиллиардные степени таинственная функциональная сложность мозга – и эфемерность механизмов нашего духа. Но пять-то процентов клеток всемогущего мозга работает на нас, ура – как мы умны! – ну а остальные бесхозные клетки, девяносто пять процентов всех клеток-нейронов, служат уже не нам, а бог знает кому, чему, извините… И – извините, корифеи всех мастей, – любая из крохотных чёрных дырочек в нужный момент поглотит вас со всеми вашими мыслями и духовными потрохами.