Кадеты и юнкера в Белой борьбе и на чужбине - Сергей Владимирович Волков

– Она не женщина, – спокойно ответил директор.

– Кто же она? – спросил Машуков.

– Она – Ангел, – ответил А.М. Герасимов, и добрая, светлая улыбка озарила все его лицо.

Ангел – Глафира Яковлевна – села княгинею во Сфаяте и стала истинным ангелом-хранителем и мужа своего, и сына, и всего княжества русского Кебирского.

Она хранила его правителя и сама участвовала в правлении. Из жен воспитателей и преподавателей создала она «Дамский Комитет» и мастерскую, которая обшивала весь корпус. Она заботилась, как родная мать, о детях и кадетах, организовала прием и справедливую раздачу молока, шоколада, американских подарков и распределение работ по шитью; устройство угощений кончающим гардемаринам; ласковой, доброй русской душою мудро подходила ко всем жизненным вопросам княжества и сглаживала умело и быстро все шероховатости человеческих отношений.

Какое бы маленькое Царство, какое бы княжество, городок или даже лагерь ни сложился бы из людей, всегда будет в нем общая тяга к солнцу, к правителю, к главе и к месту в тепле и свете главного светила, главного лица.

Так и в этом крошечном княжестве боролись между собою отдельные личности, партии и соединения единомыслящих людей. Ангел-хранитель Глафира Яковлевна Герасимова в постоянных беседах, ласковых уговорах, мудрых решениях отводила грозы, громы и молнии от маленького княжества, которое с таким трудом сложилось, таким трудом держалось и так легко и так быстро могло развалиться.

В сфаятской избе нагружали склады одежды, белья и обуви расторопные цейхгаузники. Молодые елочки окружали деревню, как цепь часовых, и скрывали ее от глаз постороннего, хотя иноземные гости знали дорогу и иногда заезжали в это русское княжество.

У обрыва холма под тенью винной ягоды стояла самая малая избушка – в ней была казенная лавочка для всего населения. Ниже библиотека и литография. Дровосеки кололи дрова на заднем дворе. Водовозы возили питьевую воду на муле. Под горой у ключа, на каменном лотке, под зеленой крышей шелковичного дерева прачки мыли и сушили белье. Еще изба, в ней слышен стук машин, треск нитки, лязг ножниц, прорезающих сукно, полотна, парусину, бязь, здесь портнихи шьют белье и одежду для воинов Кебира. «Боже, сколько «прислуги» привезли с собою эти северные переселенцы! – скажет читатель. – Кашевары, хлебодары, дровосеки, водовозы, прачки, грузчики, дворники и приборщики!» Ошибся, друг мой!

Кроме Джигита-татарина, вестового да Махина, не было у русского барина нынче прислуг! Все сами делали: офицеры, гардемарины, кадеты – кадеты! – дружок.

Это сказка? Нет, то быль.

Картинка Сфаята

Крепость, в которой устроился Морской корпус, находилась на вершине высокой горы. Вершина эта кончалась плоским холмом, поросшим жесткой травой и колючим кустарником. В этой толще французские военные инженеры и саперные войска искусно врезали крепкий форт, окруженный глубоким рвом и высоким валом. Вал широкой каменной стеной кольцом обнимал всю крепость и замыкался высокими каменными воротами, с толстой железной решеткой.

На воротах в камне была выбита надпись: «Джебель-Кебир». Начиная с этих ворот вся крепость и внутренние здания были выстроены из крепкого камня, как бы вросшего в окружающие его дикие, острые, грубо изломанные каменные холмы. В широкие окна крепостных стен, кроме стеклянных рам, были вделаны толстые чугунные решетки. В эту мертвую, мрачную, серую крепость широкой волной влилась молодая, веселая, бодрая русская жизнь в лице 320 жизнерадостных гардемарин и кадет.

Из нижнего лагеря Сфаята, извиваясь белой змеей, шла по краю горы на Кебир шоссейная дорога, с внутренней стороны ее обрамляли дикие камни, колючие кусты шиповника и густые заросли серебристой полыни, с внешней стороны тянулись ели и сосны и кружил обрыв горы, убегавший полого в широкую долину с полями и рощами кудрявых маслин. Шоссе кончалось на плоской широкой площадке у самой крепости, ворота которой, глубоко спрятанные в вырезах горы, неожиданно открывались вам навстречу.

Эта площадка служила Морскому корпусу как бы «Шканцами» – священным местом корабля; на ней служились молебны, выносился знаменный флаг (39-го флотского Черноморского экипажа). Проходил «церемониальным» маршем весь батальон корпуса, читались приказы и речи начальствующих лиц, устраивались парады в храмовой праздник корпуса 6 ноября, в приезды французского адмирала барона Эксельманса, генерала Дюжонши и маршала Петэна, вице-адмирала Кедрова, контр-адмирала Беренса, Военно-морского агента во Франции капитана 1-го ранга Владимира Ивановича Дмитриева, коим Морской корпус был всецело обязан всем своим существованием в этой французской колонии. Повернувшись налево кругом, спиной к городу и морю, вы входите в железные ворота Кебира. На этом месте встречает рапортом дежурный по корпусу офицер всех старших офицеров, кому по уставу положена такая встреча. Проходите ширину рва, перед вами вырастают серые стены форта и глубокий проход во внутренний двор под могучими сводами. Дежурный гардемарин с палашом и дудкой отдает честь.

Входите под гулкие своды. Справа и слева серые деревянные двери. Первая слева – динамомашина с русского судна освещает весь форт электрическим освещением. Вторая – в карцеры; третья – караульное помещение арабского караула крепости. Направо длинный коридор с казематами, превращенными в классы Морского корпуса, и два из них гордость и слава инспектора классов капитана 1-го ранга Александрова. Первый – физико-электро-технический, второй – естественный кабинет.

Как венец просветительного творчества, показываются эти кабинеты всем русским и иностранным гостям, и преподносятся на последнее, после осмотра рот, кухонь, помещений, как редкий десерт. Ах, этот естественный кабинет Александра Захаровича Имшенецкого! Чего только в нем нет! Вместо стен – во весь рост человеческие скелеты, люди в коже и без кожи, листья, травы, цветы и плоды. Картины флоры и фауны Африки. Зеленые лягушки служат барометром, террариум, где живут ядовитые змеи, тарантулы, сколопендры, смертоносные скорпионы. Коллекции дивных бабочек, крошечных и громадных, пестрых, ярких жуков, минералы; заспиртованные рептилии на столе, где стоит микроскоп, ползает по руке гардемарина ручной уж; белая крыса мирно греется на груди кадета – помощника строгого профессора, у которого на плече сидит хамелеон и ловкой стрельбой липкого языка ловит мух.

Все, что мы видим в нем, создано, собрано, найдено, поймано руками гардемарин и кадет на прогулках и экскурсиях под просвещенным руководством преподавателя естественной истории и географии. Обойдя все казематы-классы со скамьями, железными столами и досками из линолеума, на которых вы увидите меловые бином Ньютона, дифференциальное исчисление, чертежи корпуса корабля с бимсами, шпангоутами и пиллерсами, и длинные формулы по девиации, вы выходите опять под своды ворот и проникаете в левую половину форта.

Там коридор и в нем казематы – ротные спальни. Похоже на кубрик дредноута: двухэтажные железные рамы – на них толстые дубовые доски-стеллажи. На