Анхен и Мари. Прима-балерина - Станислава Бер

– К тому же есть у меня для Вас одна догадка, – сказала Анхен и замолчала.

Художница попробовала вишнёвый пирог, посмаковала – умеет же Акулина стряпать. За одно, за это можно терпеть её несносный характер.

– Анхен, ты невыносима. Говори сейчас же, что за догадка! – воскликнула Мари и посмотрела на гостя. – С детства она такая вредная, Иван Филаретович.

– Сдаётся мне, что есть причина, зачем Агнешка подругу отравила, – сказала, наконец, художница и опять замолчала, присматриваясь к пирогу.

– Я тебя сейчас убью, ей Богу, – прошипела Мари и отодвинула от сестры чашку с чаем и тарелку с пирогом. – Не томи ни меня, ни Ивана Филаретовича.

Анхен, довольная произведённым эффектом, коротко улыбнулась, встала из-за стола и подошла к окну.

– Всё просто, – сказала она, разводя руки в сторону, как иллюзионист на сцене. Драпировка окна служила ей занавесом. – Госпожу Черникину Агнешка отравить была не в силах. Ну, сами посудите. Балерина ни ела в её присутствии, ни пила, ни нюхала. А прима всё употребляла при Агнешке. Госпожа Лещинская отравила подругу и подложила стёкла в пуанты, зная, что та, подумает на новую соседку.

– На Мышь Серую. На балерину с мышиными повадками. Умно́! – сказал господин Самолётов и тоже встал.

– Как это гадко, – сказала Мари и потянулась ко второму куску пирога. – Убить подругу ради убийства другого человека. И это в Императорском театре! В очаге русской культуры.

– Вот, вот! – подхватил господин Самолётов. – Так господин Орловский и скажет, когда ему доложит господин Громыкин.

Он подошёл к Анхен и поцеловал ей руку.

– Браво! – воскликнул Иван Филаретович, любуясь барышней.

Мало того, что красавица, ещё и умница. Однако молодой человек тут же и вздохнул. Жаль, что невестой становиться не хочет. Ну, ничего, он своего добьётся, он не отступит!

– Но почему до сих пор не выпустили Мариуса Потапова? – не унималась Мари.

Господин Самолётов обернулся к ней.

– Господин Орловский потребует улик, чтобы госпожа Лещинская не вышла сухой из воды, и чтобы у нас, наконец, появился обвиняемый, – сказал он.

– Не волнуйся, Мари, завтра твоя подруга получит мужа, живого и здорового. Только нужен ли ей муж-изменщик? – спросила Анхен.

– Ваша подруга? – удивлённо спросил господин Самолётов.

– Жена господина Потапова училась с нами в Смольном институте, – сказала Анхен.

– Вот как?

– Вот Вы, Иван Филаретович, что думаете про измены? – спросила Мари и поправила очки на носу, приглядываясь к выражению его лица.

Господин Самолётов вернулся к столу. Свет от керосиновой лампы выхватил и ровный пробор молодого человека, и красивые библейские глаза, и алые губы.

– Считаю это дурным поступком. Если разлюбил, скажи, – промолвил он, взялся за поперечину спинки стула и опёрся на него. – Я за честность в отношениях между мужем и женой.

– Ну, а как же церковь? Церковь не принимает разводы. А если дети в семье народились, как у Потаповых, как же быть тогда? – напирала Мари.

– Молиться, – сказал господин Самолётов и улыбнулся. – Молиться, и Бог подскажет, как быть.

Иван Филаретович остановил извозчика у дома с мезонином и вышел. Матушка не ложилась ещё спать. Ждала его возвращения.

– Ну, сказывайте всё по порядку, – потребовала она после приветствия и лобызания руки.

– Мы арестовали подозреваемую. Убийцей оказалась балерина Лещинская. Вообразите, оказывается покойная Черникина шантажировала её, и она решилась действовать через подругу, – сказал Иван Филаретович запальчиво.

– Да не про следствие сказывайте. С убийством сами разбирайтесь. Про дело наше сказывайте, – сказала матушка и поморщилась. – Ходили к стряпчему?

Иван Филаретович подошел к дивану-кушетке с затейливой фигурной спинкой и опустился на него.

– Ходил, – коротко ответил он.

– И что же? – спросила матушка, подошла и села рядом.

– Если кратко, то тяжко нам придётся, – сказал после паузы Иван Филаретович. – Да, были случаи, прецеденты, как говорят юристы, когда жена возвращала проигранное мужем имущество. Однако…

Иван Филаретович замолчал, подбирая нужные слова. Матушка, сидевшая к сыну вполоборота, пыталась заглянуть ему в глаза.

– Что "однако"? Что?! Да не тяните кота за причинные места! Толком говорите! – воскликнула она в нетерпении.

– Однако успешного завершения дела гарантировать не сможет никто. Всё зависит от суда, от многих обстоятельств.

Матушка села прямо и уставилась на этажерку с книгами.

– Самое главное, что такое возможно, сын мой. Мы должны попробовать. Это наш шанс вернуть себе положение в обществе, – сказала она и опустила руку ему на колено.

– Конечно, матушка. Поэтому я дал стряпчему команду готовить документы для прошения. А там, как Бог решит, так и будет! – сказал Иван Филаретович и накрыл руку матери свой рукой.

Матушка встала с кушетки, намереваясь уйти в свою опочивальню.

– Я сегодня объяснился с Анхен, – сказал он, останавливая её.

– Вот как? И что она? – спросила матушка, оборачиваясь.

– Беда, прямо. Прямо, форменное недоразумение. Не знаю, что и делать, – сказал Иван Филаретович грустно и затеребил лацкан пиджака.

– Что у Вас за манера такая появилась, молодой человек, недоговаривать, интриговать, мучить собеседника недомолвками? От кого понабрались дурных манер, я Вас спрашиваю? Я Вас такому не учила, – сказала она высокомерно.

Иван Филаретович встал и поцеловал ей руку.

– Простите великодушно. Анхен отказывается выходить за меня замуж. Вот и всё. Никакой интриги.

– В чём причина отказа? Не любит Вас? – спросила матушка, пытаясь поймать его взгляд.

– Говорит, что я сочиняю сказки, не верит моим словам о благородных поступках её матери. Ведь это же считается?

– Наверно, – туманно сказала матушка.

Он опять замолчал, обдумывая.

– Согласен, что история выглядит удивительной – жена придворного не раз спасала жизнь царю, в то время как сам придворный помогал его убивать.

– Ничего удивительного, – пожала плечами матушка. – Чего только не бывает в этом бренном мире.

Она взяла сына за плечи и слегка встряхнула его.

– Вы нюни-то не распускайте, Иван Филаретович. Всё будет хорошо! Помяните моё слово.

Под самым носом

В понедельник Анхен не опоздала на службу. Ну, почти. Пять минут не считается. Однако, войдя в кабинет, ей почудилось, что попала она в загробный мир. Тишина стояла могильная, лишь приглушённые крики уличных мальчишек доносились сквозь закрытое арочное окно. Да и сослуживцы сидели бледные, с тусклыми глазами и не шевелились.

– Доброе утро, господа, – сказала художница и направилась к себе.

– Вы сильно-то не рассиживайтесь. Езжайте сразу в Адмиралтейскую полицию. Езжайте, да, – глухо сказал господин Громыкин, не отрывая глаз от бумаг на столе.

– А что там? – спросила Анхен, остановившаяся на полпути до своего стола.

– Нашли мальчишку посыльного, – коротко объяснил господин Самолётов.

Он подошёл к ней, взял её за локоток, развернул к двери и вывел из кабинета.