Факт или вымысел? Антология: эссе, дневники, письма, воспоминания, афоризмы английских писателей - Александр Ливергант

Кроме инспектора полиции, застреленного утром, по счастью без серьезных последствий были ранены старший сержант гвардии и три гражданских лица, а также рикошетом задет один из сержантов полиции. До этого момента при самой осаде жертв не было, кроме самих преступников. Но, увы, день еще не подошел к концу! Из-за обрушившейся стены дома пострадали пятеро пожарных, причем двое из них весьма серьезно. В руинах дома на Сидней-стрит были найдены два обгоревших тела — один человек погиб от британской пули, а второй, очевидно, задохнулся от дыма. Следствие установило, что это были тела Фрица Сваарса и Якоба Вогеля, оба являлись членами анархистской банды Питера «Художника» и, без сомнения, были виновны в убийстве полицейских. В руинах также нашли один пистолет системы Браунинг, два пистолета системы Маузер и шесть корпусов бомб из бронзового сплава наряду с большим количеством патронов.

Так закончилась осада Сидней-стрит. В дальнейшем следа Питера «Художника» обнаружено не было. Он исчез в неизвестном направлении. Ходили слухи, что он являлся одним из большевистских «освободителей и спасителей» России. Вне всякого сомнения, его личные качества и репутация обеспечили ему достойное место в этой «благородной шайке». Но все это только слухи.

Разногласия между партиями в Англии были в то время очень острыми и меня сильно критиковали в газетах и в парламенте за мое участие в этом необычном эпизоде. Мистер Бальфур из Палаты общин не скрывал своей иронии.

— Мы очень обеспокоены тем, — сказал он без тени улыбки, — что в иллюстрированных газетах имеют место фотографии министра внутренних дел в опасной зоне. Я могу понять, что там делал фотограф, но что там делал министр внутренних дел?

И на этом, не лишенном справедливости замечании, позвольте мне завершить мою историю.

Как я убежал от буров

I

В течение первых трех недель моего заточения я пытался уговорить бурские власти освободить меня как представителя прессы, хотя с самого начала не исключал возможности побега или бунта. Мне отвечали, что я лишился статуса гражданского лица из-за участия в отражении атаки бронепоезда. Я возражал, что не произвел ни единого выстрела и в плен был взят безоружным. Строго говоря, это было правдой. Но газеты в Натале находились во власти буров. Они пестрили красочными описаниями моих подвигов, а исчезновение локомотива и наличие раненых относили исключительно на мой счет. В конце концов генерал Жубер {649} заявил, что ко мне следует относиться как к военнопленному, потому что я нанес урон бурам, дав ускользнуть локомотиву, и неважно, стрелял я в кого-то при этом или нет. В первую неделю декабря, как только я узнал об этом решении, я тотчас же утвердился в мысли о побеге.

Позвольте мне полностью, за исключением лишь незначительных поправок, привести ниже мои старые записи.

Здание государственных образцовых школ располагается в центре прямоугольного дворика, с двух сторон оно окружено металлической решеткой, а с двух других — забором из рифленого железа высотой футов в десять. Сами по себе эти сооружения не стали бы препятствием на пути энергичного молодого человека, но тот факт, что внутри они охранялись часовыми, стоящими в пятидесяти ярдах друг от друга с ружьями и пистолетами наготове, превращал их в практически неодолимое препятствие. Стена из людей — самая непробиваемая из всех существующих.

В результате постоянного наблюдения и мучительных размышлений мои товарищи заметили, что в определенный момент часть стены за небольшим круглым зданием уборной (которое можно видеть на плане) находится вне поля зрения часовых. Электрические фонари в середине площадки ярко освещали весь дворик, но восточная стена оставалась в тени. Таким образом, первоочередной задачей было пробраться мимо часовых около круглого здания. Затем нужно было улучить момент, когда они поворачиваются друг к другу спиной. Далее, перебравшись через стену, мы окажемся в саду соседнего дома. Дальнейшие действия были туманными и неопределенными. Как выбраться из сада, как пройти незамеченными по улицам, как обойти патруль на подходах к городу и, прежде всего, как преодолеть двести восемьдесят миль до португальской границы? Все эти вопросы нам еще предстояло решить.

Одиннадцатого декабря вместе с капитаном Халдейном и лейтенантом Броки мы попытались совершить отчаянную, но так и неудавшуюся попытку побега. Пробраться в круглое здание не составило особого труда. Но вот выбраться из него и перелезть через стену оказалось задачей не из легких. Что, если часовые, находящиеся всего в пятнадцати ярдах, повернутся и посмотрят наверх! Поднимут ли они тревогу или начнут сразу стрелять — поручиться за их действия не мог никто. Несмотря на это, я был преисполнен решимости совершить еще одну попытку. Весь день двенадцатого декабря я провел в страхе, который к вечеру перерос в отчаяние. После того, как два моих друга совершили вылазку, но сочли момент неблагоприятным, я пересек прямоугольный дворик и спрятался в круглом здании. Я стал наблюдать за часовыми сквозь щель в металлической обшивке. Некоторое время они оставались бдительными и невозмутимыми. Затем внезапно один из них повернулся, подошел к своему товарищу и вступил с ним в беседу. Теперь они оба стояли ко мне спиной.

Сейчас или никогда! Я встал на выступ, схватился руками за край стены и стал подтягиваться. Дважды я отпускал руки, борясь с нерешительностью, но на третий раз наконец собрался с духом и вскарабкался на стену. Мой жилет зацепился за металлические украшения на стене. Мне пришлось потратить несколько драгоценных секунд, чтобы высвободиться. Я бросил прощальный взгляд на часовых, все еще занятых разговором в пятнадцати ярдах от меня. Один из них закуривал сигарету, и я до сих пор помню отблеск огня на тыльной стороне его ладони. Затем я бесшумно спустился в соседний сад и затаился в кустах. Свобода! Первый шаг сделан, и пути назад уже не было. Оставалось только дождаться товарищей. Кусты были надежной защитой от чужих глаз, так как в лунном свете отбрасывали на землю черные тени. Я пролежал там в течение часа, испытывая страх и беспокойство. Люди в саду постоянно сновали туда-сюда и в какую-то минуту в нескольких ярдах от меня даже остановился мужчина и стал что-то высматривать Где были все остальные? Почему они не предпринимали никаких попыток?

Тут вдруг я услышал чей-то голос с внутренней стороны, отчетливо произнесший: «Все пропало». Я подполз поближе. Смеясь и болтая всякую чушь, вдоль стены прогуливались два офицера, намеренно вставляя в разговор латинские слова. Когда я уловил свое имя, то решился кашлянуть. Один из офицеров тотчас же замолчал. Другой сказал, медленно и четко: «Они не могут выбраться. Охрана начеку. План не удался. Ты можешь вернуться назад?». Тут неожиданно все мои страхи улетучились. Вернуться было невозможно. Я не мог надеяться на то, что переберусь через стену незамеченным. К тому же, на этой стороне не было удобного выступа. Судьба указывала вперед. Я сказал сам себе: «Без сомнения, меня поймают, но я хотя бы использую данный мне шанс». Я сказал офицерам, что пойду один.

В тот момент я был в подходящем настроении — неудача предприятия очевидна, надежды на его успешное завершение равны нулю. Даже не стоило пытаться взвешивать «за и против». Как указано на карте, ворота находились всею лишь в нескольких ярдах от другого поста. Со словами «Toujours de l'audace» [245] я надел шляпу и, даже не пытаясь спрятаться, пересек сад и прошел мимо окон дома. Выйдя на дорогу, я повернул налево. Я был на расстоянии меньше пяди ярдов от часового. Многие из них знали меня в лицо. Не могу сказать, видел он меня или нет, потому что старался не оглядываться. Я с трудом сдерживался, чтобы не побежать. Пройдя около ста ярдов и не услышав оклика, я понял, что второе препятствие осталось позади. Я был на свободе в Претории.

Я неторопливо шел по ночной улице, держась середины дороги и напевая себе под нос. Повсюду было полно буров, но они не обращали на меня никакого внимания. Наконец я добрался до окраины, сел на мостик и задумался. Я был в центре вражеской страны. Мне не к кому было обратиться за помощью. Между мною и Делагоа-Бей простиралось почти триста миль. О моем побеге станет известно на рассвете. Преследование начнется незамедлительно. В любом случае, все пути перекрыты — город пикетируется, местность патрулируется, поезда обыскиваются, железнодорожные пути охраняются. На мне был гражданский фланелевый костюм. В кармане у меня было семьдесят пять фунтов и четыре плитки шоколада. Компас и карта — чтобы не заблудиться, а также опиумные таблетки и мясные кубики — чтобы поддержать силы, остались у моих друзей из привилегированных школ. В довершение, я не знал ни слова ни по-голландски, ни по-кафрски — как я смогу достать провиант или узнать дорогу?