На петле времени - Дмитрий Барабаш

Лояльность

Мне говорят: кончай ругать царей.Да я ведь их ни капли не ругаю.Я б им своих отсыпал козырей,но в той игре с моими не канаю.Я сам бы им задор воткнул в зрачки,подкинул бы живого интересу.Значков хотите? Нате вам значки.И всем деньжищ, какого хочешь весу.Чтоб только роль унылую своюони несли голов с плечей не нуря.Я даже подсюсюкну, подпою,строкою неуклюжей подхалтуря,но мыслей в те надутые уставложить, как ни стараюсь, не сумею.Я лучше снова улыбнусь с крестадалекой мачты, опершись на рею.

Океан

Не может капля быть твореньем Океана.Все облака в любом конце земли —его рука, щека, всевидящее око.И оттого Ему темно и одиноко.И потому горчит Его вода.Казалось бы, Он – Царь,Он – вездесущий Бог,Он управляет жизнью, вьет стихии,Он мыслит землю, джунгли и дворцы,безумный пир, монашескую келью.Во что ни бросит взор – то обретает плотьиль исчезает под волной бурливой.Все это – Он.Так пусть родится хотьщегол какой-нибудь, своею прихотливой,ему пока неведомой судьбой.Он все глаза рукой ночей прикроет.Разразится штилем. Разгонит тучи.Остров и гнездо – уже готовы.Он промолвил слово!Неслыханное прежде.Он взглянул без страха в пропасть моего величья.Он сочинил блистательную трель.Я океан всего лишь. Это птичьяземля!И смысл мира в ней.Но вот в его зрачке задорномскользнула тень моих вчерашних дум.Он повернулся. Он уже не юни по волнам моим кочует альбатросом,и сочиняет нового певца,чтобы зажмуриться,чтоб не спугнуть начала.

Про зрение

С чего начинается зрение?С плывущего блика во мгле.С тоски колыбельного пения.С березы в соседнем дворе.Ствола неохватно-бугристого.С верхушки, качающей свет,и синего, чистого-чистого —красивей которого нет.С чего наступают прозрениядо слов, до мелодий, до лиц.со встречи творца и творения,глядящего из-за глазниц.

Разговор с Россией

Россия-мать разведена с отцами.Отцы трясут могучими концами,но нет России дела до отцов.И до детей, распущенных из чрева,и до того, кто скажет: «Слушай, дева,зачни хоть раз без этих подлецов.Зачни бесстрастно, чисто, беспорочно,как будто ты Иосифа жена.И вот тогда, я это знаю точно,ты вылезешь из вечного дерьма».Но отвечала мудрая Россия:«Я не хочу. Ты лучше изнасилуй,чтобы фингал, чтоб кровь,чтобы свобода,чтобы проснулась совесть у народа,и он пошел спасать меня от разныхнесоразмерных, строгих, буржуазных,непьющих, озабоченных делами,иди ты сам, любезный, к Далай-ламеи не мешай мне чувствовать восторг,от улицы, закрученной спиралью…от трех углов. От слов,налитых сталью,от утреннего звона куполов,от тех основ,которые как преждедают надежду каждому невежде,от лени той, от созерцаний тех,с которыми ни слава, ни успех,ни гений кропотливый не сравнятся.Мои порядки сводят иностранцас ума… А ты мне предлагаешь путь,в котором нет дороги для народаи для меня. Нелепая свободажелезных истин, жизни без трудадуховного – лишь видимость достатка,в которой все проходит без остатка».

Кораблик

Так лютует зима,что и кактус в цветочном горшкесогревает и дарит приятное летнее эхо.От решающих дней мы зависли в соленом вершке,на разминочный кашель,на «к-хе» от последнего смеха.Словно сделали круг и, взлетев над самими собой,мы застыли в пространстве,почти что не чувствуя время.Смотрим вниз и любуемся ровной,как шпага судьбой.И землей голубой.Облака перламутрово пеня,голый мальчик в тазу запускает кораблик рукойи волну нагоняет, смеясь над подобием бури.Озираемся рядом. И видим,что кто-то другой,на планете другой,в человеческой ежится шкуре.

Привет, Маркес!

Глаза открываются двумя восьмерками —здравствуй, площадь вечности,привет, привет.За моей спиной сто лет одиночества —сто колец на столешниценарезаны временем,на письменном стволежизни.Земля – эрогенная зона личности,ее величественной фаличности.Земля – вагинальная щедрость тепла,которая впитывает тела.А дальше – лишь свет в направлении тьмы,и страстные сказки выводят умына поиски истин, на трепет гармонийот ласковых губ и шершавых ладоней.

Круг

Мне шепнули, что я должен выиграть какую-то битву,на роду мне написан великих свершений венец.Мое имя вплетут в мирозданье, запишут в молитву,и я стану пророком и Богом Богов, наконец.Мне закрыли глаза двух ночей безупречные шоры,мне к бокам примостили дощатую выдержку стен,и, казалось, в ногах не опилки, а древние горыледяными вершинами тянутся к дрожи колен.Сколько лет в этом стойле овсяном, соломенном, хлебномвариации мыслимых жизней слагались в одну.И по ней проскакав, я сливался, как облако с небом,и срывался, как тень с облаков, к океанскому дну.Мне предписан был бег по какому-то смутному кругу,рев арен, звон монет и трусливые рвения шпор.Я прийти должен первым куда-то и эту заслугумне принимбят при жизни, а после поставят в укор.За бесчисленность дней, или что там текло за глазами,я сумел сосчитать все песчинки на трассе своей.Я прошел ее первым, последним, скрипучим как сани,стертым в пыль от копыт до горячего пара ноздрей.Все интриги трибун, всех менял и карманников трюки,всех властителей дум, все царапины нищенских рук,даже каждую муху, скрестившую лапки на брюхе,все оттенки реальности, каждый случавшийся звук…Вот меня по бедру кто-то хлопнул горячей ладонью —мол, пора, выходи – твой единственный, главный забег!И откуда-то сверху, увидев судьбу свою конью,я заржал, все и вся, как на свет,поднимая на смех.

Трудно быть богом?

Трудно быть йогомв православном храме.Трудно быть рогомизобилия в женской бане.Трудно быть стогомсена, в котором людигромко хохочут, хватая друг друга за муди.Трудно быть сокомберезовым на исходевесны, который уже бродит,становясь гуще и горшеслезы сосны.Трудно быть итогом, чертой, приговором, пулей,последней пчелой,к закату летящей в улей.Богом не трудно. Чего там осталось Богу?Лечь на завалинке, гладя больную ногу.

О Русь!

Я не могу свести концыс началами, о, Русь!Я сам себе гожусь в отцыи в матери гожусь.И ты мне дочь,и я, точь – в точь,тот византийский поп,который падал, словно ночь,в сияющий сугроб.А если по его следам —до каменной волны,то там – сезам или седанклокочущей войны,Везувий, бьющий из трубысторожки лесника,и дым струящейся судьбысквозь скучные века.Тибетских скал простой секреттебе открыт давно.За краем света – тот же свет,и только там темно,куда еще не бросил взгляд,не повернул лица.О, Русь моя! Я снова ради счастлив без конца.

Happy end

Как это здорово, читая,придумывать другой сюжет,с героем вместе оживая,пронзив неправильный портрет,впитавший ложь, ужимки, скуку,как пресс-папье чужой души.– Скорее, Грей, ты видишь руку?Вставай! Ступай и не греши.

Доказательство

ни одна из теорем недоказуемани одна из аксиом не безусловнапотому что валуны акуламиплавники летающего овнасоколиной царскою охотоюпо степям монгольским ужас сеялиесли бы хотя бы одной сотоюодной тысячной излучиной поверилив то что теоремы римы ремы ромулырамазаны рекруты лабазникиаксиомы синусы окрониксыкостыли кресты и клецки с сахаромвата сладкая и добрый клоун с голосомалкаша в каморке за кулисамибабы вереницей с коромысламив ведрах теоремы с аксиомамис вольтами рентгенами и омамисловно птицы клином в даль туманнуюв даль скрипучую бубенчатую саннуюс ямщиком с навозцем с краснощекимив теремах да принцы с аксельбантаминикакими теслами и гантамичто аршином что косою саженьюЖизнь недоказуема, но каждому.Жизнь не безусловна, а поди же ты!В суше, в жиже, вшивы, лживы,живы же?

Игрушка (Гамлет на том свете)

Так быть или не быть?Смотрю я на тебяи знаю, как и ты,ответы на вопросы.Что мне в твоей привычке бытиямои всегда открытые прогнозы?Другой вопрос: так быть или не бытьв тебе сегодня?Долго ли?Доколе?Куда-то плыть, кого-то снова бить,страдать, любить, испытывая боли…И весело, казалось бы, но такосточертела замкнутая пьеса,что хочется из ничего придумать страхи пустоте придать немного веса.Но знаю же, что, ложью ложь поправ,я той же самой скуки сею семя,и жизни мухами проносятся стремглав,и, бантиком завязывая времяна девичьей макушке, слышу вновьворкующую горлицу кукушки.Закрой глаза, живи, не прекословь,как подобает правильной игрушке.

Обратная речь