Красный луг. Приключенческий роман - Виктор Старовойтов

– Ты уж, дочка, не горюй, живи знай, всем не легко приходится. Родишь, глядишь и Андрей за ум возьмётся… Да ты поплачь, оно и полегче будет. Моя-то плетёт, будто поджечь собираешься, неуж так обиделась? Характер у Варвары такой сволочной, ну что поделаешь, сам-то я уже притерпелся… Потерпи и ты, доченька.

Андрей же, видя терпение и всепрощение жены, совсем обнаглел, неделями дома не появлялся. Появившись, был ласков, просил прощения, обещал, что не будет больше исчезать надолго и снова исчезал. Напившись, становился буйным, если не успевала убежать, избивал. Варя же не оставляла свои попытки избавиться от невестки, подпаивала Андрея, говорила, что и сын-то не его, а нагуляный, что Тоня якобы сама в том призналась, и что снова беременна не от него. При этом всячески расхваливала Марию. После этих материнских напеваний Андрей смотрел на располневшую жену с отвращением, пытался поскорее уйти из дому. Тоня не пыталась удерживать. От постоянного страха за себя, неумения дать отпор, тупела, становилась равнодушной ко всему. Если и случалась близость с мужем, переносила всё как необходимость, без каких-либо ощущений, что ещё больше раздражало и злило мужа. На работу Тоню даже в колхоз не брали, старшего ребёнка оставить не с кем, а тут ещё второй наружу просится… Вот и приходится женщине терпеть все выходки мужа и свекрови, будь она не ладна. Спасибо, что хоть свёкор поддерживает. Иной раз зайдёт и, вроде, не скажет ничего такого, а на сердце полегчает сразу. Он и с Андреем поговорит иной раз начистоту по мужицки.

– Ты уж, сынок, коли дуришь сам, так бабу не забижай, человек, как никак. Поменьше материну болтовню слушай, не с ней тебе жить… Вроде давно уже из-под юбки вылез… Не понимаю, как ещё тебя Тонька терпит. Она тебе кто? Жена никак? Так вот, будь добр, одень и накорми как следует, а потом и по чужим подолам шарься…

Андрей оставлял дома деньги, иногда приносил продукты и снова исчезал. Кончались припасы, Тоня брала с собой сына, боялась одного дома оставить, на лодке сплавлялась до посёлка. Нагрузившись продуктами в сельмаге, шла к лодке. Мужики, встречая Андрея, выговаривали ему:

– Баба твоя в лавку приходила за продуктами. Хоть бы помог, с пузом ведь ходит, не ровен час… Еле передвигается, жилы рвёт себе, а ты, амбал колхозный, под чужой юбкой шаришься, халявку нашёл…

Пристыженный Андрей догонял Тоню, отбирал тяжелющий мешок:

– Нагрузилась, могла бы меня найти…

– Да ничего, я привычная, да и на лодке. А ты домой совсем или как?

– Не знаю…

Отвечал, пряча глаза… Несколько дней жил дома, готовил дрова, пилил, колол берёзовые чурки, носил воду для стирки, затем снова уходил. Украдкой, просто исчезал за кустами, чтобы не видеть ожившие счастливые глаза жены.

Летом Тоня, лишь только сходил снег, уходила в горы, искала съедобные травы и коренья, сушила к долгой и суровой зиме. В не редкие голодные дни тем только и довольствовались. Летом-то проще было прожить, можно было набрать щавеля, кислицы, луковиц саранки, пиканов. Вскопала небольшой земельный участок, посадила картофель, лук-батун, какие-то овощи. Набегавшись, наигравшись, сын прибегал домой, уткнувшись в подол, просил кушать.

– Нету ничего, сынку, сейчас вот в лес схожу, может вкусной саранки найду, а ты пока к деду с бабкой сбегай, может чем и покормят… Или вот в огород сходи, лучку пожуй…

Виктор убегал. Поплакав и взяв корзинку, Тоня шла в лес. Не раз и не два приходила в голову мысль – закончить жизнь где-нибудь в лесу, в укромном местечке, чтобы никто не увидел и не нашёл, верёвку через сук, петлю на шею и всё… Остальное звери докончат, эвон из-под еловых ветвей рысь жадно как поглядывает… И даже верёвочку приготовила, спрятала в дупле толстой липы. Только вот всё же какая-то тайная надежда не давала привести замысел в исполнение.

Снег в тот год выпал рано и сильно подморозило, даже река льдом покрылась. По зимнику Андрей привёз на лошадке мясо, муку и зерно, выдали за трудодни. Поцеловал жену, достал пригоршню карамелек сыну, выставил бутылку водки на стол. Тоня, радуясь, что на этот раз ничего плохого не происходит, принялась стряпать пельмени. Андрей пропустил через мясорубку мясо и лёг на пол, задремал. Сын лазил около, пытаясь встать на отца и пройти по нему, падал и оттого заливался смехом. Не часто выпадали парню такие счастливые минуты жизни! Тоня ни о чём Андрея не расспрашивала, боясь своими расспросами испортить счастливые мгновения семейной жизни. Украдкой смахивала с глаз набегающие счастливые слёзы. Раскатывала тесто, готовила сочни. Сын не давал отцу по настоящему поспать и Андрей невольно подглядывал за женой, любуясь ладными движениями жены, впервые заметив, что беременность не портит её фигуры, а делает ещё привлекательнее и сексуальнее. Он поднялся с пола, неловко поцеловал жену, подхватив сына, вышел во двор. До Тони донёсся стук топора. За логом Андрей свалил берёзку, распилил на чурки, расколол и перетаскал дрова поближе к землянке, сложил в поленницу. Его сопровождал весёлый смех сына, пытавшегося тоже помочь отцу. На шумок пришёл Константин, порадовался:

– Правильно, сынок, давно пора за ум взяться…

Между тем Тоня печь затопила, пельмешки сварила, позвала к столу. От предложенной стопки Костя отказался, угостился свежесваренными пельменями и, забрав пустые банки, отправился к себе. Варя усиленно гремела ухватами около печи, пытаясь привлечь внимание мужа, но Костя никакого внимания на неё не обращал, пришёл и сразу принялся верёвки для колхоза вить. Варя, видя такое равнодушие к её особе, громыхнув напоследок заслонкой, выскочила за дверь.

– Каменный пень, ничем не прошибёшь…

А уж как же ей хотелось знать, о чём же там воркует любимый сын с ненавистной невесткой! ДОЧКА

Наутро доедали разогретые старые пельмени. Впервые сын видел счастливое лицо своей матери, улыбку её и смех и по своему тоже был очень счастлив, тем более, что хорошо и досыта поел. Ластился к отцу, чего-то ворковал, тискал отца за кудри, дёргал за нос. Пришёл дед, принёс баночку мёду.

– Вот, бабка отправила, чайку хоть попьёте. Андрюха, помоги мне мочало с болота перенести, застыло, вырубать надо, на лошади волоком и притащим. Виктор повис у деда на руках: – Деда пришёл!

– Что ж ты, сынок, Тоньку-то обижаешь, ведь не чужая она тебе?

– Да не обижает он меня…

– А ты помолчи пока, дочка, не с тобой разговор… На мать внимания не обращайте, побесится – перестанет. Иначе нигде и ни с кем не уживётесь. Особенно это тебя касается, сынок. Живите меж собой дружно.

Проглотил несколько пельмешков.

– Хорошо готовишь, дочка! Спасибо. Ну, пора мне, а ты, Андрюха, подгоняй лошадку. До свидания, внучок!

Подал Виктору руку.

– До свидания, деду, а ты придёшь ещё?

– А то как же, конечно приду…

Положила Тоня горячих пельменей в миску, одела сына.

– Отнеси-ка, сынок, гостинец бабке, смотри, чтобы Урман не отобрал…

Убежал парнишка, и долго его обратно не было, Тоня уже и беспокоиться начала, хотела Андрея отправить на поиски. Сын прибежал радостный.

– Бабуля чаем угощала смородиновым с мёдом и пряником. Во! Пряник я тебе, мамочка, принёс, угощайся.

Такое случилось впервые, и Тоня ничего не могла понять, хотя и порадовалась неожиданному счастью малыша. Андрей незаметно усмехнулся, правильно поняв уловку матери. Тоня же ничего не замечала, утонув в своём мимолётном счастье. Боясь спугнуть, она в этот день вообще многого не замечала. Ночью начались схватки. Перепуганный Андрей полураздетый прилетел к старикам. Варя было разворчалась, де рожали раньше, где прижмёт и ничегошеньки не случалось и чего переполошились, не в первой ведь рожает. Но и на этот раз на неё никто внимания не обратил. Костя ушёл запрягать лошадь, а Варенька так и не поднялась с постели, моля Бога, чтобы прибрал ненавистную сношеньку, околдовавшую её сына. Женился бы на учительше, глядишь и сам пошёл бы в гору, вона каким почётом и уважением пользуются учителя, по имени отчеству величаются, в президиумах сидят, грамоты получают, денежку гребут…

Тоню довезли до Краснолужского медпункта, там она и родила дочку, названную Алевтиной. Роды прошли без осложнений и Тоня уже вечером была дома. Андрей истопил калёнку, сходил к старикам за сыном.

Варвара толчком мяла в корыте горячую картошку для кур и что-то рассказывала внуку. Заметив отца, сын кинулся к нему.

– Папка мой пришёл!

Отец подхватил сына на руки, на мгновение прижался не бритой щекой к его лицу, зачерпнул ковш брагульки, отпил.

– Дочка родилась. Сын, ты домой пойдёшь или у бабки останешься? Теперь у тебя сестрёнка есть, дома тебя дожидается…

– Я домой пойду… А остаться у бабушки на немножечко можно?

– Можно. Сам-то прибежишь?

– Угу…

После ухода Андрея, так и не допившего бражку, бабка рассказывала внуку страшные истории, якобы случавшиеся с нею. От страха Виктор поджимал под себя ноги, приткнувшись к тёплому боку младшей дочери бабки, Ирки и слушал, забыв обо всём. Дед ковырял прохудившийся лапоть в раздумьях, то ли выкинуть и связать новый, то ли этот обновить… А за окном сгущалась темнота. Зажжёная керосиновая лампа отбрасывала чёрные, страшные уродливые тени по стенам и от этого становилось ещё страшнее. Дед отбросил под кровать лапоть, так и не решив, что с ним делать, прижал внука к себе: – Совсем запугала парня старая… Ну те-ка, давайте спать. Ирка, ложи парня рядышком, пусть мужиком себя почувствует. Нюся, Маша, хватит баловаться, завтра рано подниму, в лес пойдём…