Шанхай - Ёкомицу Риити

– Хотите?

– Нет, не нужно. А вы, пожалуйста, не стесняйтесь.

О-Рю прилегла рядом с хозяином и закурила трубку. Коя подумал, что эти двое позвали его к себе наверх, просто чтобы поразвлечься, и сразу же разозлился.

Он был действительно болтлив и сразу же в этом раскаялся, что наверняка отразилось на его лице. Эта парочка похожа на греющихся на солнце мух. Пышные волосы о-Рю рассы́пались на перламутровом подносе для опиума, инкрустированном мелкими ракушками. Ноздри Цянь Шишаня расширялись, выпуская дым и снова медленно втягивая его сквозь усыпанный янтарем и китайским жемчугом мундштук.

«Прекрасная лунная ночь располагает к дружеской близости».

В голове Кои ожили эти строки, и, будто в ответ на его мысли, тела на кровати расслабились. Что ж, Коя был вынужден признать, что сполна заплатил за бесплатные развлечения с о-Рю.

29

В дансинге вели разговоры о забастовке на японской текстильной фабрике. Закончив танец, Мияко подошла к столу, за которым стремительно пьянели иностранцы, и прислушалась к словам немца Фильцера:

– Положение на фабриках сейчас и вправду скверное. Все потому, что там унижают китайцев. Подобное отношение не возмущает только тех, кто сам привык презирать других. Я, конечно, намекаю на Японию. Она посылает за границу людей, не уважающих иностранцев, они пытаются захватить наш рынок сбыта, а это ведет к убыткам. И сейчас дело не ограничивается проблемами с ввозимыми и местными японскими товарами. Нужно вытеснять японские товары, стимулируя промышленные круги Китая. Вот тогда мы будем счастливы, ах, что я говорю, мы, конечно, скорбим – вместе с мисс Мияко.

– Почему же вы будете счастливы? – спросила Мияко.

– Вы ведь знаете, я немец. До войны это мы владели рынками сбыта на Востоке. Но их захватили другие страны. Мы хотим, чтобы товары других стран были вытеснены из Китая, это же так просто, верно?

– Выходит, не только Япония виновата. Германия тоже виновата.

– Конечно, и Германия тоже! – вклинился в разговор другой иностранец. – Вот я американец. Германия все еще слишком сильна, она давит даже на нашу фирму, вот в чем дело.

Очки Фильцера сверкнули в сторону американца.

– Извините, вы про какую фирму говорите?

– Я Гарольд Клайбер, служащий General electric company, а вы?

– Ах, вот оно что. А я Герман Фильцер, служу в филиале Allgemeine elektricht Gesellschaft. Удивительно – встретиться в таком неожиданном месте! Мисс Мияко, этот GE – наш грозный противник. Ну надо же!

Мужчины пожали друг другу руки, и Фильцер позвал официанта:

– Эй, шампанского!

– Что-то сложно выходит. Если вы оба из конкурирующих компаний, то чью сторону мне теперь следует занять?.. – растерялась Мияко.

– Конечно же, вы за GE!

Осадив жестом Клайбера, Фильцер возразил:

– Нет, вы непременно должны быть на моей стороне. Если вы будете против нас, немцев, то Японии не будет выплачена репарация. Конечно, и Америке тоже. Сейчас, несмотря ни на что, вы должны выбрать Германию. Филантропия, погубленная мировой войной, возрождается именно в этом месте.

Клайбер, едва пригубив коктейль, опустил бокал:

– Я, американец, весьма сочувствую Германии. Однако, при всем том, к вашей фирме сочувствия не испытываю. В последнее время вы работаете над созданием синдиката, а для нас это прискорбно.

– Ну простите, что вас так сильно обеспокоили, однако в действительности это мы должны быть недовольны. Именно ваша GE приобрела Marconi[44] и, не довольствуясь тем, что оккупировала Рокки-Пойнт[45], контролирует еще Federal wireless company и готова захватить права на радиовещание по всему Китаю. Разве не так, а?

В ответ Клайбер криво усмехнулся и залпом выпил полную кружку пива.

– Я восхищен вашим тщательным расследованием. Однако вы ошибаетесь. Кстати, японская Mitsui лишила нашу федеральную радиокомпанию права на вещание в Китае. Да, хоть мы и противники, но успешное продвижение AEG в последнее время достойно восхищения. Но я вам не завидую, нет-нет. С компанией Линке Хоффмана вы обменялись акциями; в результате слияния капитала с Roundhammer присоединили Rheinmetall; а в итоге образовали концерн AEG Linke Hoffmann. В самом деле, вы, немцы, постоянно нас удивляете. Не стоит ли нам всем попробовать сэкономить на следующей мировой войне? Как насчет бережливости? Ведь экономия – это истинная добродетель.

Мияко поднялась и, оборвав мужчин, сказала:

– Хватит. Шампанское принесли. Если нас будут атаковать немецкий и американский синдикаты, то мы и танцевать не сможем!

– Верно-верно, лучше танцевать, чем воевать!

Клайбер, высоко подняв откупоренную бутылку шампанского, сказал:

– За наших противников, за дальнейшее процветание AEG!

Фильцер встал, пошатываясь.

– Ур-ра нашей уваж-жаемой GE!

Он уставился на электрическую лампу над головой и закричал:

– Да это ж-же лампа AEG! Ура! Ура, ура-а!

Клайбер вслед за ним задрал голову и дернул Фильцера за руку.

– Да уж нет – это лампа моей компании! Ура, ура!

– Нет! Это AEG. Это лампа накаливания Эмиля Ратенау[46]. Ура!

– Нет! Это…

– Ну что за глупости. Это японская Matsuda, – не выдержала Мияко.

Мужчины застыли в замешательстве с поднятыми руками и молчали, уставившись в потолок. Клайбер внезапно завопил:

– Конечно! Это Matsuda от Mitsui! Японскому представительству GE, компании Mitsui, – ура-а-а!

Клайбер подхватил Мияко и закружился среди вальсирующих пар. Фильцер покачнулся и пролил шампанское. Следя за уносящейся в танце Мияко, он бормотал:

– Японское представительство… Хм, а японское представительство вроде приписано к AEG. Разве это не известно в Okura?.. Ведь подписали же в Лондоне контракт!

Мияко скользнула взглядом по лицу Санки, по-прежнему погруженного в тень пальмы, и тут же отвела глаза, прильнув к плечу Клайбера.

Когда танец закончился, Мияко подошла к Санки и села рядом.

– Ну и зачем вы сюда пришли? Идите-ка лучше домой. Здесь такому, как вы, не место.

– Отодвиньтесь-ка в сторону, – сказал Санки.

– Если я отодвинусь, станут видны мои любовники. Хотите на них смотреть?

– Я все время смотрел вон на ту женщину, она очень красивая.

– Кто? А-а, Йоко. Обманет. Опасная штучка, так что смотрите лучше на меня. Она вас к себе не подпустит.

– Оставьте меня в покое, отойдите. Мне нужно подумать.

Мияко, сидя на стуле, болтала ногами. Достав сигарету, она сказала:

– Но я хочу остаться здесь. Хоть немного позвольте побыть с вами.

– Скоро появится Коя, тогда и приходите. Я решил не разговаривать с вами, пока вы не выйдете за него замуж.

– Тяжелое испытание! А я решила не разговаривать с Коей, пока не выйду замуж за вас. Пожалуйста, передайте ему от меня наилучшие пожелания.

– Я пришел не для того, чтобы шутки шутить. Для меня настало время сделать наконец хоть что-то хорошее. Так что лучше прислушайтесь к тому, что я говорю.

– Нет, это вы меня послушайте. Я ни за что не буду с Коей, хоть убейте, поэтому убедительно прошу вас прислушаться ко мне. Если я буду вынуждена выйти за него замуж и уехать с ним в Сингапур, там я просто почернею – от солнца.

– Значит, у вас с Коей уже нет ничего общего? Я так и думал.

– Да, и никогда не было. В нем мне нравится лишь то, что он не замечает своих ошибок в английском. А та, что станет его женой, несомненно, будет счастлива!

Санки были неприятны насмешки Мияко, и он отвернулся. Стоящим на коленях танцовщицам пригоршнями бросали шоколадные конфеты, что вызвало бурю веселья.

– Потанцуйте со мной сегодня. Пожалуйста. Последнее время мне жить стало совсем невыносимо. И ради чего я сделалась танцовщицей?.. Мне бы хотелось перед смертью потанцевать с вами в наряде японской невесты. А потом выйти замуж. Всего на одну ночь. Ну пожалуйста…