ШЕСТОЙ МОРЯК - Евгений Филенко

   Смертный... тоже мне, нашли смертного!

   Так, о чем же я  хотел  их спросить? Кажется, о магильоне.

   Но ведь у меня его нет.

   Незадачка.

   Магильон остался на груди у Лиалкенкига, а где сейчас обретается труп  боевого колдуна, можно только  гадать. Возможно, в научной трупорезке у дворцовых лекарей. Или на леднике в хозяйственном контуре Узунтоймалсы, ждет бальзамирования и погребения с воинскими почестями. Или погружен на телегу, как падаль, и свезен на нищебродский погост. Все зависит от того, как отнеслись к его смерти жрецы-мудрецы и как распорядились с ним обойтись — как с героем, павшим на посту, или как с предателем, умыслившим заговор против короля.

    Вот я уже и удручен его отсутствием в галерее...

    Между тем я — в зале синклита, стою в окружении роскошных глубоких кресел, из которых на меня вниматель но и недобро взирают самые могущественные маги королевства, и чувствую себя голым и беззащитным. Это я-то,  явившийся в этот нескладный мирок из бездны времен!..

   — Назови себя, отрок.

   — А... Арноарупт с Охифурха.

   — Как ты смел, грязный ублюдок...

   — Подождите, мастер Стиганбахебр!

    Этот голос я узнаю среди тысячи. Еще бы: он диктовал  мне Веление на Алтарном поле.

   — Подождите, — повторяет Свиафсартон Страхостарец. — Не говорите ни слова, просто задайте труд своему зрению и проникните в истинную суть этого юного наглеца.

    Колдуны привстают  в своих креслах, темные, нахохленные, как стервятники на свежих могилах. Их взгляды  пронизывают меня тысячью отравленных стрел.

   — Так это и есть Элмизгирдуан Угольно-Черный? —  нарушает затянувшееся молчание один из жрецов.

   — Что же в нем черного? — недоверчиво усмехается другой. —  Рядится в какие-то белые тряпки, смазлив, будто мужеложец...

   — Я не чувствую в нем той древней силы, о какой сви детельствуют скрижали, — бурчит третий.

   — Только поэтому вы так непочтительны к своему гостю? — иронизирует четвертый.

   Это сборище облезлых стервятников глумится надо мной, полагая, что их совокупная магия сильнее меня. Или же у них  есть какой-то секрет, который дает им право думать, будто они в любой момент способны обуздать мой внезапно высвобожденный гнев. Или же они совершенно уверены, что я не стану истреблять  их одного за другим простым движением пальца, поскольку все еще нахожусь во власти Веления. А когда — и если! — Веление будет исполнено и потеряет для меня свое значение, мне станет не до этого живого паноптикума. Как ни кинь, все выходит, что они ощущают себя в полной безопасности, эти общипанные мудрецы. Может, так оно и есть.  Но отчего-то мне вдруг припоминается скабрёзная шутка, услышанная в одном из прежних миров: как назвать мудреца, который ведет себя как дурак? Муд-ак...

   Хорошо, а  как тогда назвать меня? Я тоже имею  все основания полагать себя обремененным мудростью  тысячелетий, но сейчас, стоя посреди синклита и не ведая даже, с чего начать, сознаю себя полным дураком.

   Поневоле начинаешь думать и складывать кусочки мозаики в узор.

   Давно, кстати, пора было этим заняться. Но Веление гнало и гнало меня вперед, от тела к телу, не давая остановиться и пораскинуть мозгами. А редкие паузы,  что выдавались в этой нелепой гонке, были заполнены принцессой Аталнурмайей Небесницей... а значит, мозги либо заняты были другим, либо не работали вовсе.

   Паршивое положение.

   — Утихомирьтесь, господа, — возглашает Свиафсартон, легко и без натуги перекрывая своим голосом  все остальные. — Коль  скоро  Элмизгирдуан явился в синклит, следовательно, ему есть что сказать или есть о  чем нас спросить. Рассвет близок. Не так ли, демон?

   — Я не демон, — повторяю в очередной уже раз, просто чтобы не молчать.

   — Он не демон! — фыркает кто-то из жрецов. — Даже не демон! Кого же ты поднял из мрака, Страхостарец? Клоуна?!

   — Достаточно, мастер Биаплегдикон, — осаживает его Свиафсартон. — Мне известно ваше недоверие к мудрости предков.  Давайте наберемся терпения и выслушаем  нашего гостя.

   — И, если повезет, проведем следующую ночь в своих  постелях, — ворчит Биаплегдикон.

    Голоса величавых старцев умолкают, и в зале синклита повисает вязкая, смоляная тишина.  Становится слышно, как у кого-то из жрецов урчит в животе, а за окном кри чит утренняя птица, возвещая скорый восход светила.

    Я должен, должен что-то говорить.

   А это нелегко, когда в голове с бешеной скоростью тасуется куча разноцветных стекляшек, которые нужно  успеть разложить в нужном порядке.

   Собственно, какие открытия у меня за душой?

   Король Итигальтугеанер Свирепец не умер, не сбежал, а был  похищен из собственной спальни. Тоже мне, от крытие. .. не в воздухе же он растворился, в самом деле.

   Никаких следов похитителя не было обнаружено. Должно быть, не очень-то и усердствовали — если дознанием руководили те же персоны, что и дали приказ на похище ние. А на то очень походит.

   Окна и двери  спальни были заперты изнутри. Где-то, в каком-то  из миров, я уже сталкивался с «тайной запертой  комнаты». Очень там любили придумывать такие мозголомки и даже с выгодой продавали, записав их на  бумаге и расцветив изящной словесностью...

   Отсюда следуют два вывода.

   Вывод первый: король был извлечен из закрытого помещения при помощи  магического заклинания «междусферное пронизывание». Хотя бы потому,  что  никаким иным способом его оттуда было не извлечь, разве что растворить в кислоте  и выплеснуть  в окно... Возможность похищения короля через подземный ход я принужден отмести сразу, поскольку единственный человек, который в теории мог проложить такой ход к королевской спальне, а затем воспользоваться им либо провести по нему сообщников, все это время находился в одиночной камере  Узунтоймалсы и не был способен к активным  действиям по причине умственного прослабления.

   Вывод второй: к похищению причастны иерархи жреческого сословия, поскольку упомянутой  магией в совершенстве владеют только они, чего  нельзя сказать ни о лицах, применяющих простые заклинания в  быту, ни даже о  боевых колдунах уровня Лиалкенкига Плешивца. Кто-то  из непосредственных участников заговора сейчас сидит передо мной и корчит из себя оскорбленную добродетель, которую отвлекли от важных государственных  дел представлением дешевого фигляра.

  Однако даже применение «междусферного пронизывания» не могло застать короля врасплох, поскольку сам момент открытия  портала сопровождается световыми и температурными эффектами, равно как и перепадами давления. Кроме того, в спальне должно было объявиться по меньшей мере одно постороннее лицо.  Итигальтугеанер же Свирепец — старый и опытный воин, сон его должен быть чуток, и реакция на вторжение — последовать незамедлительно. Вряд ли король мог оказать действенное  сопротивление искушенному магу — неискушенного он тут же, на месте, распустил бы на ленточки. Но подать сигнал тревоги мог вполне. Поэтому в ночной караул у дверей спальни стали те, кто и сам был в той или иной степени причастен к заговору.