Красный луг. Приключенческий роман - Виктор Старовойтов

Так вот, электролинию тянули от Усть-Маша. Вручную по чертежам копали ямы под столбы, вручную ставили столбы, расчищали просеку от зарослей. За одно лето управиться с объёмом работ не смогли и с началом снегопада работы прекратились. Степан Левдиков активно помогал бригаде монтёров, тянул комнатную электропроводку, ввинчивал лампочки, а к вечеру обычно напивался до беспамятства, всяк из жителей старался преподнести работникам кружечку-другую отборной брагульки, изготовленной по старинным рецептам. Запреты начальства не помогали, бражка вот она, а начальство где-то там, далеко. Бражка была в каждом доме, ею рассчитывались за любую проделанную работу, в любом застолье без неё не обходилось. К вечеру Степан так набирался, что уже не мог сам передвигаться и обычно сваливался на берегу. Жена отыскивала его, подсовывала под голову телогрейку и спокойно шла домой. Мужик он был здоровенный, крепкий и маленькой щуплой женщине тащить его домой было не под силу. Весной же, как только приехали монтёры, в первый же день Степан наклюкался до полной потери пульса, в сумерках оступился в яму с водой, и только утром уже его обнаружили и вытащили из ледяной воды. Утонул и замёрз. Жена его, оставшаяся с одиннадцатью детишками – погодками вздохнула с некоторым облегчением, разом избавившись от мужа алкоголика, пропивавшего в последнее время из дому всё, что плохо лежало. Жёнке уже надоедало следить за мужем, бегать и отбирать у деревенских бабёнок свои и детские вещи.

Виктор, да и другие деревенские ребятишки, любили слушать рассказы деда Федота, свата Левдиковых. Старик тоже любил бесхитростных, всему верящих, слушателей и, всякий раз для них придумывал какую-нибудь новую историю, при этом и сам верил в своё враньё. И не приведи Господь, если кто-то осмеливался перечить! Можно было на долгое время нажить врага. Старик на обидчика по – детски обижался, отворачивался, плевался, уходил или прогонял обидчика… Если, заигравшись, к старику никто не подходил, он тогда сам окликал ребят, подзывал к себе: – Эй, пацаны, подь сюда, чего скажу!..

Усевшись поудобнее вокруг старика, ребятишки приготавливались слушать, шикая друг на друга и постепенно успокаиваясь.

– Жил я раньше в стране Коми, это на севере Пермской области. Однажды долго ходил с ружьём, и за день подстрелил всего лишь одного косого, килограмм на пятьдесят весом, лохматый был, что ваша коза… Ну, так вот, устал я и присел отдохнуть на берегу ручейка под кустами, свои часы на веточку над собой повесил, чтобы рука немного отдохнула. Немного вздремнул, а потом домой ушёл, про часы начисто забыл. Дома хвать – часов нет. Поискал немного, да и забросил. Всё хотел новые купить, да всё недосуг было в город поехать. А ныне весной снова в Кудымкар к брату приехал, давно не был, с самых тех пор, как часы посеял… Пошёл опять на охоту в те же самые места. До ручья дошёл, уток пострелял, присел под кустом отдохнуть. Только слышу, будто часы тикают! Знать, бомба с часовым механизмом, со времён войны лежит, тикает, а ну как бабахнет! Перепужался, жуть, сижу, шевельнуться боюсь… Поднял глаза к небу, напоследок помолиться хотел, просить у Боженьки царствия небесного, глядь, а на ветке часы мои висят, тикают родные. Узнал я их, схватил и поскорее к брату побёг, чтоб домой ехать, старуху порадовать, а то всю выю перегрызла за часики, как-никак золотые были.. Что, не веришь? А вот послушай-ка, на руке они, тикают… А то вот в город ездил нынче. Ночью иду, вдруг двое из кустов и ко мне, драться, значит. Ну как дал я им, как дал! Не помню, как на своей квартире очутился, в однех трусиках и босиком… Ну лады, бегите, пострелята, ишь мать кого-то из вас домой кличет, потеряла небось. Да и мне пора, тож бабка заждалась…

Цыганское золото

Дядя Толя в обществе охотников и рыболовов кроме заготовки звериных шкурок занимался ещё кротоловством. Ставить же ловушки на кротов по лесным тропам, а затем дважды в день проверять, собирать и снимать шкурки с кротов было довольно муторно, и тогда на лето он перепоручил это занятие племяннику Виктору, зная, что тот не боится тайги. Принёс ему кротоловки, показал, как их устанавливать и укреплять, как снимать шкурки и растягивать на дощечке для просушки. Дал и молоток с гвоздиками, нож для работы. Тушки кротов даже собака не ела, приходилось уносить подальше и закапывать в овраге. Теперь Виктор вставал утром на рассвете и шёл по тропинке, осматривая кротоловки, собирая улов в корзинку, кроты почему-то довольно быстро помирали в корзинке, а затем так же быстро начинали портиться, поэтому нужно было как можно быстрее снять шкурку и высушить. По плану надо было сдать не менее 500 шкурок, по приёмной цене 14 копеек за шкурку.

В очередной раз проверив ловушки на кротов, Виктор пришёл к решению, что надо по тропе продвигаться дальше, на этом месте улов уже снизился до минимума. Собрав ловушки в корзинку, Виктор двинулся на хутор, где и занимался всем этим. Собрал шкурки, снова сложил ловушки в корзинку, поел, прихватил с собой молоток. Бабка Варя говорила, что где-то там есть малинник с хорошими крупными ягодами, не плохо бы было принесть на варенье, кроме того, сказывала, что там же встречаются интересные камешки. Поскольку Виктор интересовался минералами, то для этой цели и прихватил с собой молоток, чтобы откалывать окаменелости или что-то ещё, что понравится. Ружьё брать с собой не стал, зачем тащить лишнюю тяжесть, да и со зверьём лесным надо жить дружно. Звери не уважали и боялись охотников, могли и напасть внезапно, а на безоружного даже волки нападали редко. Впрочем, перед нападением волк выдаёт себя рычанием, тем самым не редко давая возможность жертве укрыться. Виктор ни зверей, ни змей не боялся и они знали это, и даже старались подружиться с ним. Встречи происходили часто, потому что Виктор любил лес и мог часами бродить по тайге в полном одиночестве или в сопровождении лесной зверушки-защитника. Виктор поднялся по тропе на увал, начал спускаться в овраг, по пути расставляя ловушки, здесь кротовых норок было больше. На всякий случай для разведки стал подниматься на следующий увал, здесь тоже норок хватало, на всё лето хватит… Спустился в овраг, пить захотелось, пошёл по оврагу в нижнюю часть, осматривая скалы. Под одной из них блеснул лёд. Молотком отколол кусочек льда, кинул в рот, как леденец. Под скалой было тихо, прохладно. Жажда проходила, и просто посидеть в тени камня было приятно. Виктор ещё несколько раз ударил по льду, и вдруг заметил подо льдом кусочек цветной тряпочки. Заинтересовался, стал освобождать тряпицу из подо льда, пытаясь определить, что находится в ней, чувствовалось, что там определённо что-то есть. Он не удивился бы, если б в тряпице оказался наган или боевая граната, но там оказался целый клад из старинных золотых монет, украшений и слитков золота. Виктор некоторое время разглядывал всё это богатство, затем сложил в корзинку, принёс находку на хутор. Дед, не притрагиваясь к вещам сначала долго разглядывал находку, затем сказал: – Варвара, подь-ка сюда, посмотри, чего внук принёс. Похоже, что заговоренное цыганское золото внучок обнаружил. И достань-ка из своего сундучка старую газетку, помнишь, я просил тебя сохранить её. Там про это золото всё и расписано.

Бабуля тоже рассматривала золотые украшения, глаза её поблескивали, но взять в руки не отваживалась, хотя внук брал всё спокойно. Виктор протянул бабке красивое ожерелье, бабка отшатнулась в испуге.

– Бабуля, смотри, какое хорошенькое, на, примерь…

Но бабка, не сказав ни слова, заторопилась к своей печи, крестясь на ходу и что-то бормоча про себя. Дед достал газетку, пожелтевшую от времени, осторожно развернул.

– Ну-ка, внучок, сравни своё богатство с этими.

– Очень похоже, дед.

– Значит, оно, цыганское проклятое золото, заговорённое умным человеком, ведой. Притрагиваться к нему нельзя, обожжёт. Вот, смотри…

Дед ткнул пальцем в украшение, сразу отдёрнул руку, на пальце моментально всплыл волдырь, как при сильном ожоге.

– А почему я не обжигаюсь?

– Не знаю, внук, но догадываюсь. Наверное потому, что ты чист душой, ещё не запятнан жизнью… Потому и далось тебе это золото. Только вот счастья оно никому дать не может, у тебя оно будет вечно лежать мёртвым грузом, обжигая всех, кто захочет поглазеть на него или украсть, но и ты сам им не сможешь воспользоваться, поскольку ни продать, ни подарить его будет нельзя. Ещё до революции здесь объявился цыганский табор, лошадей и другую домашнюю живность воровали, людей обманывали. Хороших украденных лошадок перегоняли в Башкирию, там в городе Уфе продавали. Как-то украли несколько элитных лошадок у тавринского конезаводчика Таврова, обидели богача, ну он не будь дураком, дороги на Башкирию перекрыл, солдат вызвал из Красноуфимска и начал цыган преследовать. Побросали они свои кибитки и добро своё, укрылись в лесу в районе исчезающего озера. Почему Тавру Таврой прозвали? Ну наверное по фамили конезаводчика, а то может из-за клейма, что ставили на холке лошади с хозяйской меткой, таврили, тавро ставили. По этой метке находили лошадей. Нет, в округе я это озеро не встречал за свою жизнь, и Варвара не видела. Андрей как-то выходил на него, ты спроси у него, если интересуешься. Солдаты всё же настигли цыган, окружили у озера и побоище устроили, никого, даже грудных детей, не пощадили. А одна цыганка, веда, шувани по ихнему, пораненная, цыганское золото успела спрятать и проклятие наслать на солдат. Сама она тоже погибла вместе со всеми. А солдат тех тоже больше никто не видел, не вернулись из тайги, исчезли бесследно. Деревенские как-то прознали про золото, даже в Отечественную искали, хотели клад в фонд Обороны сдать, да так и не нашли. После войны экспедиция учёных приезжала и тоже ничего не обнаружили, никаких следов. Заметка в газете написана по памяти цыганом из другого табора, видевшим сокровища через свою бывшую невесту, дочь Баро и Шувани. Много было охотников до этого клада, но никому оно не далось, видимо с не чистой совестью искали его люди. Тебе повезло, только вот воспользоваться ты им всё равно не сможешь. Отнеси-ка ты этот клад к пещёре, что я тебе показывал, когда ходили смотреть на проделки урагана. Возможно, женщине-змее золото это пригодится…