Финно-угорские этнографические исследования в России - А.Е Загребин

губернии...», выполненное Мил­лером на основе первых экспедиционных наблюдений в Поволжье и Приуралье. Затем, уже на сибирском материале, он предпримет по­пытку более глубокого совмещения полевого историко-этнографичес­кого и камерального историко-архивного исследования.

Свои экспедиционные материалы Г.Ф. Миллер начал обрабатывать уже в Сибири, занося в рукописные полевые журналы массу этногра­фических наблюдений, которые должны были войти в задуманное им обширное, но так и оставшееся не завершенным описание народов Сибири. Наряду с анкетами и описаниями отдельных регионов (уез­дов), важным источником, характеризующим исследовательские при­оритеты «отца сибирской истории», являются его черновые записки, объем которых составляет около 2,5 тыс. страниц рукописного тек­ста. Чередуя выписки из архивных документов с опросом сведущих лиц, в своих «черновиках» Миллер конструирует основные черты ис­тории посещенных им городов и уездов, уделяя немало страниц опи­санию материальной и духовной культуры уральских и сибирских на­родов. Кроме того, черновые записки содержат легенды и предания о происхождении и этнической истории местных народов, часть из которых была воспроизведена им затем в «Истории Сибири». Подроб­но он фиксирует те маршруты, по которым можно было добраться к тем или иным ясачным волостям, зимовьям и острогам, составляя сво­еобразную навигационную карту сибирского путешествия. В результате кропотливого анализа разнородных источников Миллеру удалось со­брать и систематизировать данные о тысячах населенных пунктов Вос­точной России. Изученные М.О. Косвеном материалы рукописных «пор­тфелей» Миллера содержат следующие подготовительные тексты:

1) «Известия о якутах и их шаманах, о юкагирах, остяках, тунгузах, самоедах, камасинцах, тайгинцах, кайгинцах, татарах и об обычаях разных сих народов»;

2) «Описание сибирских народов»;

3) «Описание сибирским народам вообще, с приобщением к оному особливым известием о живущих около Казани языческих народах и с показанием, что при описании народов примечать должно, Герардом Фридрихом Миллером, императорской Академии наук профессором, сочиненное.

Таким образом, просматриваются основные контуры задумывав­шейся Г.Ф. Миллером этнографической монографии, которая могла включить в себя описание сибирских народов, позднее опубликован­ную работу о чувашах, марийцах и удмуртах и собственную этногра­фическую программу, но текущие дела и новые интересы не позволили реализоваться данному направлению его исследований. Миллер пишет, что всему путешествию сочинил он точное описание. «Все дороги, коими я ездил, описал обстоятельно, некоторые дороги описаны и приданными мне студентами, о городах и их уездах, в рассуждении гражданского правления, истории и географии, собирал я потребные тому известия; пересмотрел и в порядок привел архивы во всех сибир­ских городах, так же и города Чердына, и нужное списал, которые списки составляют больше 40 больших книг в десть; остатки древно­стей я описал и велел изобразить в лицах; нравы, употребления, зако­ны и пр. тамошних народов описал же; новые ландкарты отчасти сам делал, отчасти ж геодезистов, при мне бывших, делать заставлял; кан­целярские и секретарские дела путешествующего академического об­щества все отправлял я и господину Гмелину помогал я в набирании натуральных редкостей». Добавить к этому можно только лишь тот факт, что общая протяженность его маршрута составила, по его соб­ственному же расчету, 31 362 версты.

Школа и дело Миллера: А.Л. Шлёцер, классифицируя различные поколения ученых-историков, выделял три основных типа: собиратель, исследователь и повествователь. Думается, что Г.Ф. Миллер последо­вательно освоил все три вышеперечисленные стадии, успешно реали­зовав их в своих главных работах, в том числе в «Истории Сибири». Не имея первоначальной подготовки к полевой работе, ему пришлось до многих вопросов доходить в буквальном смысле опытным путем. Он сам признавался, что на первых порах имел весьма смутное представ­ление о том, что ему следовало требовать и о чем спрашивать. В этом случае Миллеру пришлось самому организовать для себя школу, кото­рая посредством анализа повседневной работы приблизила его к пони­манию изучаемого предмета.

Свои начальные представления о специфике архивных изысканий он с успехом компенсировал природным трудолюбием и, как оказа­лось, умением организовать исследовательский процесс. Не владея еще твердо русским языком, а тем более «канцеляризмом» допетровской России, Миллер, можно сказать, обучался на ходу. Некомпетентность могла обойтись слишком дорого, поэтому работа в его экспедиционном отряде была организована подобно механизму, где каждый элемент выполнял свою, четко обозначенную функцию. Одержимый исследова­тель и от своих сотрудников требовал самоотверженного труда, часто исключавшего даже элементарные бытовые удобства, работая даже там, где «отказывались работать провинциальные подьячие, ссылаясь на сырость помещения и мышей». Студенты и вольнонаемные пере­водчики, копиисты и проводники представляли собой своеобразный цех, обеспечивающий поиск и первичную обработку исследовательско­го материала, испытывая порой его строгий нрав. По отзывам совре­менников, Миллер «...вообще был человек нрава крутого и самолюби­вый, не терпел противоречий и никогда не спускал тем, кто, по его мнению, так или иначе унижал его звание академика». Как старшина этого цеха, он брал на себя ответственность за селекцию материалов, подготовку «обсерваций» и рапортов руководству императорской Ака­демии наук. Обнаружившаяся вскоре неспособность провинциальных архивов до конца пролить свет на древнейшие пласты региональной истории не поставила его в тупик и заставила начать поиски дополни­тельных источников, в том числе этнографического содержания.

Примером становления этнографического мировоззрения Г.Ф. Мил­лера является составленная им (прежде всего для самого себя) инст­рукция «О истории народов». Она предусматривала изучение этногене­за местных народов, их истории, изначальных мест обитания и мигра­ций, религиозных культов, обычаев и обрядов, семейно-брачных отношений, торговых и хозяйственных занятий, ремесел, обществен­ной и военной организации, системы управления, а также графичес­кую фиксацию народной одежды, предметов быта и культовых вещей. Перечень данных исследовательских позиций указывает на стремление автора к раскрытию истории посредством обращения к информации народоведческого содержания. Дальнейшую методическую разработку принципов полевой работы он продолжил уже в Сибири, подготовив пространную инструкцию из 1287 статей, причем 923 из них вошли в раздел «Об описании нравов и обычаев». Этнографическая часть его инструкции была озаглавлена особо — «Наставление о том, на что над­лежит обращать внимание при описании народов, в особенности си­бирских». По отзыву М.О. Косвена, «Наставление...» представляет собой замечательный этнографический документ, достойный исполь­зования в современной полевой практике. Отдельный вопросник Миллер подготовил для адъюнкта Академии наук И.Э. Фишера, при­соединившегося к нему в 1740 г., чьи историко-этнографические и особенно лингвистические собрания в Сибири не в последнюю оче­редь обязаны методическому обеспечению исследований. В частно­сти, в § 6 этого документа говорится: «Как описание народов, которое путешествующие в неизвестных странах могут сообщить, является приятнейшим для большей части людей, так такое описание не мень­шую пользу имеет для истории, служа для того, чтобы вывести взаим­ное родство народов из их общих нравов и языков». Собранные в «сибирском поле» сведения Миллер предполагал сравнивать с извест­ными науке