Финно-угорские этнографические исследования в России - А.Е Загребин

материалами азиатского, африканского и американского происхождения, также отмечая, что «необходимо делать сравнение не токмо между ныне пребывающими народами, но и между теми, кото­рые в древнейшие времена жили или из которых зделалися уже другие народы, и по учинении сего должно производить следствия, которые ко изъяснению наук служить могут». Близкую к этой мысль он прово­дит и в одном из вариантов предисловия оставшегося незавершен­ным «Описания сибирских народов...», указывая, что было бы не­справедливо рассматривать местных жителей вне связи с другими народами Восточной России, или например, сведения о лопарях (саа­мах) следовало бы собирать и в России и в Швеции, одновременно сравнивая их с самоедами (ненцами), поскольку в образе этих народов есть много сходных черт.

Одним из наиболее действенных способов получения массового историко-этнографического материала Г.Ф. Миллер считал анкетирова­ние, практиковавшееся в российской науке еще с петровских времен. Тем не менее, в отечественной историографической литературе суще­ствует точка зрения о том, что Миллеровская методика этнографическо­го анкетирования была позаимствована им из более ранних опытов Татищева. Действительно, Миллер, с большим уважением относив­шийся к научным поискам В.Н. Татищева и нередко ссылавшийся на авторитет последнего в спорных вопросах истории России, пользовал­ся ответами на татищевскую анкету, подготовленными сибирскими уездными канцеляриями. Но при этом он всегда указывал происхожде­ние данных ответов особой пометкой «Nachrichten von... nach Tatischews Vorschrift», сохраняя в чистоте свою исследовательскую эти­ку. Влияние Татищева в методологических воззрениях Г.Ф. Миллера проявилось еще в том, что его исторические работы почти всегда име­ли географическое измерение, будучи четко привязанными к конкрет­ному региону. Мало того, Миллер серьезно увлекался картографией, например, редактируя рукопись «Описания земли Камчатки» тяжело болевшего С.П. Крашенинникова, он не только снабдил его предисло­вием, но и проиллюстрировал картами собственного изготовления. Позднее он собирал материалы для специальной статьи по истории создания русских «ландкарт» XVIII в. и подготовил к изданию первый в России географический словарь Ф.А. Полунина, снабдив его своими очерками, посвященными отдельным народам, с жизнью которых имел возможность лично познакомиться в ходе сибирской экспедиции[11].

Возвращаясь к проблеме анкетирования, следует отметить, что Мил­лер, запустив первые анкеты летом 1734 г. в уездном г. Тара, в дальней­шем продолжал совершенствовать свои начальные «промемории», само­критично отзываясь о них: «Вопросные мои пункты были тогда не столь генеральны, как оные потом от меня о других городах задаваны были. В таких случаях искусство есть наилучший учитель. И чего у меня едучи туда недоставало, оное и при возвратном путешествии награждено было». Первоначально он распространял анкеты по прибытии в оче­редной сибирский город, но со временем отказался от такой практики, направляя вопросники воеводским канцеляриям еще задолго до своего личного приезда, давая возможность приказным служащим подготовить более подробные ответы на заявленные пункты. Этнографические воп­росы анкеты обычно предусматривали обозначение ясачных волостей уезда, родовое деление, места кочевок, количество плательщиков ясака и его размеры. Некоторые анкеты содержали вопросы о традиционных верованиях, обрядах, пище и народной медицине, а также заявки на приобретение для Кунсткамеры образцов мужской и женской одежды коренных жителей. К сожалению, довольно часто, невзирая на жалобы и угрозы исследователя, поступавшие к нему ответы были выполнены довольно формально. Поэтому, не до конца доверяя чиновникам, покуп­ку предметов материальной культуры местных жителей, Миллер старал­ся осуществлять самостоятельно из средств «Росписи чрезвычайных расходов» экспедиции, «...по вольной цене безобидно».

Не рассчитывая лишь на материалы анкетных опросов, Миллер параллельно ведет собственные розыскания, делая выписки из летопи­сей, архивных документов и опросов местного населения. С 1734 г. он фиксирует полученную информацию в историко-географических опи­саниях сибирских уездов, составленных по единому плану и включаю­щих характеристику географического положения, очерк русской коло­низации данной местности, описание уездного города, острогов, круп­ных сел и слобод, сведения о коренном населении, перечень населенных пунктов уезда. Учитывая неразвитость путей сообщения, основным коммуникационным вектором он показывает водные бассей­ны, к которым привязаны остальные компоненты культурно-историчес­кого ландшафта: открытые им археологические памятники, пещеры, петроглифы, степень хозяйственной освоенности региона, русское и коренное население и их взаимоотношения. При движении по маршру­ту экспедиционный отряд обычно сопровождал конвой из местных жителей, а по прибытии в очередной уездный город Миллер требовал от канцелярии присылки к нему приказчиков острогов, крестьян-старо­жилов, промышленников и ясачных сборщиков, что позволяло ему получать информацию из разных источников в различных ситуациях.

Еще одним источником по истории и этнографии Сибири XVIII в. являются путевые записки и дневники Г.Ф. Миллера, в которых он сам скрупулезно фиксировал все примечательное, встречающееся на пути, либо поручал вести записи своим сотрудникам. Должное внимание им уделялось сбору вещественного материала и приобретению местных редкостей археологического характера. Не питая на первых порах особой страсти к общению с местным населением, Миллер довольно быстро понял, что только при личном контакте с людьми, даже со слу­чайными прохожими, можно получить необходимую информацию о нравах и обычаях коренных жителей. Как писал позднее об этом сам исследователь, «хотя сей труц наложен на меня излишной, однако могу сказать, что я во время всей десятилетней езды трудился в оном с вели­кою охотою, что мне, упражнявшемуся в других важнейших делах, вместо отдохновения служило». Методологический подход Миллера к эт­нографическим сюжетам являлся продолжением его теоретических воз­зрений на предмет и задачи науки о народах и культурах, в наиболее кон­центрированном виде изложенных в предисловии к рукописи «Описа­ния сибирских народов вообще», некоторые отрывки из которого по­зволим себе привести:

«Немалая часть истории состоит во всеобщем описании народов земного круга, которое по сие время по большей части в худых руках было и к числу наук ни от кого ещё не причтено... «Из путешеству­ющих, — пишет Миллер далее, — большая часть бывает таких людей, которые никаким наукам не обучались, а именно купцы, художники, ремесленники, мореплаватели, которые в суеверии воспитаны и к лехковерию весьма склонны, что ложь, что правда различать не уме­ют... Но когда, из ученых осторожные и искусные люди за таким делом отправлялись в свои путешествия, то кажется, что и их опи­сания по большей части служат им самим к увеселению и тому, кто оные читать будет, а не в произведении пользы, которой бы от таковых описаний в разных частях наук ожидать надлежало». Фор­мулируя исследовательские задачи, стоящие перед новой дисциплиной, Миллер продолжает: «Необходимо надлежит зделать сравнение не токмо между ныне пребывающими народами, но и между теми, ко­торые в древнейшие времена жили или из которых зделалися уже другие народы, и по учинении сего должно производить следствия, которые ко изъяснению наук служить могут. Многократное мое