Финно-угорские этнографические исследования в России - А.Е Загребин

России, а также всячески поощрять мес­тных энтузиастов, работающих над историко-географическими описа­ниями отдельных регионов, что было особенно ценно для дальнейшего развития этнографического краеведения. Исходя из этой задачи, Миллер регулярно предоставлял место для такого рода публикаций в редактируемых им с 1755 г. «Ежемесячных сообщениях...», где печа­тались, например, работы П.И. Рычкова об Оренбургском крае и дру­гие регионоведческие исследования. Занимаемая им должность госу­дарственного историографа предоставляла свободный доступ ко всем необходимым источникам, но и принуждала занимать весьма взвешен­ную позицию, соотносящуюся с мнением носителей властных полно­мочий. Несмотря на бдительность недоброжелателей и собственную осторожность, Миллеру удалось найти, вернее — создать самому ин­формационный канал для трансляции собственного видения острых вопросов современности при помощи журнальных периодических из­даний. Одной из важных проблем российской истории, потребовавшей от него не только исследовательской, но и гражданской позиции, стала тема крепостничества, рассматриваемая в контексте общепросвети­тельской дискуссии о равенстве, естественном праве и свободе.

Толчком к размышлениям Миллера о судьбах крестьянства стали сочинения его хорошего знакомого, лифляндского пастора И.Г. Ейсена, посвященные описанию тяжелого морального и экономического поло­жения, в котором находились эстонские, ливские и латышские крепо­стные под властью немецких помещиков. Отредактировав и суще­ственно дополнив эти материалы ссылками на прибалтийские хрони­ки, другие исторические и правовые источники, он в 1764 г. подготовил их к печати в своем журнале «Sammlung Russischer Geschichte», указав во введении: «Мы не могли отказать этому сочине­нию в месте в нашем издании из-за содержащихся в нем хороших по­ложений...». Аболиционистский пафос пастора Ейсена серьезней­шим образом повлиял на редактора, который невольно превратился в соавтора статьи, указывая, что личная свобода и обладание собствен­ностью есть неотъемлемое право человека, не зависимо, богат он или беден, знатен или худороден. Властям рекомендуется смелее идти по пути постепенной ликвидации крепостничества, начав с ликвидации самых уродливых его проявлений — барщины, всевластья помещиков над душой и телом крестьянина, не опасаясь расшатывания устоев монархии. Смелость Миллера, безусловно, подкреплялась теми умона­строениями, что были распространены при дворе начинающей свое правление Екатерины II. Озвучить эти идеи, по мнению ученого, было необходимо для вынесения дискуссии на более широкое общественное поле. Своего рода продолжением данной взрывной публикации стала история с избранием в 1767 г. профессора Миллера членом Уложенной комиссии, когда уже на одном из первых ее заседаний он сделал по­пытку обнародования своих идей, но был сурово одернут председа­тельствующим. Сама императрица показала ему свое монаршее неудо­вольствие, упрекнув в «упражнениях всякими сочинениями», вредны­ми для непосвященных. Однако известность Миллера в кругах европейских интеллектуалов, равно как и его полемические и журна­листские таланты через некоторое время вновь понадобились властям.

Живя и работая с 1765 г. в Москве, сначала как главный надзира­тель воспитательного дома, затем в должности директора московского Архива Коллегии иностранных дел, Г.Ф. Миллер сохранял репутацию ведущего историка страны, выполняя правительственные заказы на генеалогические исследования, несмотря на возраст, совершая истори­ко-этнографические экскурсии по Московской губернии и сотрудничая с издателями зарубежных энциклопедий на предмет написания статей о России и народах, ее населяющих. Авторитет Миллера как человека, лучше других ученых знающего Россию, еще раз проявился при орга­низации Академией наук нового исследовательского проекта, извест­ного как Физическая (Академическая) экспедиция. Назначенный руко­водить движением ее сухопутных отрядов профессор Паллас находил­ся в регулярной переписке с Миллером, который исполнял роль посредника, через которого Академия осуществляла связь с полевыми исследователями. П.С. Паллас, как правило, закончив очередной ра­порт в Академию наук, сопровождал его письмом к Миллеру, где не­редко упоминал, что оставляет рапорт незапечатанным в надежде, что «высокоблагородный и достопочтенный господин коллежский совет­ник, высокочтимый покровитель» удовлетворит тем свое любопыт­ство. Другой участник экспедиции, И.Г. Георги, работая над первой в России обобщающей монографией по этнографии страны, также корреспондировал с Миллером и в сомнительных случаях всегда обра­щался к нему за советом и поддержкой.

Прожив 58 лет в России, из них десять лет проведя в странствиях по стране, он самостоятельно сформировал свою идентичность, став россиянином, не переставая при этом быть немцем. Данное обстоя­тельство очень близко соотносится с сущностью той новой науки — этнографии/этнологии, предвозвестником которой был Г.Ф. Миллер.

Финно-угорские народы России в трудах Г.Ф. Миллера: Исто­рия становления Миллера как этнографа имела, по-видимому, двоякий характер. С одной стороны, приехав в Россию и приступив к изучению средневековых письменных памятников как отечественного, так и ино­странного происхождения, он не мог не обратить внимание на зафик­сированное в них множество племенных групп различного этнического происхождения. Кроме того, читая работы современных ему истори­ков, в частности ГЗ. Байера и В.Н. Татищева, он еще раз мог убедиться в сложности языковой и этнокультурной карты страны в прошлом и настоящем. С другой стороны, личное открытие многонациональной Российской империи он мог сделать уже в первые дни пребывания в Санкт-Петербурге, находящегося в непосредственном контакте со сво­ей финноязычной сельской округой. Месяц, проведенный им в Казан­ском крае среди татар, чувашей, марийцев и удмуртов, затем посеще­ние Урала и годы, проведенные в Сибири, наверняка окончательно раз­венчали для него европейский миф о «Великой Татарии». Миллер не оставил исследований, специально посвященных финно-угорским на­родам, но это совсем не удивительно, если учесть, сколь слабо была разработана на тот момент этническая история Восточной России в целом. Тем не менее, буквально рассыпанная в опубликованных трудах и многотомных рукописных материалах Миллера «финно-угрия», зани­мает вполне достойное место в его этнографических представлениях.

Осенью 1733 г. профессор истории Г.Ф. Миллер с товарищами по «Великой Северной (2-й Камчатской) экспедиции» прибыл в пределы Казанской губернии, где по заданию Санкт-Петербургской Академии наук приступил к изучению поволжских народов и памятников стари­ны. Результатом их пребывания в пределах губернии стали записки, положенные в основу более серьезных академических работ, в частности его «Описания трех языческих народов в Казанской губернии, а имянно черемисов, чувашей и вотяков». Работа была опубликована в «Ежемесячных сочинениях к пользе и увеселению служащих» в 1756 г., то есть двадцать три года спустя после знакомства с Волго-Вятским регионом и его жителями. Неслучайно сам путешественник просит читателей, «...чтоб ему в вину ставлено не было, ежели перемены такия примечены будут, о которых он в толь давнем расстоянии ныне проведать не мог». По-видимому, замысел Миллера первона­чально был много шире предложенного к печати текста, поскольку в русском варианте рукопись озаглавлена «Описание Сибирских народов вообще с приобщением к оному особливых известий о живущих около Казани языческих народов,...Герардом Фридрихом Миллером Импе­раторской Академии Наук Профессором сочиненное». Кроме того пространного введения, рукопись содержит лингвистическое приложе­ние, состоящее из сравнительной таблицы, представляющей основной словарный запас и числительные на русском, татарском,