Обмануть судьбу - Элеонора Гильм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А в Еловую тоже ногайцы ходили?
– Бабы да дети за стенами города попрятались, а мужики защищали отчизну вместе с горожанами. Так дед Гермоген сказывал.
Ульяна хихикнула.
– Бесова девка, что смешного-то?
– Нет, нет, прости, дядь Василий, – сдерживала шальную улыбку Рыжик.
Вспомнилось гадание крещенское девкам и «жених» Гермоген, и покатились обе со смеху, рассыпались бисером.
– Тьфу. Не буду больше рассказывать, пустоголовки!
Все семейство Вороновых отправилось в город на службу.
– Заодно обсудим приданое да свадебку с будущими родственниками, – потирал руки Ворон.
Соль Камская встречал гостей гуляниями. Народ съезжался сюда со всей округи купить нужное в хозяйстве иль безделицу, поторговаться всласть, посмотреть на скоморохов; молодежь – померяться удалью, хороводы поводить и познакомиться. Но самым главным действом был крестный ход во главе с архиепископом Вологодским и Солекамским Ионой, который торжественно нес в руках икону Николая Чудотворца.
– Аксинья, Ульяна, Федя, пошлите на качели. Они у нас хороши! Смотрите, девки. До небес взлетите! – зубоскалил Микитка.
– А почему нет? Пойдемте! – согласилась за всех Ульянка. Федор с Аксиньей поплелись следом.
– Держись теперь, невестушка! – осклабился Микитка.
Несколько резных деревянных качелей, рассчитанных на двоих, были расположены в укромном уголке на берегу. Да так, что особо раскачавшаяся парочка рискнула упасть прямо в прохладные воды Усолки.
Аксинья визжала от страха, сжимала веревки побелевшими пальцами. Парень довольно ухмылялся, пухлые щеки его лоснились от радости. Рядом не в пример спокойно качались Федор с Ульяной.
– Все, хватит, Микитка! Устала, останавливай!
– А я еще хочу! Солнышко! – гоготал толстяк.
И правда, качели уже стремились описать полный круг. Аксинья сжала губы, не хотела она просить жениха о милости. Так и жизнь ее с Микиткой будет, будто качель эта. То вверх, то вниз, и страшно, и тошно, и нет конца-края мучению. А муж будущий знай себе дергает веревку и радуется ее страхам.
Федор увидел, что Аксинья позеленела, подошел к Микитке. Ни слова ни говоря, выдрал веревку из толстых пальцев.
– Ты что ж, родственничек? Забаааваам нашим мешаешь, – протянул издевательски.
Микитка дул на красные пальцы, перетянутые следами от веревки, будто колбаса.
Федор помог сестре спрыгнуть и повел ее на лавку – отдышаться.
– Болван ты, Микитка. Ума никакого нет! Недаром Аксинья… – выговорила Ульяна.
– Что Аксинья?
– Да ничего, много будешь знать – скоро состаришься.
– Ты, приживалка, помалкивай. Только из жалости тебя Вороновы держат. Кому ты, дура, нужна? – И, не дожидаясь ответа, Ерофеев-младший ушел, завидел вдалеке своих приятелей, разряженных и напыщенных, будто тетерева на току.
Аксинья, Ульяна и Федор проводили Микитку облегченными взглядами, Рыжик показала ему вслед язык, черный от ягодных лепешек. Аксинья рассмеялась и ущипнула ее за руку. Они долго еще гуляли по городу. Чувствовали себя чужими среди веселящейся толпы, нарумяненных городских девок, парней с шапками набекрень. Федя кривился: пьяные, шумные, крикливые люди были ему противны. Но перед сестрой и Ульяной позориться не хотелось. Он терпел.
Забавлялись над ужимками ряженых, отведали засахаренных фруктов и калачей, выпили духовитого сбитня, подивились на ручного медведя, которого за веревку водил чернявый мужик. Федор зазевался – и в миг кошелек на поясе его исчез в руках какого-то ловкого малого. Он расстроился почти до слез – не так часто родители давали ему полушку на пустые траты.
– Ты что ж, раззява? Ушами хлопаешь, – выговаривала Ульяна, а Аксинья лишь утешающе похлопала по широкой спине. Что с него взять?
Поплутав по узким улицам, нашли дом Ерофеева и долго стучали в деревянные, обитые железом ворота. Сам дом производил впечатление достатка – с расчетом на то и строился десяток лет назад. Резные наличники, выполненные лучшим в округе мастером, окна с дорогой слюдой лучшего качества, два этажа из первосортного бруса сразу давали понять – купец здесь живет хороший, оборотистый.
Наконец кособокая, горбатая девка отперла ворота и проводила в дом.
– Отдохните немного, гости дорогие. А к столу просим, – ласково пропела Пелагея Ерофеева.
Ульяна упала на лавку, сыто икая после калачей и засахаренных фруктов, в обилии съеденных на ярмарке. Аксинья присела рядом, задумчиво теребя косу.
– Родичи твои денег не жалеют, – похвалила Ульяна городские хоромы. – Заживешь тут как у Христа за пазухой. Добрые они, хорошие люди, к тебе ласковы. Один Микитка подкачал…
– Что Микитка? – незаметно появился на пороге горницы жених Аксиньи. – Ты бы, Ульяна, погуляла, к столу сходила, яств отведала. Надо мне наедине с Аксиньей поболтать.
– Никуда я не пойду, – взъерепенилась Ульяна. – Ишь чего удумал!
– Иди, – попросила Аксинья. Рыжик покосилась на подругу и покинула комнатку.
Микитка, немало не смущаясь, завалился на широкую лавку рядом с невестой.
– Можно уж и пообниматься. Жених с невестой, а на сеновале не барахтались.
– Не о том речь, – отодвинулась Аксинья. – Разговор есть серьезный.
– Говори, коль не шутишь.
Он приподнялся, подпер подбородок рукой и сделал столь серьезную гримасу, что в другой раз Аксинья не удержалась бы от смеха. Но не сейчас.
– Давно родители наши меж собой договор о помолвке нашей заключили. Им выгода прямая. Наши чувства им не важны. Скажи мне, хочешь ты жениться на мне? – в лоб спросила Аксинья.
– А ты, что ль, замуж за меня выходить не хошь, невестушка?
– Вопросом на вопрос не отвечай.
– Если правды хочешь… Ты, конечно, не дурнушка и побаловаться с тобой я не прочь. Но вообще люблю девок других, пышных и веселых. Вроде твоей подруги-приживалки.
– Вот как! – обрадовалась Аксинья. – Есть у меня мыслишка… Давай попробуешь отца своего убедить. Пусть найдет другую невесту. Побогаче да посправнее. Может, согласится?
– Вряд ли, – задумался жених. – Упрямый он, что в голову себе вобьет, то и будет, – вздохнул Микитка. В этот момент он показался невесте не таким противным. – Так что, невестушка, никуда нам не деться друг от друга. Привыкай, – ущипнул он ее за грудь.
– Тьфу, говорил, будто путный человек. Опять за свое взялся! Иди
