Сёгун - Джеймс Клавелл

Глава пятьдесят шестая

— Красиво, да? — Ябу махнул рукой вниз, в сторону мертвых.

— Простите? — переспросил Блэксорн.

— Это было как стихи… Вы понимаете слово «стихи»?

— Да, я понимаю, что значит это слово.

— Это было как стихи, Анджин-сан… Видите?

Если бы у Блэксорна хватило японских слов, он бы сказал: «Нет, Ябу-сан. Но я увидел, что у нее на уме, только в тот момент, когда она отдала первый приказ и Ёсинака убил первого самурая. Стихи? Это был отвратительный, мужественный, бессмысленный, страшный ритуал, где смерть неизбежна, как испанская инквизиция, и все смерти — только прелюдия к смерти Марико. Теперь все обречены, Ябу-сан: вы, я, замок, Кири, Ошиба, Ишидо — все… все, потому что она решилась сделать то, что считает необходимым. А когда она это решила? Уже давно, конечно? О, правильнее сказать — решение принял за нее Торанага».

— Простите, Ябу-сан, но слов вашего языка у меня недостаточно.

Ябу плохо его слышал. На стенах стояла тишина, тихо было и в переулке, все были неподвижны, как статуи. Потом переулок ожил, голоса затихли, движение стало спокойнее. Солнце било вниз, все постепенно выходили из транса.

Ябу вздохнул, охваченный меланхолией:

— Это было как стихи, Анджин-сан, — повторил он, словно эхо, и ушел.

Когда Марико подняла меч и одна выступила вперед, Блэксорн хотел спрыгнуть вниз и броситься на ее противника, снести ему голову, помешать ее убить… Но он ничего не сделал, не потому, что боялся, — он больше не боялся умереть. Ее мужество показало ему, как бесполезен страх, он разобрался в себе уже давно, еще тогда, ночью, в деревне, когда пытался покончить с собой… «Я собирался в ту ночь вонзить нож себе в сердце, — вспомнил он. — С того времени мой страх смерти исчез… Она и говорила: „Только живя на грани смерти, можно понять — неописуемо радостна жизнь…“ Я не осознал, как Оми остановил мой удар… В памяти осталось только чувство перерождения, когда проснулся на следующее утро…» Он снова и снова смотрел на мертвых в переулке… «Я мог бы, конечно, убить того серого… И, может быть, еще одного или даже нескольких, но на их месте тут же появились бы другие и моя смерть ничего бы не изменила. Я не боюсь умереть, — мне только страшно, что я ничем не смогу помочь ей…»

Серые убрали трупы и серых и коричневых, обращаясь с ними одинаково уважительно. Многие серые покидали место сражения, в том числе и Кийяма со своими людьми; расходились женщины и дети, поднимая пыль на дороге… Блэксорн чувствовал острый, отдающий смертью запах, смешанный с соленым запахом моря… Его поразило мужество Марико, — оно поддерживало его в эти ужасные моменты… Блэксорн посмотрел на солнце и решил, что до захода солнца еще шесть часов. Он направился к лестнице, ведущей вниз.

— Анджин-сан? Простите, а куда вы собрались?

Он повернулся, вспомнив про своих охранников. На него внимательно смотрел капитан.

— Ах, простите! Пойдемте туда! — он указал на двор. Капитан на мгновение задумался, потом неохотно согласился:

— Хорошо. Прошу вас, идите за мной.

Во дворе Блэксорн сразу почувствовал враждебность коричневых по отношению к серым. Ябу стоял у ворот, наблюдая за возвращающимися в крепость. Кири и госпожа Сазуко обмахивались веерами, няня кормила ребенка. Все они сидели на одеялах и подушках, разостланных в тени на веранде. Носильщики плотной испуганной группой столпились в углу, у багажа и вьючных лошадей. Он направился в сад, но охранники замотали головами:

— Простите, Анджин-сан, но пока туда нельзя.

— Да, конечно, — согласился он и повернул обратно. Переулок опустел, хотя оставалось еще более пятисот серых — они сидели полукругом на корточках или скрестив ноги и поглядывали в сторону ворот. Оставшиеся коричневые уходили под арку.

Ябу приказал:

— Закройте ворота на засов!

— Прошу меня извинить, Ябу-сан, — ответил офицер, — но госпожа Тода сказала, что они должны быть открыты. Мы их охраняем, но ворота должны быть открыты.

— Вы уверены?

Офицера, подтянутого, бородатого мужчину лет тридцати с лишним, с жестким лицом и выступающим подбородком, возмутил этот вопрос.

— Прошу прощения, — конечно же, уверен.

— Благодарю вас. Я не хотел вас обидеть. Вы здесь старший?

— Да, госпожа Тода оказала мне такую честь. Конечно, я понимаю, что вы для меня тоже старший.

— Я командую, но здесь старший — вы.

— Благодарю вас, Ябу-сан, но здесь распоряжается госпожа Тода. Вы старший офицер, с вашего разрешения, я сочту за честь быть вашим помощником.

Ябу мрачно приказал:

— Я разрешаю, капитан. Я очень хорошо знаю, кто здесь командует нами. Сообщите мне, пожалуйста, ваше имя.

— Семиери Табито.

— А первый из серых сегодня тоже был Самиери?

— Да, Ябу-сан. Он мой двоюродный брат.

— Когда все приготовите, капитан Семиери, пожалуйста, соберите всех офицеров на совещание.

— Конечно, капитан. С разрешения госпожи Тода.

Оба самурая оглянулись: во двор крепости, хромая и опираясь на трость, входила очень старая, седая дама-самурай — она направлялась прямо к Киротсубо. Служанка несла зонтик, закрывая ее от солнца.

— Ах, Киритсубо-сан, — заговорила она льстиво, — я Маэдо Эцу, мать господина Маэды, я разделаю взгляды госпожи Тода. С ее разрешения, не окажут ли мне честь подождать ее?

— Прошу вас, садитесь, мы вам рады, — откликнулась Кири. Служанка принесла еще подушку и помогла старой даме устроиться поудобнее.

— Ах, так лучше, намного лучше… Госпожа Эцу старалась не застонать от боли. — Суставы у меня болят, с каждым днем — все больше… О, вот так лучше… Благодарю вас.

— Вам не хотелось бы зеленого чая?

— Сначала чая, потом саке, Киритсубо-сан, много-много саке. После таких усилий необходимо освежиться.

Из толпы, покидающей двор, отделились женщины-самураи и через ряды серых прошли в затененное место, спасаясь от солнца. Кто-то из них заколебался, кто-то передумал, но вскоре на веранде оказались уже четырнадцать дам, две принесли с собой детей.

— Простите, я Ачико, жена Кийямы Нагамассы, и тоже хочу уехать домой, — стесняясь, обратилась к Кири молодая женщина, держа за руку маленького сына. — Мне нужно вернуться домой, к мужу. Могу я попросить разрешения подождать с вами?

— Но господин Кийяма будет очень недоволен, госпожа, если вы останетесь.

— О, извините, Киритсубо-сан, но дедушка вряд ли узнает. Я всего-навсего жена младшего внука. Я уверена, что он не обратит внимания, а я несколько месяцев не видела мужа и мне все равно, что он скажет. С нашей госпожой все в порядке?