Обмануть судьбу - Элеонора Гильм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И я так хочу! Попроси, мож, согласится.
Ульяна ныла, пока Аксинья не пообещала поговорить с Глафирой. Неожиданно знахарка согласилась.
– Веди подругу. Одно условие у меня – одна она придет. Тебе нельзя. Поняла?
– Хорошо, баба Глаша. Спасибо тебе!
Обрадованная Ульяна в тот же вечер отправилась в избушку. Не терпелось ей узнать, какая жизнь ждет ее с Зайцем. Недолго была она в избушке. Вылетела, хлопнув хлипкой дверью так, будто черти за ней гнались.
Аксинья, притаившаяся за кустом бишмулы, побежала за подругой.
– Что такое случилось?
– Все, ноги моей не будет у колдуньи! Ведьма старая!
– Что сказала-то? Несчастье какое предсказала?
– Сама у нее и спрашивай!
На щеке у Ульяны красовалась свежая глубокая царапина.
– А это украшение откуда?
– Кот набросился. Черт во плоти!
Аксинья пыталась выведать у Глафиры, что ж такого жуткого услышала подруга. А знахарка пожимала плечами:
– Всю правду о ней да о жизни ее. Я советы ей дала, ценные, жизненные. А она, вишь как, обиделась. Молодая, глупая.
* * *
Всю неделю Анна с Аксиньей и Ульяной перетряхивали сундуки с приданым, надо было все на солнце просушить, привести в порядок. Самый большой, резной, сундук был набит перинами, пуховыми подушками и одеялами, другой – полотенцами, рушниками, скатертями. Горшки, миски, блюда, котелки, ухваты, ложки… От всего этого обилия девки только вскрикивали восторженно.
– А вот этот горшок особый, дочка, ты родилась только, а мы уже его в сундук с приданым определили.
А сундуки с одеждой! Чего там только не было! Рубахи, сарафаны, душегреи, передники, повойники[41], платки, корзно[42], шапки… Родители невесты должны были предусмотреть все, да еще подарки жениху вручить.
– Гриша твой молодец, калиту с серебром подарил нам да говорит: подарки себе сами накупите. Много ж накопил-то!
– Не по обычаю, – округлила рот Ульяна. – Сам жених должен подарки купить!
– Ни матери, ни тетки у Гриши. Когда одному все успеть!
К вечеру мать, укладывая в сундуки вещи, вдруг залилась слезами.
– Матушка, что случилось?
– Страшно мне отдавать тебя, дочка. Ни с Василисой, ни с Анной так сердце не терзалось. Ох, господи! Молюсь я за тебя, чтобы хорошо все было.
Аксинья молча прижалась к матери. Чем ближе дело шло к свадьбе, тем больше ее охватывали дурные предчувствия, тем чаще вспоминались предостережения Глафиры. И причитания уже были не вымученными, а шли от самого сердца:
– Уж надоела я батюшке своему, надоела матушке,
С дома родимого гонят меня, несчастную,
Ах вы мои подруженьки, ах ты мой милый братушка,
Отдали меня жениху вы, девицу красную.
Как улечу я ласточкой, как улечу я горлицей,
Лишь бы косу мою не окрутили
И возвратили в девичью горницу.
* * *
Не успели оглянуться, как наступил тот день, о котором мечтала, которого боялась Аксинья – день венчания. С утра невеста с подругами провожала девичью жизнь свою, в бане ее намыли-напарили с причитаниями и слезами. Потом настал черед наряжать невесту, заплетать косу. Красный, шитый цветами и птицами сарафан, красная душегрея, усыпанная бисером да камнями, кокошник с подвесками, тяжелое ожерелье…
– Красива девка, – одобрили подруги. – Княжна! Бледная только ты, Аксиньюшка.
Ульяна невесту нарумянила, скрыв бледные щеки, брови начернила:
– Теперь все!
Вороновы, жених, сваты, Ульяна, друзья и подруги на нескольких празднично убранных телегах отправились в Соль Камскую венчаться. Кланяться отцу Сергию не захотели, Василий гаркнул только: «Паскудник венчать дочь мою не будет», у него к пропойце был свой счет. Отец Михаил в Еловую ехать наотрез отказался:
– Не баре, сами приедете!
Все венчание Аксинья была как в тумане: слышала только голос священника, смотрела в глаза Грише и больше никого не видела.
– Венчается раб Божий Григорий, сын Григория и раба Божия Аксинья, дочь Василия.
«Все, – екнуло сердце Аксиньи, – ему я принадлежу».
– Объявляю вас, дети мои, мужем и женой!
Тряска по ухабам, возвращение в Еловую, праздничный стол, шутки налившихся ядреной настойкой гостей, нахмуренные брови отца, напившийся Семен, хохочущая Ульяна, спокойная Анфиса, Григорий, неотрывно смотрящий на свою жену, смущенная похабными шутками Агаша, Зоя в обнимку с Игнатом… Потом Аксинья вспоминала свою свадьбу какими-то обрывками.
Через мешанину пьяных выкриков, смеха и песен пробился скрипучий голос бабки Матрены:
– Греховодница паскудную свадьбу справляет. – Немощная старуха без труда перекрикивала крики и шутки. – И ты, Анфиска, такая же курвь! Бог все видит!
– Совсем из ума выжила, – зашептались еловчане, а Аксинья проводила благодарным взглядом раскрасневшуюся от попреков Анфису. Она увела бабку за локоть подальше от дома Вороновых.
Невеста почти ничего не ела и не пила, пока Гриша насильно не стал кормить ее ломтями сочной гусятины, не заставил выпить медовухи:
– Тебе силы будут нужны, голубка моя. – Молодая жена от его слов краснела на потеху гостям.
– Ты, Григорий, девку береги, не обижай, – подошел изрядно окосевший Гермоген. – Перышки-то не выщипай все…
– Зернышки свои не теряй, Гришка… А то поможем. – Пьяный рот Ермолки Овечьего Хвоста перекосился, а сальные глаза блестели. – Дай поцелую, дочка, – Аксинья почувствовала мокрое прикосновение губ и чуть не закричала от отвращения. Григорий оттеснил пьяного отца Анфисы, протянул ему полную чарку вину.
Двор Вороновых, где гуляли свадьбу, был уставлен цветами, увит ветками березы и рябины. Столы, накрытые белыми вышитыми скатертями, ломились от яств. Посуду для празднества собирали по всей деревне.
– Пора молодых спать укладывать, – подала голос Марфа, куражившаяся на свадьбе больше всех, с остервенелым надрывом.
– Пора! Пора! – закричали хмельные гости.
Постель для новобрачных устроили у Григория в избе, где стараниями баб был наведен мало-мальский порядок.
Кузнец на руках перенес Аксинью через порог – теперь вернувшийся в прибранную избу домовой должен был принять молодую жену. Широкая лавка застелена медвежьей шкурой, чтобы хозяин леса благословлял брак молодых. С шутками-прибаутками гости наконец оставили Аксинью и Григория одних и отправились догуливать.
– Устала, Аксиньюшка?
– Устала… Кажется, упаду на постель да усну.
– Это ты зря… Мужем и женой станем – и спи сколько хочешь – Он приблизился к Аксинье.
– Мы с тобой муж и жена, венчали нас в церкви, перед Богом и людьми. Что ж еще?
– Еще нет… Не то, Аксинья, главное. – Молодая жена в испуге смотрела на Григория, в колеблющемся свете нескольких зажженных лучин его усмешка пугала. – Да ты что? Напугалась, дурочка!
С помощью мужа Аксинья сняла кокошник, тяжелое монисто, душегрею, сарафан и осталась в рубахе тончайшего ситца с красной вышивкой по подолу.
– Наконец-то, – взял ее на руки Григорий
