Обмануть судьбу - Элеонора Гильм

Григорий в красной шелковой рубахе, темных портах и красных сафьяновых сапогах, с кожаной калитой[40] на поясе, полной монет, был женихом хоть куда.

– Вот подарки вам, хозяева. Не поскупился жених. – Объемистые свертки с подарками были уложены на сундук.

Гермоген степенно начал беседу. Сначала о погоде поговорили, о Троице, о страде.

– А Воро… Василий-то где?

– Сейчас, батюшка, придет.

Василий зашел в избу, недовольно вперился глазами в разряженного кузнеца. При виде Гермогена смягчился.

– Здравствуй, хозяин. Дело есть у нас к тебе, дело важное, безотлагательное.

– Какое это дело? Кваса иль медовухи будете?

– Наливай, друг, кваса.

– У вас есть цветочек, а у нас есть садочек. Вот нельзя ли нам этот цветочек пересадить в наш садочек?

– Цветочек наш слаб еще да молод. Ему садочек-то нужен хороший, теплый, садовник заботливый.

– Куда ж заботливее нашего садовника? Он и собой хорош, Василий, и руки золотые. Мастер в деревне незаменимый.

– Не нужен пока нашему цветочку новый сад. Давайте, сваты дорогие, яствам должное воздайте да напиткам, – ухмылялся в черную с проседью бороду хозяин дома. По обычаю, сватам отказывали родители невесты и раз, и два. А ему доставляло особое удовольствие наблюдать за будущим зятем: не мог тот скрыть недовольный блеск глаз, переживал за исход сватовства.

Долго отдавали должное яствам гости, продолжались степенные разговоры дальше. Гермоген сделал новый заход:

– В вашем доме голубка ясноглазая да добрая, у нас голубь сильный сизокрылый.

– А где ж семья у голубя вашего? Не матери, ни отца, ни брата, ни дядьки?

– Василий, знаешь сам, не с наших мест он прилетел. Сирота Григорий, все померли с семьи его. Вот те крест, – побожился добросовестный Гермоген, до того выведавший у Гриши историю его рода. Казалось старику, что узнал он всю подноготную кузнеца.

– Голубь ваш с изъяном. Хромает он, слыхали мы.

Григорий привстал, выпрямил спину. Дарья вцепилась в его руку, силой усадила на место.

– Может, и хром немного голубок наш, но здоровых птах побыстрее будет, – гнул свою линию староста.

– Хорошо. Позовем мы голубку, посмотрите, придется ли вам по душе. Аксинья!

Аксинья величаво выплыла, как того требовал обычай, в нарядном сарафане, вышитой душегрее, высоком красном кокошнике. На белом лице выделялись темные брови над испуганными глазами.

– Что, голубушка, по сердцу ли тебе наш голубь? – Григорий, завидев милую, вскочил, сбросив руку Дарьи Петуховой.

– По сердцу, – тихо пробормотала девушка.

Сватовство еще продолжалось, говорились приличествующие случаю слова. Жених с невестой так и словом не перемолвились. Проводив гостей, Вороновы выдохнули и перекрестились: кажется, будущее непутевой дочери решено.

– Здравствуй, подруга! – Лишь выпустили Аксинью из домашнего заточения, она побежала к Рыжику.

Та, веселая, нарядная, вышивала рушник и выводила песню.

– Проходи, душа моя! – обрадовалась Ульяна. Бросив шитье, она подскочила к подруге и закружила ее в хороводе.

– Ты не злишься на меня, Рыжик?

– Попусту мы с тобой поссорились, Аксинья.

– Как же я рада! Камень с души упал.

– Давай, как в детстве. – Подруги сблизили нательные крестики и горячо зашептали молитву:

– Отче наш, Иже еси на небесех!

Они обнялись, расцеловались, подтверждая: нет меж ним вражды.

– Оксюша, у меня радость… Ты не представляешь!

– Какая?

– Я замуж скоро выхожу!

– Поздравляю, подруга. Когда успела-то?!

– Быстро сладилось у нас.

– Кто счастливый жених?

Ульяна, было видно, замялась:

– С соседнего села, Заяц! Знаешь такого?

Порывшись в памяти, Аксинья вспомнила – в соседней Александровке была многолюдная семья Зайцевых, Зайцев. Раздвоенная губа передавалась по мужской линии – хоть один сын в семье в каждом поколении был отмечен уродством.

– А ты?.. А как срослось у вас?

– Он на посиделки-хороводы наши стал ездить, только когда услышал про рыжую да голосистую – посмотреть захотел. И с тех пор почти каждый вечер он в нашей деревне… Пропал на недельку, я уж подумала, несерьезно это. Ревела… Он думал-думал и замуж позвал! Вчера приезжал.

– Надо же, я и не знала ничего.

– Где ж тебе знать? В клети сидела… Крут батюшка твой.

– Рада я, подруженька, счастью твоему. И своему избавлению. – Оксюша и не пыталась сдержать счастье. Лучилось оно, лезло всполохами своими, освещало глаза, губы, шею.

– Когда вы с Гри… кузнецом свадьбу гулять будете?

– Скоро. Через три дня родители со сватами обговорили смотрины.

Родители невесты должны были «посмотреть» то место, где их дочери предстояло жить с мужем.

Ульяна захохотала:

– Смотри, как бы жениху не отказали… Напугаются родители твои заботливые! Из избы у кузнеца нашего даже домовой сбежал!

– А ты откуда знаешь?

– Да домовой мне и сказал.

– Не откажут Грише! Не каркай.

– И то правда, – согласилась подруга. Родители испорченной девки вряд ли могли дать отворот-поворот жениху.

Беседа подружек затянулась надолго. Выбрав укромную лавку на берегу Усолки, они рассказывали друг другу о том, что приключилось за последнее время.

– Вот и Зайчик мой! – подскочила Ульяна, завидев всадника на старом жеребце.

– Ульянушка, насилу вырвался!

Невысокий, крепкий, светловолосый парень под стать пышной Ульяне. Глубоко посаженные зеленые глаза его выдавали ум и честность. Если бы не губа, портившая парня, был бы он жених на зависть всем девкам.

Чтобы не мешать влюбленным, Аксинья пошла к девичьей стайке. Зоя, Анфиса, Марфа, Агафья судачили, готовясь к основному действу Троицы – хороводу.

– Аксинья, давно тебя не видать. Под замком мышей считала? После ночного побега как из дома-то выпустили? – не выдержала Марфа.

Все замолчали. Ульяна вдалеке заливисто хохотала и висла на смущенном Зайце.

– К свадьбе готовишься, Аксинья? – спросила Анфиса.

– Весь дом вверх дном! Матушка на месте не сидит. – Аксинья благодарно взглянула на Фису. Если бы не подруга, той ночью ей пришлось бы худо с босыми ногами и тонкой одежей. Приготовила она подруге сверток с колючим платком и новыми поршнями. – Марфа, Григорий сватов присылал. Твоими молитвами! – повернулась к злопыхательнице Аксинья.

Марфа посмурнела лицом – совсем не такой исход виделся у этой истории. Должна была порченая Аксинья остаться в девках. Перехитрила, ведьма.

– Свадьба когда? А венчаться где будете? – заполнила щебетом неловкость Зоя.

Надолго эта тема затмила все остальные.

– А где жених твой? – опять подступила Марфа. – Не видать его. Мож, сбежал?

– Да вон идет!

Аксинья и Григорий недолго поучаствовали в общих забавах и скрылись в лесочке – теперь они были женихом и невестой, и никакая Марфа не могла им помешать остаться наедине. Много было сказано-пересказано, разговоры перемежались поцелуями и объятьями. Аксинья чувствовала, что парень аж горит от нетерпения, предвкушая их близость.

– Я с Ульяной помирилась, так рада! И ты со мной, и она!

– А вы ссорились? – Оксюша осеклась,