Япония в меняющемся мире. Идеология. История. Имидж - Василий Элинархович Молодяков

Проблема «женщин комфорта» оказалась в центре внимания группы японских ученых и общественных деятелей, основавших в декабре 1996 г. упоминавшееся выше Общество по созданию новых учебников истории. Во главе его встал профессор (ныне почетный профессор) Токийского электротехнического института Нисио Кандзи, специалист по германской философии. Несколько ранее, в июле 1995 г., возникла Ассоциация за развитие свободного взгляда на историю, которую возглавил профессор (ныне почетный профессор) Токийского университета Фудзиока Нобукацу. Полагаю, что именно решение министерства просвещения от 27 июня 1996 г. оставить рассказ о «женщинах комфорта» в учебниках национальной истории для средней школы и стало поводом для организационного объединения несогласных, которых на сей раз вполне можно назвать ревизионистами. Философ Нисио является «титульным» главой движения, однако многие ревизионисты отдают негласное предпочтение практику Фудзиока.

Специалист по вопросам педагогики и школьного образования, Фудзиока, по его собственному признанию, обратился к изучению спорных вопросов национальной истории только в начале девяностых (!) под влиянием американской ревизионистской историографии, прежде всего книги Р. Минера «Правосудие победителей», содержавшей резкую, но мотивированную критику Токийского процесса и его решений[113]. Предвидя упреки в недостаточной компетентности, Фудзиока сосредоточил внимание не на конкретных вопросах национальной истории, но на ее интерпретации и преподавании в школе, посвятив этому несколько темпераментно написанных книг[114]. На симпозиуме, посвященном пятидесятилетию Токийского процесса в 1996 г., он подверг аргументированной критике использование в педагогической практике восходящих к решениям трибунала историографических клише, от которых давно отказалось большинство историков-профессионалов. В вопросе о «женщинах комфорта» он не только подверг сомнению достоверность распространяемых сведений, но решительно выступил против любых упоминаний об них в школьных учебниках, мотивируя это прежде всего соображениями морали и опасениями за детскую психику[115]. Наконец, он не раз «озвучивал» сомнения историков-ревизионистов в достоверности официальной версии «нанкинской резни».

Можно не соглашаться с сомнениями Фудзиока-историка относительно достоверности сведений о «женщинах комфорта» и оспаривать его аргументы, но убежденность Фудзиока-педагога в том, что подобным сюжетам не место в учебниках для 12–15 летних детей, по-моему, вполне оправдана, и дело даже не в коронной фразе Фудзиока о том, что «народ, не имеющий истории, которой он мог бы гордиться, не может существовать как нация», хотя оспорить ее трудно. Дело в том, что едва ли стоит акцентировать внимание школьников на «низменных» проявления человеческой натуры. Не знаю, согласятся ли со мной японские учителя, но их российские коллеги, думаю, согласятся.

Два слова о «нанкинской резне». Если версия Токийского процесса об уничтожении японцами более двухсот тысяч китайцев, преимущественно военнопленных и мирных жителей, после взятия Нанкина в конце 1937 г., подтвердится, совершившееся ляжет несмываемым позором не только на армию, но и на всю страну. Ревизионисты не устают повторять, что поведение японской армии во время войны, конечно, не лишено «эксцессов», но они сопоставимы с тем, что совершали армии союзников, а не нацистской Германии. Антияпонски настроенные авторы настаивают на обратном. Поэтому вопрос о том, что же на самом деле произошло в Нанкине, имеет для Японии и японцев отнюдь не отвлеченный характер.

Мнение японской правящей элиты четко выразил в частной беседе с автором этих строк видный аналитик, посол в отставке и бывший заместитель министра иностранных дел. По его мнению, ревизионистское освещение истории Японии не только неверно, но и опасно. Япония должна стыдиться своей истории 1930-1940-х годов, в которой нет ничего позитивного, и полностью покаяться за все свои деяния, если хочет стать полноправным членом мирового сообщества. Поведение японской армии во время войны, особенно в Китае и на Филиппинах, было варварским и бросает тень на весь японский народ, хотя и другие страны совершали подобные деяния – например, США во время войны во Вьетнаме. Однако сравнивать жестокости японской армии с уничтожением евреев нацистами все же нельзя. Яснее не скажешь. Люди «попроще» реагировали более решительно, например, отключая электричество в кинотеатрах, когда там в 1998 г. демонстрировался нашумевший фильм «Пурайдо» (от английского «Pride»), подвергший радикальному пересмотру сложившиеся представления о героях и злодеях Токийского процесса. Сделанный почти безукоризненно с точки зрения исторических деталей, фильм далеко не бесспорен по своей концепции. Однако, оппоненты предпочли противопоставить ему не академические, а силовые аргументы, вроде отключения света в кинотеатрах во время показа фильма.

«И вновь продолжается бой…»

Дискуссиям о проблемах национальной истории в Японии не видно конца. Накал их не снижается, они захватывают широкие слои населения и все более активно вторгаются в текущую политику, особенно в связи со скандалом вокруг альтернативного «Нового учебника истории» для средней школы, наконец-то, выпущенного Обществом по созданию новых учебников истории и разрешенного к использованию министерством просвещения после того как в рукопись было внесено 137 поправок[116]. Предугадать реакцию оппонентов было несложно. Сам факт разрешения вызвал бурю возмущения в КНР и Республике Корея (напомню, в этих странах существует система единого государственного учебника), причем протесты приносились на уровне министерств иностранных дел. Однако, когда премьер-министр Коидзуми Дзюнъитиро напомнил о свободе слова и информации и о праве на разные точки зрения, Сеул объявил о замораживании политических и культурных контактов с Японией. Это даже чуть не помешало проведению чемпионата мира по футболу 2002 г. в Японии и Республике Корея.

Под огнем критики в адрес «Нового учебника истории», в которую в той или иной степени включились все крупные газеты – кроме консервативной «Санкэй», традиционно поддерживающей ревизионистов, – только несколько частных школ отважились принять его к использованию. Немногочисленные государственные школы отважились последовать их примеру только через несколько лет, с трудом преодолев давление со стороны профсоюзов учителей, левых общественных организаций и большинства своих же коллег. Каждый такой факт становится новостью для прессы, причем гордящиеся своей объективностью японские СМИ не забывают подчеркнуть, что это «националистический» и «спорный» учебник. Это снова подняло наболевшие вопросы о государственном контроле над учебниками, призывы к ликвидации которого стали раздаваться все громче, и о том, до какой степени необходима «национальная» ориентация школьного образования. Ответ Фудзиока предельно прост: «Поскольку мы – японцы, вполне естественно, что мы должны видеть все вещи прежде всего в перспективе Японии и ее национальных интересов»[117].

Разумеется, не только «патриоты» вроде Фудзиока апеллируют к «национальным интересам» и считают себя их единственными защитниками. «Мазохисты» тоже исходят из своего понимания национальных интересов, когда призывают не просто каяться ради покаяния как такового, но осмыслить прошлое, очиститься от воздействия всех его темных сторон и вступить в новое тысячелетие с чистой национальной совестью и неомраченным национальным самосознанием. Таким образом, «мазохистов» и