Книга Сивилл - Нелли Воскобойник

которой еще не имел чести быть лично представленным, а также с ее супругом, что чрезвычайно ценит ее книги и что он сам и все Общество были бы польщены, если бы миссис Финнеган согласилась во время обеда выступить перед приглашенными с небольшой речью о современной литературе. Джеймс был в восторге и чуть ли не продиктовал жене письмо, в котором она благодарила знаменитого американского писателя, издателя и дипломата за оказанную честь и соглашалась прочитать коротенькую лекцию, которую предполагала назвать «О сбережении чернил».

На следующее же утро Марта была у модистки на Оксфорд-стрит. Фигура ее еще не изменилась, хотя она и опасалась, что новое платье, быть может, сумеет надеть только один раз… После длительных раздумий Марта заказала платье из светло-оливковой тафты, у которого лиф и задняя удлиненная часть юбки были из синего с золотом бархата, отделанного по рукавам, вороту и корсажу оливковой лентой с небольшими бантиками в ключевых точках. Марта с трудом уговорила модистку сделать турнюр поменьше, лишить шлейф бахромы и укоротить его так, чтобы, повернувшись к собеседнику, она не рисковала наступить на собственный подол. Кроме того, она мягко, но настойчиво потребовала удалить со шляпки птичку и ограничить фантазию букетом шелковых цветов, кружевами, несколькими перышками и тремя серебряными парижскими шляпными булавками, очень красивыми и дорогими. Примерки и переделки заняли почти две недели. Накануне торжественного дня горничная Лиззи нарядила госпожу в новый наряд, подобрала подходящие кольца, убедилась, что французский корсет сидит прекрасно, нигде ничего не колет, атласные туфельки не жмут, и обе поняли, что тяжкие труды их закончены.

Утром Марта набросала на небольшом листочке почтовой бумаги главные пункты своего выступления. В полдень, дабы цвет лица остался свежим, она, вопреки обыкновению, прилегла отдохнуть и неожиданно крепко заснула. К пяти кучер заложил экипаж… Гости собрались в Martin’s hall к шести часам. Большинство бродили вокруг стола, разыскивая свою карточку на тарелке, но чету Финнеган встретил и проводил к отведенному им месту сам председатель. Роберт Кавендиш сидел на другом конце стола, и Марта радостно помахала брату, а Джеймс улыбнулся и кивнул ему. Пока они усаживались, бледный молодой человек, неловко поклонившись, спросил миссис Финнеган, помнит ли она его. – О, да, дорогой Джон, – ответила дама. – Простите, я волнуюсь перед выступлением. Найдите меня в конце обеда. Я прочла ваши рассказы и буду рада поговорить о них и о вас.

Обед проходил замечательно. Вначале секретарь Фонда представил председательствующего, и мистер Брет Гарт поблагодарил за честь. Потом сам председатель говорил о Фонде, который пополняется за счет пожертвований лучших людей империи, начиная с королевы Виктории, и позволяет содержать бесплатные библиотеки и содействовать изданию первых опусов начинающих писателей. Затем разлили шампанское и с большим воодушевлением выпили за королеву. Дальше перемены блюд чередовались с короткими выступлениями известных писателей и сбором пожертвований. Перед десертом слово предоставили Марте.

– Господа! – сказала она. – Каждый человек вынужден писать: письма, дневники, отчеты, заказы, счета и рекомендации. Что отличает писателя от остальных пишущих? По моему мнению, бережное отношение к своей чернильнице. У меня замечательная серебряная, подаренная мистером Финнеганом. Когда я обмакиваю перо в этот маленький сосуд, содержащий в себе все еще не записанные мысли, коллизии, приключения, рифмы и нравственные откровения, то чувствую ответственность перед каждой каплей чернил. Я никогда не позволю себе написать «воскресная тишина», потому что это уже написал несравненный мистер Брет Гарт, и, значит, другим эта находка не принадлежит. Воспользоваться чужими находками так же бесчестно, как чужим шиллингом. Но и слова, на которые никто не претендует, следует употреблять с большой осторожностью. Каждое прилагательное, которое хотело бы появиться на бумаге, должно доказать мне, что на него стоит потратить каплю чернил. А уж наречие, чтобы проникнуть в мою рукопись, обязано иметь на это неоспоримое право. Суесловие – главный враг современной литературы. На мой вкус, лишние определения, дополнения, местоимения и союзы больше вредят рассказу, чем безнравственная мысль или ложное умозаключение. Мы все остерегаемся клякс в рукописях. Я же считаю кляксу куда более простительной, чем цветистый эпитет или ненужная метафора. Если бы моя шляпка была рассказом, я бы удалила с нее цветы, кружева, бант, оба перышка и третью заколку. Хорошо, что моя модистка не писатель, а то у меня на голове остались бы бархатная ермолка и две булавки, прикрепляющие ее к волосам. В обмен на бережливость я получаю от своей чернильницы персонажей, их взаимоотношения, события и их последствия, которые мне и в голову не приходили, пока мое перо было сухо. Должна признаться, я не принадлежу к писателям, которые месяцами обдумывают сюжет, чтобы потом разом его записать. Мои рассказы возникают на бумаге, и об их содержании я узнаю, читая написанный мной текст.

Благодарю вас за приглашение, за внимание к моей не совсем серьезной речи, за ваш доброжелательный смех и симпатию к моим книгам, которую я читаю на ваших лицах. – Марта села под аплодисменты и занялась пирожным.

Обед заканчивался. Супруги Финнеган вышли из-за стола. Высокий юноша с мрачным лицом дожидался, пока Марта обратит на него внимание.

– Как хорошо, что вы подошли, Джон! – сказала она. – Я прочла ваши рассказы. Верьте мне, они плохи. Их не напечатают, и слава богу.

Лицо молодого человека покрылось малиновыми пятнами.

– Ах нет, нет, Джон! – воскликнула писательница. – Вы меня не так поняли! У вас блистательный литературный дар! Чудесное, просто драгоценное чувство правды. Исключительные диалоги. Совершенно живые персонажи. Оставьте рассказы – малые формы не для вас. Ваша судьба – писать пьесы. Может быть, романы. И если я что-нибудь понимаю в искусстве, вашим пьесам и романам суждено прославиться. Пришлите мне первую – я хочу прочесть ее прежде других. Ах, простите, я не представила вас мужу. Такое упущение… я все еще взволнована своим выступлением. Джеймс, позволь тебе представить моего молодого талантливого друга мистера Джона Голсуорси. Будь уверен, ты еще много раз услышишь это имя.

* * *

Воскресным утром холодного майского дня Марта получила письмо от своего друга и издателя Томаса Лонгмана. Он писал, что ему хотелось бы немедленно поговорить с миссис Финнеган. И хотя он предполагает, что она в последнее время не покидает своего дома, все же смеет умолять навестить его.

Врач, – писал он, – не разрешает мне подняться с постели. Я, конечно, не обращаю никакого внимания на его указания, но и самое мое беспредельное вольнодумство не позволяет мне Добраться Дальше кресла, расположенного тут же, в спальне. Между тем Вы нужны мне, Дорогая Марта. Я помню,