Книга Сивилл - Нелли Воскобойник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иногда они ходили на вечеринки, которые устраивали коллеги Давида по больнице. Сестер на такие приемы не приглашали, но с женами врачей она перезнакомилась. Если были танцы, то кроме комплиментов, которыми ее неумеренно осыпали не слишком светские доктора, она еще слышала отзывы о Давиде, казалось, вполне искренние. Они считали молодого коллегу восходящей звездой медицины.
Прошло всего несколько месяцев, и Давида пригласили вести в частной клинике прием в вечерние часы. Теперь он бывал вечерами дома только через день, зато они смогли нанять опытную кухарку, что было особенно важно, потому что Мадлен тошнило от кухонных запахов, она стала вялой и сонливой. Свекровь теперь навещала их почти каждый день и всегда приносила что-нибудь приятное и радующее. Иногда просто марципаны, но из лучшей страсбургской кондитерской. Иногда книгу на английском языке или новый альбом с набором настоящих профессиональных пастельных мелков. Какую-нибудь шейную косыночку, парочку хрустальных креманок или узенькие ложечки для мороженого, выточенные из слоновой кости. Мадлен любила ее визиты и стыдилась, что, как ребенок, ожидает подарков и старается предугадать, какой сюрприз ждет ее в следующий раз. Сьюзен пригласила акушерку, которая пришла на рю Огюст Ламей, осмотрела Мадлен, нашла ее совершенно здоровой, посоветовала ежедневно гулять в парке и пить молоко и предположила, что родов можно ожидать в ноябре. Мадлен потеряла аппетит. Есть совершенно не хотелось. Но однажды, отправившись с кухаркой на рынок (это казалось ей занимательней, чем прогулки в парке), она почувствовала вкусный, нестерпимо манящий запах, доносящийся из открытых дверей рыночного трактира. Внутри сидели и бродили меж столами страшного вида оборванцы. Голоса, доносившиеся из темноватой глубины трактира, были пьяными и опасными. Мадлен вопросительно посмотрела на кухарку. Та твердо ответила:
– Это место не для дам! Они там бранятся, хлещут шнапс и едят пережаренную отраву!
Вечером, когда Давид уговаривал съесть немножко бульона с нежными телячьими фрикадельками, Мадлен сказала, что ничего этого есть не может, а хочется ей кушанья, которое готовят и продают на рынке. Давид сделал большие глаза и обещал воскресным утром сходить с ней на рынок и позавтракать там, где ей вздумается, если она согласится сейчас на полтарелки бульона и две фрикадельки. Мадлен, надувшись, поела супу, который оказался не таким уж противным, и они отправились на вечернюю прогулку в парк.
Была середина мая. В парке распустились акации. Невысокие фонари светились теплым домашним светом. Давид рассказывал о коллегах и пациентах, и от его искрящейся чепухи Мадлен то хихикала, то смеялась в голос, прикрывая рот ладошкой в перчатке. Дойдя до конца аллеи, Мадлен сказала, что у нее дрожат колени и очень хочется сладкого. Они повернули домой. Правой рукой Давид держал жену под руку. Левой он взял ее запястье. Пульс был частым и неровным. Ему казалось, что тонкая ручка Мадлен дрожит. Они шли к дому, она шептала, что хочет петушка на палочке или большую ягоду инжира из банки с вареньем. Он сожалел, что скамейки остались позади, и думал, что, если вдруг она совсем потеряет силы, придется нести ее на руках, и тогда, наверное, они вместе упадут. Никогда прежде невысокий рост и худощавость не казались Давиду недостатком. А теперь он завидовал санитару Гансу, у которого кроме физической силы и потаенной наглости не замечал вообще никаких других черт.
Однако Мадлен добрела до подъезда. Швейцар мигом сообразил, что молоденькой фрау неможется, подхватил ее под свободную руку, и они с Давидом в одно мгновение почти донесли ее до козетки и уложили. Швейцар поклонился и вышел, Давид бросился дергать за сонетку, а пока Мирра спускалась со своего этажа, метнулся к буфету, вытащил вазочку с вишневым вареньем и, не найдя впопыхах ложки, попытался, помогая себе пальцем, отправить ягодку через край синей вазочки прямо в рот Мадлен. Она следила за его действиями и безропотно открыла рот. Ягодка попала, куда надо, но рубиновые струйки стекли на губы, подбородок и даже нос – руки у Давида дрожали. Когда Мирра вошла в спальню, хозяин пытался, послюнявив платок, стереть с лица хозяйки вишневые разводы. Фрау хихикала. Давид отдал Мирре испачканный платок и сел рядом с женой.
– Я так испугался… – признался он. – Хотя знаю, что у беременных могут быть обмороки, и это вполне нормально. Я врач. Ассистировал на полостных операциях, видел умирающих, но никогда не волновался, как сегодня. – Он помолчал и продолжил: – Один из нас умрет раньше. Я хочу, чтобы одиночество досталось мне. Я буду беречь тебя до последней минуты. Со мной тебе не будет страшно. А когда тебя не станет, остальное не имеет значения. Хотя я забыл: у нас же будут дети. – Он погладил ее по животу. – Сыновья и дочери, внуки и правнуки – толпа народу! – И Давид рассмеялся.
В воскресенье они пошли на рынок, Давид попросил вынести один столик на улицу и заказал для Мадлен по ее просьбе айсбайн[31]. Она не знала, как это называется, и велела принести то, что «так пахнет». Себе он выбрал омлет с сыром. Ел его потихоньку и, страдальчески надломив брови, смотрел, как воспитанная, нежная юная дама впивается зубами в копченую свиную рульку, источавшую запах дешевых харчевен. Из трактира доносились голоса нетрезвых грузчиков и их дородных, громогласных подруг, звон кружек и завязка какой-то ссоры. Он хотел расплатиться, но Мадлен еще не доела. Она наслаждалась каждым куском жилистого мяса и каждой ложкой подозрительной капусты, которой была завалена большая фаянсовая миска.
– Мадлен, ты съела слишком много, – сказал Давид решительно. – Это грубая пища, непривычная твоему желудку. Что сказала бы твоя мама, узнай она, где и чем я потчую свою беременную жену? Довольно! К вечеру тебе будет плохо! Вставай, мы уходим.
Он положил на стол пять марок, прикрыл купюру сверху краюхой хлеба, взял жену под локоть. Она с сожалением поднялась, утерла губы не слишком чистой салфеткой и сказала:
– Жалко, что ты не попробовал – это было так вкусно.
В октябре приехала Элизабет. Мадлен была рада: присутствие мамы внушало спокойствие и уверенность, что все пойдет как надо. Теперь по вечерам они гуляли в парке втроем. Даже в холодные дни, даже когда дул ветер, Мадлен рвалась
