Когда-то был человеком - Дитрих Киттнер

Однажды на митинг, проходивший на ступенях оперного театра, пришли два евангелических пастора. Нельзя ли им тоже присоединиться к процессии? Разумеется, любой имеет право, может, должен, обязан, мы рады. Тогда оба извлекли из портфелей церковные одеяния и тут же облачились в них. В своих рясах они шли во главе колонны демонстрантов, подчеркивая тем самым ненасильственный характер протеста. Полицейские в этот день действовали несколько неуверенно, крупных побоищ не произошло. Это выступление стоило обоим пасторам дисциплинарного процесса, устроенного им земельной церковью, и значительного денежного штрафа.

Одним из важнейших критериев успеха или неуспеха нашей борьбы была позиция профсоюзов. В 1969 году их верхушка повела себя не только несдержанно, но и открыто выступила против «Красного кружка», неверно оценив интересы рабочих и настроения рядовых членов. Эта позиция изменилась, когда волна выступлений прорвала все дамбы. В апреле 1975 года ситуация снова обострилась. Вопрос стоял: быть или не быть. На восьмой день демонстраций около 5 тысяч человек собрались на митинг. Погода была на редкость ясной, солнечной, и по пути процессия разрасталась.

Уже пройдены две трети ежедневного многокилометрового маршрута. Возле площади Штайнтор я пропускаю головную процессию вперед и из машины с громкоговорителем произношу краткую речь. Внезапно, запыхавшись, подбегает один из участников второй колонны: «Впереди заварушка! Колонна остановилась! Не знаю точно, что случилось, но впереди наверняка жуткая неразбериха. Вероятно, «полипы» снова перекрыли путь».

Подходим и видим: впереди действительно царит неописуемый кавардак, но на этот раз полиция ни при чем. Хотя недостатка в стражах порядка, как обычно, не ощущается, но и они удивленно смотрят поверх своих щитов на разыгравшуюся сцену, их дубинки бездействуют, хотя полицейское руководство уже в который раз через мегафон «в последний раз» требует продолжить движение.

Но демонстранты не слушают. Все время вскипают аплодисменты, слышны ликующие выкрики. Все столпились впереди вокруг небольшой группы людей – членов местного правления профсоюза работников торговли, банков и страховых обществ, появившихся в полном составе.

Члены правления, как раз проводившие свое Очередное заседание в находившемся неподалеку местном бюро, увидели приближающуюся демонстрацию, и, поскольку цели «Красного кружка» им были хорошо известны, они тут же единогласно решили прервать заседание и выразить свою солидарность с нами, а главное – объявить об официальном вступлении в кружок. Неописуемое ликование людей – свидетельство о том, какие надежды связывали они с профсоюзами: наконец-то лед тронулся, наметился поворот.

На другой день быстро выяснилось, что слезы радости и ликование были преждевременными. Коллеги из местной профсоюзной организации получили хороший нагоняй, а их руководство незамедлительно отмежевалось от решения участвовать в кружке. И только от рядовых членов профсоюза с предприятий не прекращался поток изъявлений солидарности.

Чем больше расширялся кружок после 1969 года, тем истеричнее реагировала противная сторона. Со стенаниями подсчитывались средства, затраченные на крупномасштабные выступления полиции. При этом тщательно замалчивался один вопрос: сколько времени можно было бы ездить на трамвае за эти деньги по старому тарифу? В прессе выдвигались более глубокие соображения: три недели сплошных демонстраций – не выходит ли это уже за рамки конституции, гарантирующей право на свободное волеизъявление? Может быть, все-таки предпочтение должно быть отдано праву концернов на извлечение максимальных прибылей, особенно перед лицом предстоящей священной для них ганноверской ярмарки? Предполагаемое уменьшение товарооборота в центральных универмагах города власти пытались использовать в качестве психологического оружия. Утверждалось, что под угрозой находится и проведение выставки на открывающемся празднике стрелков. Не хватало только еще одного аргумента, постоянно используемого боссами: «Рабочие места под угрозой». Всякий раз, когда на горизонте появлялся «Красный кружок», точнее, когда его вызывали к жизни взвинчиванием цен на билеты, начинались стенания и жалобы. Чтобы сделать из нас козлов отпущения за все настоящие и мнимые беды, не гнушались никакими средствами.

Однажды от нас потребовали, чтобы мы в виде исключения пропустили трамваи к ярмарочному комплексу. Именно там архиреакционное «Землячество силезских немцев» устраивало свой ежегодный митинг с фанфарами и барабанным боем. Мы должны-де понять, что речь идет о пожилых людях. Само собой разумеется, мы отклонили требование помогать сборищу «вечно вчерашних».

Попытки раскола, разумеется, не прекращались и после 1969 года. В 1975 году в период подготовительной фазы деятельности «Красного кружка» на одно из открытых собраний заявилась когорта так называемого «Комитета за единство действий». При более подробном выяснении оказалось, что речь идет о семи или восьми группах «КБВ» [20], возникших несколько дней назад в различных районах города. Число членов, по их собственным данным, колебалось между 5 и 15. Весьма вероятно, что и эти цифры были несколько завышены.

Эти бескорыстные участники переговоров предложили союзу «Красного кружка», состоявшему к тому времени из 40 организаций и объединений с десятками тысяч членов, примкнуть к их мини-комитетам «ради единства действий». Неприкрытая попытка прыгнуть на подножку локомотива движущегося поезда. Однако каким бы смешным ни казалось такое намерение, все же в нем таилась известная опасность, если учесть организационную структуру «Красного кружка».

Дело в том, что «Красный кружок» отнюдь не представлял собой организацию со строгой дисциплиной. Любая группировка, добровольно признававшая «три главных требования» союза, могла стать его членом – достаточно было простого заявления. То же самое касалось и отдельных лиц, имевших в прошлом заслуги перед общим делом. Первое требование, разумеется оставшееся неизменным с 1969 года, гласило: «Никакого повышения платы за проезд на общественном транспорте». Второе и третье, трансформируясь с течением времени, касались проблем, актуальных в данный момент. Например, в 1969 году речь шла о передаче е руки городских властей тогда еще частных предприятий общественного транспорта. В 1975 году мы требовали «отчислений от крупных предприятий и универмагов в целях субсидирования общественного транспорта». Именно рабочие и служащие названных предприятий составляли большую часть пассажиров автобусов и трамваев. Почему бы боссам и не внести свою лепту в поддержку общественного транспорта?

Кружок время от времени то распадался, то снова возобновлял свою деятельность. Каждый раз инициативная группа приглашала для участия в работе прежних партнеров, а также новые группы, склонные к сотрудничеству. Это происходило всякий раз, как только объявлялось об очередном подорожании билетов. В промежутках между периодами активной деятельности контакты между его участниками были слабыми. Никакого писаного устава не существовало, однако с годами сложились признанные всеми нормы взаимоотношений.

При наличии столь рыхлых связей существовала угроза, что работа будет парализована путем бесконечных споров по процедурным вопросам. Заседания носили открытый характер: любой мог прийти и взять слово. Когда предстояло принять особо важные решения, голосовали все присутствующие члены союза. В случае разногласий мы старались, как правило, добиться единодушия. Иногда та или иная группа ради сохранения единства добровольно присоединялась к решению, принятому большинством, несмотря на различия во мнениях. Но это всякий раз было результатом терпеливых разъяснений и убеждений. Мы старались избегать волевых решений, простого навязывания мнения большинства. В конце концов все строилось на добровольной основе: любой мог выйти из союза, когда пожелает.

С точки зрения человека, искушенного в процедурных вопросах, процесс принятия решений таким путем хотя и отнимал больше времени, но зато деловые аргументы пользовались преимущественным правом перед групповыми интересами. Здесь не могло быть и речи о том, кто главный. Главным было – как лучше послужить общему делу. Требовались убеждения, а не охота за голосами.

Для принятия оперативных решений в перерывах между заседаниями и для ведения практической работы был избран представительный исполком (без голосования: если с кандидатурой соглашались, зал аплодировал), распределивший между собой обязанности. В 1975 году в его состав входило 11 человек – их назвали «Совет одиннадцати». То, что в листовках и в прессе меня часто величали «рупором "Красного кружка" и объясняется скорее всего тем, что я с 1969 года, помимо других дел, осуществлял связи с прессой, часто шел во главе демонстраций и во время митингов постоянно выступал от имени «Красного кружка» со вступительным или заключительным словом.