Проклятые ночи - Анна Вейл

– Фу, ну они и мерзкие, – громко заявил Анатоль, не боясь, что его услышат.

– Ты присмотрись получше, это ж твоё будущее, – огрызнулся в ответ Иван.

– Ой, да пошёл ты.

Ещё через пять минут журналисты закончили снимать, быстро сложили технику и вместе с отцом Ивана и пресс-секретарём поспешили из столовой с её дурманящей смесью запахов.

– Наконец-то, – Анатоль бросил ложку в лоток с котлетами. Жир брызнул во все стороны. – Я сваливаю.

Он сорвал халат, сетку для волос и бросил на стол. Они тут же соскользнули на пол, но патлатый уже шагал к двери мимо толпы бомжей. Очередь встала – теперь некому было накладывать горячее.

Повинуясь порыву, Иван тоже дёрнул пуговицу халата.

– Куда собрался? – громыхнула над ухом Елена Петровна.

Не успел. Женщина встала рядом с ним и принялась раздавать котлеты с пюре. Очередь зашевелилась.

– Мне уже пора, – Иван попытался оправдаться. – Я не думал, что так долго будет.

– Так разве долго? Двадцать минут не простояли, – покачала головой директор столовой и взглянула Ивану в глаза.

При всей строгости, басовитом голосе, хмурых заломах на лбу и между бровями глаза у неё были мягкие, добрые.

– Конечно, приятного мало, – сказала она вдруг тихо и кивнула на людей по ту сторону стойки. – Но они ж не виноваты, что тебе не нравятся.

– А кто виноват? – буркнул Иван под нос. Выслушивать морали в планы не входило.

– Как думаешь, почему они стали такими?

– Много пили?..

– Им не повезло. Их никто в жизни не любил.

Иван замер с половником в руке и повернулся к дородной женщине. Он совсем не ожидал услышать от неё такие простые, но такие глубокие слова. Он вновь посмотрел на людей в столовой. И вдруг с лёгкостью увидел их истории.

Мужчину с пропитым лицом не любили родители, и он сбежал от них, ещё подростком стал жить на улице. Ни дома, ни образования, ни работы. Только алкоголь. Другого мужчину – с культёй вместо кисти – не любила женщина, что жила с ним и делила бутылки. Когда он порезался, не поспешила вызвать к нему врача. Он сам пошёл в больницу, когда рука стала гнить, её пришлось отрезать. Сгорбленную старушку, возможно, и любил муж, но он рано умер. Дочь чувствами к матери не прониклась, уехала учиться за рубеж и забыла о ней. Теперь женщина приходила в столовую, чтобы перемолвиться хоть парой слов с кем-то, кроме телевизора. У другой никогда не было ни мужа, ни детей, ни родителей. После детдома она попала на завод, получила от государства крохотную квартиру, где и прожила всю жизнь. А после выхода на пенсию совсем потеряла связь с миром, стала носить домой вещи с помоек и была уверена, что на дворе 1988 год.

Может, он и выдумал всё это. Может, это вырвалась на свободу его фантазия, взращённая на героических фэнтези, где благородные рыцари спасали сирых и обездоленных. Только Иван читал людей как открытые книги и точно знал одно. Все эти люди опустились на дно по одной причине. Одиночество.

Что если дать этим людям любви? Хоть немного. Нет, не в ухажёры податься. Вспомнились слова Катарины: «Любовь бывает разная».

– Сынок, налей мне супчика побольше, пожалуйста. Мне доктор сказал горячее кушать, – прошепелявила бабка с той стороны стойки.

Наплевав на инструкции, Иван от души плеснул обжигающего супа в тарелку – до самых краёв. Потом перегнулся через горячий чан и стойку и сам аккуратно поставил еду на поднос. Бабушка обомлела от такого сервиса. Она поднесла руки к груди, лицо её скривилось от подступающих слез.

– Сынок, дай тебе бог здоровья, – прошептала она. – Какой же ты хороший. Замечательно тебя родители воспитали.

Иван почувствовал, как щеки налились кровью, глаза и нос подозрительно зачесались. Надо срочно и быстро моргать. Соберись, размазня. Он почувствовал на себе взгляд Елены Петровны, но не посмотрел в ответ.

– Вот, – удовлетворённо протянула женщина рядом с ним. – А ты представь, что бы ты сделал, не будь тебе наплевать.

– Мне и так не нап… – начал было Иван, но голос сорвался, и он замолчал. В груди было почти так же горячо, как и на дне кастрюли с супом.

– Ну, дальше сам справишься, – директор столовой вытерла руки о халат и двинулась в сторону кухни.

Иван кивнул и принялся активно орудовать половником и лопаткой для котлет, наполняя тарелку за тарелкой. Отдавал в руки с улыбкой, глядя в глаза, и за алкогольным угаром, отвратительными последствиями наркотиков, болезней и нищеты видел благодарность. Моргать и шмыгать носом приходилось всё чаще. Зато руки просили работы. Такой азарт он испытывал лишь по ночам, когда его заколдованное тело рвалось в бой. Но здесь всё было по-настоящему.

Внезапно очередь оборвалась. Иван даже опешил от того, что перед ним больше никого не было. Он оглядел зал, полный жующих людей. Грязных, плохо пахнущих, со скверными характерами, но он, Иван на это надеялся, сделал их жизнь чуточку лучше. Краем глаза заметил странное движение. В полутёмном коридоре, что вёл в столовую, кто-то стоял.

– Эй, ты чего? Не хочешь есть, что ли? – засмеялся Иван и призывно поднял ковш с супом. – Тут ещё много, иди сюда.

На свет медленно вышел мужчина, сделал пару шагов и снова замер. Это был тот самый бомж в стильном пиджаке. Иван присмотрелся: истории этого мужчины он не видел или не мог понять. Перевёл глаза на бездомного за ближайшим столом. Тот остался один, потому что перебирал женщин и не хотел остепениться, а когда понял, что «созрел», ни одна не захотела быть с ним. Работало. Но не с этим «пиджаком».

Всё, что чувствовал Иван, – страх мужчины, его почти детское удивление, одиночество и тягу к людям. Вот где точно не помешает капля любви.

– Шикарно выглядишь, – улыбнулся он.

Бомж не то улыбнулся, не то оскалился в ответ.

– Ты есть-то будешь? Иди сюда, накормлю, – терпеливо продолжал Иван.

Бомж сделал ещё два шага.

– Возьми только поднос вон там.

Бомж вздрогнул, но спустя пару мгновений сделал, что ему сказали. Он поставил поднос на стойку и уставился на тарелку супа, что Иван опустил перед ним.

– Ты даёшь еду, – скрипучим голосом выдавил он.

Иван остановился. Очень странные звуки.

– Убивать меня не будешь?

– Что? Зачем мне тебя убивать? – Иван было засмеялся, но быстро перестал. По коже побежали мурашки.

– Ты убивал моих братьев. Вы рубили нас, а потом жгли.

Иван оглядел бомжа. Заляпанный пиджак прикрывал впалую грудь,