Не измени себе - Алексей Першин

— Что ж ты на вопросы старших не отвечаешь? — сказал Разумнов.

— А ты вспомни, разве мне до того было, Константин Арефьич?

— Да известно мне кое-что про тебя… Гордый ты, никого в душу не пускаешь.

— Что из того, что пущу. Посочувствуете, на том и расстанемся.

— А знаешь ли ты о законе, что клин клином вышибается?

— Пробовал, не годится для меня этот клин, Константин Арефьич.

— И этот туда же… Вы с Вальцовым — два сапога пара.

— Как там он? — оживился Борис.

— А что ему — генерал, вся грудь в орденах, начальник главка нынче в Министерстве сельского хозяйства. О хлебе насущном заботится…

— Ай да Вальцов! Хотя бы повидать его.

— Увидишь непременно. На новоселье вот, а? Надо, брат, пообщаться. А то ведь, того и гляди, перестанем узнавать друг друга.

Обсудив все, решили созвать гостей в начале месяца в воскресенье, чтобы загодя позаботиться о продуктах — все еще не легко было с ними.

На заводе Бориса встретили радушно. Всего полгода не был, а как изменился цех. Будто света прибавилось, откуда-то зелень взялась, цветы. Обнялись с Сергеем Кирилловым. Он провел по цеху, познакомил с новичками. Людей новых появилось много. Оно и понятно. Много ребят не вернулось с фронта, а кое-кто прижился на Урале, завел там семьи…

С Любой Степановой, теперь соседкой по лестничной площадке, Борис встретился лишь дня через три и подивился происшедшей в ней перемене. Люба расцвела. Она чуть-чуть пополнела, на хорошеньком лице ее прибавилось мягкости и доброты. Они встретились по дороге домой. Разговорились. Теперь уж она не вдова. Люба закончила техникум, работала в КБ, а полгода назад вышла замуж. Муж очень дружен с ее сыном, а она — что ж она, помнит своего Николая, да разве вернешь его с войны? Уже на площадке Люба вдруг вспомнила:

— Тебе же письмо. Совсем из ума вон…

— По новому адресу?

— Да нет. Оно пришло на завод. Я увидела, решила взять, чтобы передать тебе, когда вернешься.

Люба зашла к себе и вынесла Борису конверт. Попрощалась.

Дроздов, улыбаясь, взглянул на обратный адрес. Письмо было от Дениса Чулкова. Умеет же человек пропадать на годы. С Денисом Чулковым Борис встретился впервые в октябре сорок первого, и потом этот человек много раз исчезал из жизни Дроздова и возникал вновь. Последнее письмо от него было в сорок пятом, с Забайкальского фронта, где Денис крушил японских самураев.

Дроздов оторвал наконец край конверта. Двойной лист из школьной тетради был плотно исписан округлым почерком с наклоном влево. Читал Борис здесь же, на лестничной площадке. И чем больше углублялся в чтение, тем тревожней становилось его лицо. Этот двадцатитрехлетний, сильный и мужественный человек становился теперь, через три года после окончания войны, инвалидом: левосторонний парез — как следствие контузии. И Борис видел собственными глазами эту контузию, видел, как беда поселилась в теле шестнадцатилетнего подростка…

Видимо, через неделю после встречи с Женей на Казанском вокзале Дроздова, как члена парткома, срочно вызвал директор. Завод эвакуировался в Челябинск. К демонтажу оборудования директор приказал приступать немедленно.

Приказ выполнили, быстро погрузились; эшелон погнали по окружной на север. На восток линии были забиты. Сюда и устремлялись фашистские стервятники, прорвавшись сквозь тысячествольный заслон зенитной артиллерии. Эшелон с ценным оборудованием шел на Челябинск кружным путем: через Дмитров — Кострому — Молотов. От Москвы отъехали спокойно, но где-то уже под Дмитровом на них полетели бомбы. Прямым попаданием будто отрезало несколько вагонов, и они свалились под откос. Многое из оборудования пострадало, но были и станки, слегка поврежденные, которые можно наладить, заменив узлы. Однако главный инженер завода распорядился избавиться от них.

Воспротивились решению главного инженера лишь двое: Сергей Кириллов и Борис Дроздов.

— Да этим станкам цены нет, на золото у буржуев покупали. Надо снять все годное и по узлам можно собрать добрый десяток станков, если не больше, — заявил тогда на коротком совещании Борис.

— Да кто же будет этим заниматься? Здесь же бомбят. И вообще — брось жать на эмоции, — вдруг обозлился главный. — И без того душа кровью обливается. Война же, черт подери! Прикажешь поджидать вас, пока управитесь?

Борис поднялся с места.

— Я берусь за эту работу. Дайте только в помощь кого-нибудь. И ждать нас незачем. Отправляйтесь в Челябинск, а мы съездим на завод, прихватим кое-что из инструмента, разберем этот завал и прикатим с вагоном — другим следом за вами. Что тут сложного?

Вмешался Кириллов:

— Если разрешите, я останусь с Дроздовым.

— Не разрешаю! — взорвался главный. — Вы начальник цеха, и цех вам бросать никто не позволит.

Пока спорили, шумели, железнодорожники восстановили путь и эшелону дали отправление. Где-то, не так далеко, слышалась пальба, но никто не придавал ей значения. Дроздову все-таки удалось убедить руководство в разумности предлагаемого варианта. И когда состав, набирая скорость, пополз дальше на север, Борис — и вместе с ним молодой слесарь Витя Басов — шагали уже через лес к шоссе, чтобы с попутной машиной добраться до завода.

Было раннее утро. Рассвет наступал стылый, серый, и после тепла вагона Бориса познабливало. Не успели они выйти из леска и подняться вверх из лощины, как вдруг неподалеку что-то оглушительно грохнуло. Засвистели пули. И не поймешь, откуда стреляли. Но больше всего было непонятно, кто же все-таки мог по ним стрелять?

Они бросились на землю и, когда страх мало-помалу отступил, осмотрелись. Они лежали на вершине бугра, а внизу, буквально в двухстах метрах от них, тянулась свежеотрытая противотанковая траншея, вдоль которой заняли оборону люди, кто в шинелях, а кто в пальто. На них катили танки с черными крестами, за танками шла пехота.

— Немцы! — в ужасе закричал Витя Басов.

Борис почувствовал, как ему будто наждаком провели по спине. Надо было что-то делать. Но что?

Справа от них застучал ручной пулемет, потом его очереди послышались чуть левее. Парнишка в разодранной шинели ловко косил немецких автоматчиков, не давая им перебраться через противотанковый ров — немцы, видимо, хотели зайти с тыла. Рядом с ним стрелял из винтовки — чуть постарше, черноголовый, видно очень веселый человек, он что-то кричал и смеялся, и тот, с пулеметом, отзывался ему смехом.

Но вдруг неподалеку от них взметнулся фонтан взрыва. Произошло непонятное и страшное: голова чернявого человека отлетела. Подхватив пулемет и сумку с дисками, парень с криком помчался к лесу, приближаясь к тому месту, где лежали Борис и Витя Басов. Вот он перебежал поляну и скрылся в лесу. Его преследовали шестеро автоматчиков. Они не видели парня и потому палили, не жалея патронов. Вот немцы выскочили на поляну, совсем недалеко от Бориса. Парнишка открыл по ним огонь из-за кустов. И тут раздался оглушительный взрыв, автоматчиков в одно мгновение разметало. Что произошло, Борис не понял, может быть, пуля угодила в неразорвавшийся снаряд… А парнишка, уже без пулемета, зачем-то прижимая к себе диски, наверное ничего не видя, мчался к траншее, за которой накапливались цепи немцев.

Борис бросился ему наперерез. Нагнал, схватил за полу шинели. От неожиданности парень споткнулся и упал. Его начала мучить тошнота, но пулеметный диск он все так же крепко прижимал к себе. Борис приподнял его голову и, вытащив из своего кармана бутылку, попытался влить ему в рот воды.

— Не жми зубами, не жми. Раздавишь, стекло, — крикнул Борис ожадневшему к воде парню. — Пей спокойно. Вот так, вот так. Ну… полегче стало?

Тот посмотрел на Бориса осмысленным взглядом и стал внимательно его рассматривать. Явно пытался вспомнить — кто такой.

— Вставай, вставай, паренек. Нам скорей к дороге надо — и в Москву. Ну? Тебя как зовут?

— Чулков я… Денис.

— А меня Борис, Дроздов. Здорово вы им влепили. Слышишь? Покатилась немчура!

Денис хотел встать, но тут же упал, схватившись рукой за голову. Сомнений не оставалось: его контузило.

Подбежал Витя Басов, вдвоем потащили парня к шоссе, которое теперь уже было недалеко.

Но вот Чулков резко дернулся, завозился.

— Что ж вы меня, как теленка молочного… — послышалось сзади. — Спустите. Тяжело же…

— Подумаешь, тяжесть! Молчи, когда несут!

Чулков возразил:

— Не… так не годится…

И, обхватив за шею Бориса и Витю, упрямо заковылял рядом заплетающимися ногами.

Вот наконец и шоссе. Всегда оживленное, оно было сейчас пустынно. Выбрались на проезжую часть. Борис увидел вдалеке выворачивающую из леса полуторку, направлявшуюся в сторону Москвы. Призывно замахали руками. Машина, скрипнув тормозами, остановилась.