Ева и головы - Дмитрий Ахметшин

Она чувствовала, что главное приключение в её жизни только начинается.

Глава 5

Валдо был облачён в длинную домашнюю одежду, напоминающую римские хитоны, но пояс с кинжалом был по-прежнему затянут до предела, будто домоправитель переодевался, не расслабляя пряжки. Ева засунула голову в его комнату, а потом при каждом удобном случае нашёптывала Эдгару: «У него там огромная карта, нарисованная на сыромятной коже… и табакерка с табаком… и оружие на стене, а ещё — остатки еды на полу и на столе, целые горы костей и два борзых щенка».

— Значит, вы готовы, — сказал Валдо, оглядев с ног до головы Эдгара, затем Еву.

Он махнул рукой и, шаркая домашней кожаной обувью, напоминающей руины, повёл их сквозь недра пустого дома.

— Сообщали ли вы что-нибудь святым отцам? — спросил Эдгар с интересом.

Валдо дёрнул кадыком, так, будто ему жал воротник.

— Конечно, наша благодатная матерь всё знает. Иначе в этом доме давно бы уже квартировались дальние родственники кого-то из королевских прихвостней. У барона, знаете ли, нет наследников.

— И как же кардиналы отнеслись к такому проявлению божественной милости?

— Как-как… — пробурчал Валдо. — Моему господину, знаете, очень трудно повторно отрубить голову за еретические настроения.

— Это очень необычно для церкви, — сказал Эдгар. Кажется, его что-то обрадовало: на лице появилась одна из самых благодушных гримас.

Валдо разглядывал лицо цирюльника с превеликим сомнением и, наконец, признал:

— Ну, правда не вся церковь. Отец Рудольф, личный исповедник барона, знает. Он наведывается к нам дважды в месяц. Если к нему кто-нибудь обратится, отец скажет, что барон тяжело болен и не может показываться на публике. Среди остальных ходят смутные слухи. После того, правда, как кое-кому вырезали язык за клевету, разговоров стало меньше, но вы же знаете, такая вещь, как слухи, никогда не исчезает совсем. Но, поскольку барон пользовался у отца нынешнего короля уважением, нас не пока трогают. Я надеюсь, вы понимаете, что так не может продолжаться вечно. Рано или поздно барону придётся принять кого-то из просителей. Семь долгих лет он не показывался никому на глаза.

Слуга перевёл дух и нарочито вежливо осведомился:

— Я надеюсь, господин цирюльник, это не повлияет на ваше согласие?

Ева прыснула в кулачок: этот мужчина напомнил ей сварливую женщину из их деревни, жену одного крестьянина, что пилила мужа, даже когда он в поте лица обрабатывал свой клочок земли.

— Я очень грешен перед нашей матерью Церковью, — сказал Эдгар. — Я действовал методами, которыми никогда не стала действовать бы она.

Валдо кивнул. Он ждал продолжения.

— Многие годы, путешествуя по земле, один человек («это он про себя», — шепнула управителю Ева) пытался найти средства, которые лечат тело, но не ранят душу. Незнамо, каким образом то, что делается с телом бренным, отражается на бессмертных сущностях, и не имеется возможности узнать. Смею надеяться, что служение вашему барону хоть что-то вложит в эту уродливую голову.

Эдгар бросил короткий взгляд на Еву, которая пыталась подружиться с одной из встречных собак, дав ей обнюхать тыльную сторону своей руки.

— Детям нужно иногда совершать шалости за спиной строгой и благодетельной матушки.

— Даже если этих детей потом ждёт наказание?

— Каждый ребёнок надеется избежать наказания.

Валдо, похоже, немного оттаял. Он сказал:

— Именно поэтому я и не обратился к прославленным лекарям, а предпочёл найти кого-то… кто ближе к народу, и уж точно не задержится в городе после того, как кончит дело. Что же, если надежда твоя столь сильна — я слушаю повеления, мастер.

Их провели не в гостиную, как того ожидала Ева, а вглубь дома, мимо каменной фигуры рыцаря и неработающего фонтана, в котором спали сразу две собаки, к массивной двери из морёного дуба, сейчас приоткрытой. Валдо постучал два раза, заглянул, словно исполняя какой-то древний ритуал с наполовину утерянным смыслом. Эдгар и Ева прошли следом, повинуясь жесту слуги, и оказались в просторном кабинете.

Голова отобедала и теперь покоилась на кресле с огромными подлокотниками, на высокой подушке, вплотную пододвинутая к письменному столу, так, что глаза оказались чуть выше столешницы, а высокого лба почти касались корчащиеся в вазе цветы. Выражение лица не изменилось, уши казались вылепленными из гипса. Несколько свечей в огромном медном подсвечнике, собирающим на своих гранях капельки света, разгоняли полумрак.

Темнота здесь поселилась настолько прочно, что во время паломничества по длинным залам и коридорам дома Эдгар, привыкший встречать ночь опущенными наглухо веками, открытыми ушами и заячьей настороженностью, пребывал в граничащей с паникой тревоге. И сейчас лицо в ореоле света сияло ему, как луна, и, казалось, ничего не могло изменить направление его взгляда.

— После обеда господин предпочитает работать, — шёпотом сказал Валдо; он указал на стоящую на специальной подставке книгу. — Штудирует военные науки, доставшиеся от римских полководцев, и читает о деяниях Божьих. Я захожу иногда, переворачиваю ему страницы.

— Мы можем его побеспокоить? — деликатно спросил Эдгар.

Кажется, он готов был приближаться к голове хоть на цыпочках, хоть на коленях, словно к только что выпущенной из земляного плена святыне, плащанице с ликом Христа, давно утерянной, и всплывшей из глубин столетий.

— Куда деваться, — пожал плечами Валдо, прокашлялся и сказал: — Смею отвлечь, ваша светлость, но опять пришёл тот лекарь. Думает, что сможет помочь вашей небольшой беде.

Ева притихла: она силилась услышать крик. Морщилась, закрывала глаза, и в то же время держала ладоши наготове — на случай, если понадобится вдруг быстро заткнуть уши.

Валдо бережно взял барона, придерживая его двумя пальцами за подбородок и затылок, положил на стол, на заранее расстеленную на одной его половине тряпицу. После чего вздохнул и отступил в тень.

За дверью, ругаясь и гремя сапогами, прошёл Бернард. Судя по стуку когтей и поскуливанию, за ним следовала целая собачья делегация. Старый воин, похоже, окончательно спятил на службе у бестелесного барона и общения с тенями, однако обход совершал ответственно. Он без стука заглянул в кабинет и добрых две минуты сверлил злобным собачьим взглядом спину Эдгара, пока Валдо не прогнал его прочь.

В кабинете пахло луком, травами, какой-то настойкой. Ещё, кажется, серой и ладаном. Видно, что здесь его светлость проводил гораздо больше времени, чем в каминной зале. Ева, изнывая от любопытства, ни на что конкретно не направленного, но которое, тем не менее, трудно было заглушить, забралась на второй стул, деревянный и жёсткий, предназначенный для посетителей, и понюхала бокал барона. Вино, тёмное, как кровь, и, наверное, очень хорошее. Во встроенном в стену шкафу — несколько толстых книг, которые тоже по-своему пахли. Они были аккуратно расставлены по каким-то одному хозяину ведомым принципам. Ева никогда не видела настоящей бумаги. Она слышала, что в монастырях веками ведутся записи на тонком, как паутина, пергаменте, но чтобы увидеть его своими глазами… Запах был для Евы незнаком, но показался достаточно приятным. Он чем-то напоминал орехи. На специальной стойке — оружие в ножнах и чехлах, рукояти выглядели холодными и мёртвыми. Их не касались уже очень долго. За узким окном видно частичку улицы, под каким углом в него не загляни, эта частичка всегда останется одной и той же. Время там застыло, наверное, ещё с тех давних врёмён, когда барон мог расхаживать по кабинету своими ногами.