Девушка из Германии - Армандо Лукас Корреа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я дошла до каюты родителей. Они сидели неподвижно, в тишине, погрузившись в свои мысли. Я пошла к себе в комнату и обнаружила на прикроватной тумбочке конверт с эмблемой «Сент-Луиса» и пометкой «Для Ханны».
Внутри была открытка с изображением самого большого, самого роскошного лайнера, который когда-либо бороздил моря. «Желаю всего доброго в твой День Рождения, Ханна». И подпись: «Капитан». Мама говорила правду: этот человек был джентльменом.
Нужно было подняться на мостик, чтобы поблагодарить его.
Я услышала, как мама плачет снаружи. Я прижала открытку к сердцу и закрыла глаза, желая сохранить иллюзию безопасности на этом железном острове. Мама задыхалась от рыданий, ее голос звучал так пронзительно, что я с трудом понимала, что она говорит: – Даже не обсуждается! Либо мы сходим на берег все втроем, либо не сойдет никто. Ни Ханна, ни ребенок, которого я вынашиваю, ни я не вернемся в Германию, Макс. Можешь быть уверен.
Телеграмма от компании «Гамбург – Америка Лайн»
Четверг, 25 мая
Я не боялась смерти. Прихода последнего часа, когда все выключится и я останусь в темноте. Нестрашно казалось увидеть себя среди облаков, глядя вниз на всех, кто по-прежнему свободно ходит по городу. В моем понимании после смерти просто выключится свет, а вместе с ним и все иллюзии.
Но я не хотела, чтобы мои родители решали, когда это произойдет. Пока не наступил тот час, когда я должна была вернуться в прах. Они не посмеют, потому что я буду защищаться. Мне было все равно, что наши визы больше не действительны, что они не дадут нам высадиться на этом непримечательном острове.
По ночам, во сне, я слышала голоса, приказывающие мне встать, выйти из комнаты, выйти на палубу и броситься в океан. Течением меня бы отнесло к единственному месту, куда я смогла бы приплыть и легко попасть на другой крошечный остров, не отмеченный ни на одной карте. Я видела себя совсем одну, без родителей и Лео. Сверху я едва могла разглядеть себя, будучи крошечной точкой, затерянной на берегу. Вот на что, должно быть, похожа смерть.
С самого рождения нас, нечистых, готовили к преждевременной смерти. В течение многих лет, даже в счастливые времена, мы старались избегать ее на каждом шагу, встречаясь с ней и продолжая идти дальше. Иногда я задавалась вопросом, какое право мы имели думать, что сможем выжить, когда другие умирали как мухи.
Что мне не нравилось в смерти, так это невозможность попрощаться, уйти, не сказав «прощайте!». Одна эта мысль заставляла меня содрогнуться.
Я не позволю другим решать мою судьбу. Мне было двенадцать! Я была еще не готова, и поэтому мне нужно было найти эти чертовы капсулы. Если бы я этого не сделала, Лео прибил бы меня. Он объяснил, что мне нужно искать маленький бронзовый цилиндр с завинчивающейся крышкой. Внутри будут три тонкие стеклянные капсулы со смертельным веществом внутри, те самые, которые, как мама предположила только вчера, могут избавить ее от мучений, если нам не разрешат высадиться в Гаване.
Я должна была обыскать каждый угол, каждый чемодан и обязательно навести порядок, оставив все как было, чтобы никто ничего не заметил.
В тот вечер должен был состояться традиционный бал-маскарад, всегда устраиваемый на «Сент-Луисе» перед высадкой. Но мы пока не знали, прибудем ли мы в порт, разрешат ли кораблю причалить, разрешат ли нам высадиться. У нас не было конечного пункта назначения.
Корабельный гудок возвестил о том, что пора идти в бальный зал. Лео уже забыл и о коньках, и о прогулках по палубе, и о нашей игре в графа и графиню. Время игр закончилось. Он снова стал конспиратором.
После разговора, который состоялся у родителей в каюте, я сомневалась, что они захотят пойти на какой-то бессмысленный маскарад. Я шла по коридору первого класса. С каждым днем он казался мне все уже: потолок опускался ниже, а желтые бра отбрасывали вездесущие тени. Я искала боковую лестницу и нехотя спустилась, устав от маминых жалоб, папиного молчания и требований Лео. Я дошла до двери в мезонин и, когда открыла ее, услышала хлопанье пробок шампанского, болтовню пассажиров, ожидавших, когда оркестр начнет играть, смех пассажиров, которые все еще были уверены, что мы покинем корабль, как только прибудем в порт Гаваны.
Нас, детей, не пустили на бал, но Лео нашел для нас место на балконе мезонина, украшенном бумажными цветами. Оттуда мы могли наблюдать, как эта толпа глупцов развлекается перед тем как получить пощечину от кубинских властей в субботу на рассвете.
Обстановка оставалась спокойной. Капитан и пассажирский комитет позаботились об этом, чувствуя ответственность за 936 блуждающих душ.
Вальтер и Курт не могли сдержать восторга, указывая на диковинные костюмы. Лео все еще был в образе конспиратора, анализируя каждый жест пар на танцполе. Гости напоминали духов, перемещающихся под сверкающими, украшенными гирляндами канделябрами, которые были призваны создать ложное ощущение веселья. С нашего наблюдательного пункта бальный зал, ранее так впечатливший меня своим величием, теперь казался не более чем убогой декорацией. Я видела гипсовую лепнину, скопированную с интерьеров какого-то французского дворца, неуклюжие копии пасторальных сцен в искусных золоченых рамах, панели из благородных пород дерева, бронзовые бра в виде сфинксов, зеркала из матового стекла. Фантасмагория посреди океана. «Дешевая роскошь», – как сказала бы мама.
Инес выглядела грустной, ожидая потенциального поклонника. На ней была диадема с фальшивыми бриллиантами и платье из тюля и кружев, которое выглядело так, словно было сшито из дешевого хлопка. Она пришла как принцесса без трона и надменно приветствовала своих подданных: трех девушек в небесно-голубых платьях, с белыми розами на шеях и в бриллиантовых серьгах. Инес увидела, что мы наблюдаем за ними сверху, и кивнула нам.
Вальтер и Курт чуть не захлопали в ладоши, когда увидели, как в зал ворвался мужчина с ярким гримом. Щеки у него были красными, брови очерчены черным, а веки покрыты ярко-синими тенями. Он был одет в белый смокинг, задрапированный эффектной красной бархатной накидкой, а его голову венчала золотая корона, украшенная лавровыми листьями.
Высокая дама, путешествовавшая в одиночестве, облачилась в черное платье с блестками и широкими прозрачными рукавами, усыпанными звездами. Жемчужная диадема с огромным пером дополняла
