Девушка из Германии - Армандо Лукас Корреа

Корабль стоял на якоре в порту, но его продолжало покачивать из стороны в сторону.

– Я прилягу ненадолго, – сказала мама и, мягко отодвинув меня, пошла к кровати.

Мама устроилась среди подушек, а я вернулась в столовую. Лео увидел меня и подошел, держа в руках какой-то фрукт, сочащийся липким желтым соком:

– На, попробуй.

На борт погрузили кубинские ананасы. Я откусила маленький кусочек: было вкусно, но потом у меня во рту защипало.

– Сначала жуешь, чтобы вытек сок, а потом выплевываешь мякоть, – сообщил Вальтер невеждам наставительным тоном.

Теперь мы были в тропиках, и наши рецепторы пребывали в шоке от вкуса кубинских фруктов.

– Сегодня из Гамбурга в Гавану отправился корабль, который был вынужден изменить курс, когда пришло сообщение о том, что кубинское правительство не позволит пассажирам сойти на берег, – сказал Лео, всегда узнававший последние новости.

Я не могла понять, какое это имеет отношение к нашей ситуации. Возможно, корабль заставили изменить курс, потому что мы уже были здесь и власти просто не могли справиться с таким количеством пассажиров. К счастью, у всех пассажиров «Сент-Луиса» были разрешения на высадку, подписанные и зарегистрированные Кубой, а у многих, как у моей семьи, даже были визы в Канаду и Соединенные Штаты. Нас включили в список ожидания, и на Кубе мы не планировали долго задерживаться, только проездом. Это должно было успокоить власти. Все будет в порядке.

На это я и надеялась: у меня не было причин думать иначе. Конечно, все будет хорошо. Мы вышли на палубу, откуда до нас с ветерком доносились запахи Кубы: сладкая смесь соли и бензина.

– Посмотри на кокосовые пальмы, Ханна! – В один миг Лео превратился в маленького мальчика с широко распахнутыми глазами, завороженный новым открытием.

* * *

Когда взошло солнце, мы смогли разглядеть на горизонте величественные здания Гаваны. Мы увидели группу из трех человек, затем к ним присоединились еще четверо. А теперь уже десять человек бежали к причалу. Мы здесь! Они не могут отправить нас обратно! Мы с друзьями принялись прыгать и кричать. А Лео уморительно танцевал джигу.

Члены семей многих пассажиров «Сент-Луиса» вскоре узнали о нашем прибытии, и уже через несколько часов порт кишел людьми. Маленькие лодки, набитые отчаявшимися родственниками, направились к нам, хотя они были вынуждены держаться на безопасном расстоянии от нашего карантинного судна. Береговая охрана окружила нас, как преступников.

Через громкоговорители нас оповестили о том, что нужно приготовить документы. Кубинцы собирались проверить, действительны ли все наши визы, а также разрешения на высадку.

Вальтер прибыл бегом. Едва отдышавшись, он взорвался новостями:

– За каждого пассажира в качестве гарантии требуют залог в размере пятисот песо, – сказал он, повторяя то, что узнал из подслушанного разговора родителей.

– Сколько это? – спросила я.

– Около пятисот американских долларов. Но это невозможно. – Лео всегда хорошо считал.

Мы потратили те небольшие деньги, которые у нас остались в Германии, на покупку ценных предметов, которые мы могли бы перепродать на Кубе.

– Это какой-то кошмарный цирк, – сказала сидевшая рядом с нами женщина в белой шляпе от солнца. Слово «кошмарный» она выделила голосом, словно надеясь, что кто-то услышит и отреагирует.

Должно было быть какое-то решение. Капитан не позволил бы отправить нас обратно. Он был на нашей стороне, он не был огром.

Я смотрела на длинный проспект вдоль набережной и почему-то не могла представить себе, что когда-нибудь окажусь там вместе с Лео и моей семьей.

Гаванская газета «Морской ежедневник»

28 мая 1939 года

Вторник, 30 мая

Бывают моменты, когда лучше смириться с тем, что все кончено и уже ничего нельзя сделать. Сдаться и отказаться от надежды: сложить оружие. Вот так я себя чувствовала к тому времени. Я не верила в чудеса. С нами все произошло именно так, потому что мы хотели изменить судьбу, которая уже была написана. У нас не было никаких прав, мы не могли переделать историю. Мы были обречены жить в иллюзии с момента нашего появления на свет.

Если Лео останется на корабле, останусь и я. Если папа останется, останется и мама.

Ранее только двум кубинцам и четырем испанцам позволили сойти на берег. Мы никогда их не видели во время путешествия через Атлантику. Они держались особняком и ни с кем не разговаривали.

Если бы наши документы продолжали проверять с такой же скоростью и разрешали высадку только шестерым пассажирам зараз, мы бы пробыли на борту более трех месяцев. К тому моменту корабельная качка совсем бы меня доконала.

Когда я смотрела сквозь иллюминатор на Гавану, она казалось туманной, маленькой и недосягаемой, как старая открытка, оставленная каким-то заезжим туристом. Но я не открывала окно, потому что не хотела слышать крики родственников, копошащихся вокруг «Сент-Луиса» в ветхих деревянных шлюпках, которые волна легко могла бы опрокинуть. Фамилии и имена неслись с палуб нашего огромного лайнера, стоявшего на якоре в гавани, к утлым вертлявым лодчонкам. Кеппель, Карлинер, Эдельштейн, Болл, Рихтер, Вельман, Мюнц, Лейзер, Джордан, Вахтель, Гольдбаум, Зигель. Каждый искал кого-то, но никто никого не находил. Я не хотела больше слышать никаких имен, но их продолжали выкликать. Ни у Лео, ни у меня не было никого, кто мог бы выкрикнуть наши имена. Никто не спешил нас спасать.

На проспекте вдоль набережной я видела машины, проносящиеся с такой скоростью, словно ничего не происходило: для них это был очередной корабль с иностранцами, которые по тем или иным причинам настойчиво стремились поселиться на острове, где мало работы, а солнце полностью лишает силы воли.

Кто-то постучал в дверь. Я, как всегда, вздрогнула: вдруг они пришли за папой. Огры были повсюду, даже на этом острове, который мой разум пока отказывался принимать как часть нашего будущего.

С нами пришли повидаться господин и госпожа Мозер. Я поздоровалась, и госпожа Мозер, обливавшаяся потом из-за жары, обняла меня. Я заметила, что они еле сдерживались, чтобы не разрыдаться. Господин Мозер выглядел изможденным, как будто не спал несколько дней.

– Он хочет умереть, – взволнованно объясняла госпожа Мозер. – Он собирается