Девушка из Германии - Армандо Лукас Корреа

ее наряд, а ярко-алые губы и темные линии на нижних веках придавали ей зловещий вид. Скрываясь за огромным веером из страусиных перьев, она перемещалась по залу, где уже почти некуда было ступить.

– Это королева ночи! – воскликнул Курт.

– Нет, она вампирша! – поправил его Вальтер, и мы все рассмеялись.

Среди гостей больше всего было пиратов, пара молодых людей оделись как моряки, а также мы увидели несколько греческих богинь в драпированных платьях на одно плечо.

Шум усиливался, но до нас все так же доносился звон бокалов, наполненных пьянящими пузырьками. Оркестр, расположившийся в пролете между двойной лестницей, ведущей на паркет, начал играть немецкие мелодии, вызвавшие массу воспоминаний и омрачившие настроение присутствующих. Нам никак не давали забыть.

Затем оркестр сделал паузу, и наступила недолгая тишина. Два трубача вышли на авансцену и заиграли мелодию, которая – для меня, по крайней мере, – принадлежала нам с Лео. Лео взглянул на меня: он тоже узнал ее. С первыми нотами «Серенады лунного света» я увидела, как папа вошел в зал в своем сшитом на заказ смокинге. Он сопровождал богиню, облаченную в черное кружевное платье со шлейфом и разрезом спереди. На родителях были черные бархатные маски, а у мамы – с перьями и стразами.

Они медленно спустились по лестнице под звуки оркестра, старательно пытающегося подражать Гленну Миллеру. Все остановились, чтобы полюбоваться триумфальным входом Розенталей: если они пришли на бал, значит, все в полном порядке. Мы без проблем высадимся в долгожданном порту Гаваны. Таково было послание, которое капитан хотел передать разочарованным пассажирам через чету Розенталей. Но в настоящей обстановке ни радостная музыка оркестра, ни яркие маскарадные костюмы, ни ореол исключительности вокруг моих родителей не могли развеять мрачную атмосферу бала.

Спрятав лицо под маской, папа выглядел как герой какой-то дешевой мелодрамы. Мама, с застывшим лицом, тщетно пыталась улыбнуться. Она, казалось, говорила ему: «Ты заставил меня прийти, и вот я здесь, но не надейся, что я буду веселиться».

Под звуки «Серенады» пары снова сошлись вместе. Папа вывел маму в центр зала. Она мягко опустила голову на его плечо, а отец делал короткие шаги, как будто танцевал вальс, не соблюдая ритм: он не знал этой музыки.

Пока они кружились, папа кивнул нескольким мужчинам. Мама не обращала на них внимания и избегала любого зрительного контакта.

Двенадцать дней – вот сколько продлилось наше счастье.

Мне пора было идти. Как раз сейчас я должна была обыскать каюту.

Телеграмма из офиса компании «Гамбург – Америка Лайн» на Кубе

Суббота, 27 мая

Наступил день, когда мы должны были высадиться в Гаване. Многие пассажиры ожидали воссоединения с членами семьи, которые уже переехали на Кубу: другие отправлялись к себе домой или собирались снимать номер в гостинице. Люди надеялись обосноваться на острове, выучить испанский язык, открыть свой бизнес. Многие планировали прожить там всего несколько месяцев, ожидая поездки на остров Эллис и разрешения на въезд в Нью-Йорк, конечный пункт назначения.

В Гаване мы могли бы создать больше семей, и остров постепенно заполнился бы нечистыми. Но, несмотря на то что мы намеревались найти там жилье и работу, мы все равно всегда должны быть начеку, потому что у огров очень длинные щупальца, и кто знает, не дотянутся ли они в один прекрасный день до Карибского моря.

Судьба 936 душ, находившихся на борту «Сент-Луиса», теперь зависела только от одного человека. Кто знает, какое у него будет настроение поутру и, в зависимости от него, скажет он «да» или «нет». Президент Кубы может запретить нам причаливать и изгнать нас из своих территориальных вод, как вонючих крыс. Затем нас вернули бы в страну огров, где нас отправили бы в тюрьму, и там мы бы встретили свою преждевременную неизбежную смерть.

Я проснулась в четыре утра, когда корабельный гудок возвестил, что мы входим в гавань. Последние два дня я искала капсулы и ночью засыпала только на два-три часа. Я перевернула мамину комнату вверх дном, а затем мне пришлось все очень аккуратно сложить. Я ничего не нашла. Лео пришел к выводу, что папа спрятал их в подошвах своих ботинок.

Вальтер и Курт были уверены, что нам наконец-то разрешат высадиться, но Лео сомневался. Что касается меня, то я не знала, чего ожидать.

Все пассажиры вынесли свой багаж в коридоры, и стало невозможно пробраться мимо них, не споткнувшись. У нашей каюты чемоданов не было, и это меня тревожило. Между гудками прозвучал сигнал к завтраку. Обычный распорядок, казалось, предполагал, что все проблемы решены, хотя у нас в каюте по-прежнему царила неопределенность. Родители не собрали вещи. По-видимому, они были уверены, что мы не сойдем с корабля.

Завтрак прошел очень быстро. Все были очень возбуждены, а дети бегали туда-сюда. Пассажиры разоделись в пух и прах. Но только не я. Я чувствовала себя комфортно в блузке и шортах: жара и духота из-за влажности были просто невыносимы!

– Подожди до лета. Вот тогда будет совсем ужас, – сказал Лео, чтобы подбодрить меня. Как всегда в своей манере.

Но он знал, что я пойму скрытый смысл: если в будущем будет так нестерпимо жарко, это значит, что мы высадимся на берег. Лео сел на пол рядом со мной, так же поступили Вальтер и Курт. За столами места уже не осталось.

– Все уже решено, – сказал нам Курт. – Мой отец говорит, что газеты во всем мире пишут о том, что с нами происходит. – Для меня это было пустым звуком. Газеты не выигрывали сражений.

На борт поднялся кубинский врач. Поскольку собирались проверить всех пассажиров, нам пришлось остаться в столовой. Кто знает, что они искали. Оставив друзей завтракать, я побежала предупредить маму.

Я добежала до каюты так быстро, как только могла, перешагивая через чемоданы, и открыла дверь, не постучавшись. Родители были уже одеты и готовы к медицинскому осмотру. Мама сидела в углу, прячась от солнца в тени. Она была очень бледной, и это испугало меня.

Ко мне подошел папа:

– Побудь с мамой. Меня ждет капитан.

Его голос был не таким мягким, как обычно. Это был приказ. Я больше не была его маленькой девочкой.

Я обняла маму, но она оттолкнула меня. Потом она извинилась, улыбнулась и начала убирать локоны мне за уши. Она не смотрела на меня. Мы