Чертовы котята - Леена Лехтолайнен

— Я видела, куда ты смотришь! Ну конечно, зоопарк — лучшее место, чтобы подглядывать за маленькими девочками! Ты уже выяснил, какие животные им больше всего нравятся?

— Хилья, да ты просто ненавидишь меня!

— Да, я очень плохо отношусь к таким людям, как ты. Интересно, сколько же другие извращенцы платят тебе, чтобы ты защищал их интересы?

— Хилья, знаешь, тебя очень легко обмануть, потому что ты видишь в людях только плохое.

Я осеклась. Майк Вирту говорил мне то же самое. Он считал, что я слишком недоверчивая и подозрительная. Но, с другой стороны, что они оба знали о моей жизни?

— Давид тебе не рассказал всего обо мне. Да и мне самому, конечно, не следует обращать внимание на твое презрение. Вообще-то, я полагал, что ты в состоянии понять, что иногда цель оправдывает средства, как, например, в том взрыве яхты «I believe». Ты же продолжаешь любить Давида, несмотря на то что он убил четырех человек.

— Интересно, какую благородную цель ты преследовал, совращая малолетних и защищая преступников? Только не говори, что хотел подарить им любовь, а то я плюну тебе в лицо.

Ранд выпрямился. Он нервно провел рукой по голове, пытаясь пригладить выбившиеся кудряшки, затем поднялся.

— Пойдем прогуляемся до обзорной башни. И поговорим. Я хочу тебе кое-что рассказать. Могу представить, какие ужасы рассказал тебе про меня Теппо Лайтио или, например, сколько грязи вылил мне на голову Рютконен. Он всегда стремился очернить меня.

Я кивнула и отправилась вслед за Рандом к обзорной башне. Увидев, что наверху толпился народ, он свернул к скалистому берегу. На ходу он улыбался и смотрел на меня добрыми глазами, но я знала, что это не имело никакого значения. Он бывший полицейский, привыкший иметь дело с преступниками и бандитами, поэтому в любой момент от него можно ожидать чего угодно. Нельзя стоять так, чтобы он мог столкнуть меня в море. Весеннее солнце в основном высушило скалы, но в некоторых местах они еще оставались мокрыми и были покрыты скользкими темными водорослями. Я села на поваленное дерево, крепко упираясь ногами в камень. Ранд устроился рядом, на мгновение порыв ветра швырнул мне в лицо край сиреневой косынки, повязанной у него на шее. Он быстро поправил ее.

— Ты знаешь, что Лайтио умер? — Я не думала, что смерть Лайтио имела для Ранда какое-нибудь значение, хоть они и были знакомы.

— Умер? — Ранд сильно побледнел. — Когда?

— Застрелился пару дней тому назад. Он сам принял решение, хотел закончить жизненный путь без мучений.

— Давид рассказывал, что Лайтио тяжело болен. К тому же, насколько я знаю, он причастен к смерти Рютконена. Он ведь терпеть не мог бандитов, поэтому с радостью принял на себя обвинение в убийстве этого мерзавца, чтобы защитить какого-то там Транкова. Разумеется, он сделал это исключительно ради тебя. Мир его душе. — Ранд поднял руку и перекрестился, меня передернуло от его жеста. — Но Лайтио всего не знал. Операция планировалась тайная. Наверное, мне не стоило бы тебе всего рассказывать, но я чувствую себя в долгу перед тобой. Давид сказал, чтобы я решал сам. Речь идет о моей жизни, Давид просто подыгрывал мне.

— В чем подыгрывал?

— В раскрытии моего преступления по совращению малолетних. Давид сам не мог принять участие в той операции, он был занят в расследовании сделки с изотопами. Мы оба были тайными агентами. Давид специализировался на политических преступлениях и отмывании денег, а я — на преступлениях на сексуальной почве. Знаешь, существует три типа полицейских, работающих в этой области. Для первых это просто работа, как и любая другая. Для них важна поимка преступника и предотвращение новых случаев. Для других это личная война против насильников. Это те, кто сам в детстве подвергся насилию либо если пострадал кто-то из их близких. И для таких борьба с педофилами — долг чести и дело всей жизни. Но есть и третий тип. Это те, кого возбуждает сексуальное насилие, и, пресекая и расследуя эти случаи, они избавляются от собственных греховных мыслей. Таких людей, к счастью, мало, но они все же существуют.

— Ты хочешь сказать, что относишься к этому третьему виду? То есть ты не просто преступник, а представитель особой породы полицейских, да? О черт, более неуклюжих оправданий я не слышала с тех времен, когда Паскевич пытался свалить на Юрия Транкова обвинения в похищении Хелены Лехмусвуо!

Я плюнула в сторону Ранда. Он снял очки, достал из кармана носовой платок и принялся тщательно протирать их. Затем медленно водрузил их обратно на нос и, глядя мне прямо в глаза, произнес:

— А вот здесь, Хилья, ты ошибаешься. Я отношусь ко второму типу. Мои родители развелись, когда я был совсем маленьким, — продолжал он, не сводя с меня глаз. — Вскоре мама встретила другого мужчину и вышла за него замуж. Матти работал строителем, вообще не пил и очень любил детей. И очень радовался тому, что у новой жены уже был очаровательный кудрявый мальчик. Ему нравилось обнимать и целовать этого мальчика, и, втайне от матери, он просил малыша иногда играть с его пенисом. Он говорил, что это чисто мужские развлечения и маме о них знать необязательно. Но однажды малыш не сдержался и рассказал обо всем маме. И вскоре та пришла с работы раньше времени и увидела, как сын с мужем играют в свои игры. Она тут же выгнала мужа, а сыну сказала, чтобы тот никому не рассказывал о случившемся. И он молчал до тех пор, пока однажды, спустя несколько лет, его лучший друг Давид не поинтересовался, почему Яан не проявляет интереса к девочкам. Он также сказал Яану, что такое бывает и такие мужчины называются гомосексуалистами, но, в общем-то, ничего страшного в таких наклонностях нет. Но именно тогда в голове у Яана сложилось четкое представление, что он не такой, как все, что у него неправильные пристрастия и виноват в этом Матти.

Я не могла выдержать горящего взгляда Яана и опустила глаза. И все же я не испытывала к нему сочувствия. Если однажды с ним обошлись плохо, то почему же он не остановил зло, а пустил его по кругу дальше?

— Так ты все рассказал своему другу? — спросила я, пристально разглядывая морскую даль.

— Не сразу. Для такого разговора нам пришлось так крепко выпить, что на следующий день оба чуть не умерли от страшного похмелья. И на душе у обоих было тошно. У меня оттого, что я рассказал о своей постыдной тайне, а Давиду было стыдно, что он привел меня пьяного домой в три часа ночи и так дерзко отвечал моей матери, что перебудил полподъезда и соседи вызвали полицию, которая в итоге конвоировала Давида домой. После этого случая мы стали неразлучными друзьями и не расставались до тех пор, пока Давид не уехал учиться в Швецию в школу полиции. Я же пошел учиться на полицейского в Эстонии лишь много лет спустя. Я занимался теологией, и Бог подсказал мне, что мое истинное призвание — сражаться против педофилов, насильников и торговцев людьми. В школу полиции я поступил лишь со второго раза, первый раз срезался на экзамене по психологии.

Зазвонил телефон, это была Ваномо. Я сказала Ранду, что мне надо ответить. Этот человек и близко не подойдет к моей сестренке!

— Не волнуйся, золотко. Просто я встретила одного своего знакомого, с которым мне надо кое-что обсудить. Скоро я вернусь к вам. Если вы устали, может, посидите пока где-нибудь в теньке и попьете лимонаду?

— Нет, мы сейчас пойдем смотреть на сов. А твой знакомый, случайно, не рысями занимается?

— Не совсем. Я скоро приду. Передавай совам привет!

— Так ты здесь не одна гуляешь? Уж не Транкова ли ты золотком называешь?

— Не твое дело. К тому же неужели ты думаешь, что я отправила бы его пить лимонад?

— Я не слишком хорошо знаком с его вкусами. Но, похоже, тебя действительно ждут, так что я буду краток. Я закончил школу полиции, много лет проработал рядовым полицейским и затем с помощью Давида получил назначение в эстонское подразделение Интерпола. И я занялся тем, о чем мечтал всю жизнь, — расследованием случаев педофилии.

Я смотрела на медленно приближающийся к острову паром. Среди толпы ожидающих пассажиров виднелись те две девочки, которых разглядывал Ранд. Сам он смотрел в другую сторону, на плывущие по небу облака.

— Шеф решил, что для успешной деятельности необходимо внедриться в круг педофилов, и спросил, есть ли добровольцы. Я согласился. Чтобы на самом деле понять, о чем идет речь, мне надо было испытать это самому.

— Разве закон разрешает так поступать? В Финляндии полицейским категорически запрещено преступать закон даже в целях раскрытия преступления. Или ты написал себе свои законы?

Ранд молчал. Было слышно, как бьется о берег волна и кричат над морем чайки. Затем он тяжело вздохнул и ответил:

— Разумеется, нельзя, и я прекрасно это знал. Девочек было не так много, всего две, и все это мне совсем не понравилось. Я так ничего и не смог сделать, меня даже тошнило. Ну, разумеется, я их везде потрогал так, чтобы позже они могли предъявить мне обвинение в неподобающем поведении в отношении несовершеннолетних. Я знал, что поступаю неправильно, что нарушаю закон… — Ранд снова снял очки, протер их и водрузил на место. — Но в итоге я сделал то, ради чего все это было затеяно. Группу педофилов задержали, и все они предстали перед судом. Но жизнь продолжается, и этих подонков меньше не становится. Поэтому я лишь вздохнул с облегчением, когда меня выгнали из полиции. Давид пытался меня защищать, но ведь и его собственная история далеко не безупречна. Я считаю наказание справедливым, даже мягким. Ведь я мог угодить в тюрьму.