Евангелист Иван Онищенко - Юлия Крюденер

На дворе рассвело. Солома, закрывавшая вход в норку, вывалилась, и ее босая нога мерзнет. Надя выбралась из скирды, обрадовалась показавшемуся солнцу и пошла обратно домой. Было грустно, что она не догнала Ваню, но сон захватил все ее мышление. Она восприняла его как предназначение от самого Бога стать ангелом света, благовестником, сменить ушедшего брата.

Это откровение придало ей сил двигаться. К полудню она пришла домой, где в большой тревоге ее ждали мать и тетя Катя. Рассказанный ею сон они все приняли серьезно, как повеление, как назначение.

- Теперь, Надя, я посвящаю все мои силы и оставшиеся годы на подготовку тебя на дело Ивана. Да будет на все Его святая воля...

Конвой с арестантом переночевали в тюрьме города, а утром, выпив тюремного кипятка с пайкой хлеба и куском сахара, Иван под конвоем снова вышел пешком из города, чтобы идти дальше по назначению в Херсонскую тюрьму. За городом их уже ждал Федор, переночевавший на постоялом дворе. Снова Ивану помогли сесть в кандалах на дрожки и снова ехали, разговаривали, удивлялись тому, что происходит, и смирились перед непреклонностью закона. А основным требованием закона было строго выполнять приказания начальства и делать это в соответствии с уставом. А Онищенко, вытащив развязанными руками из кармана Евангелие, читал им о вечном законе любви и милосердия. И верил, что семена добрые падают на почву и в свое время дадут плод.

К Херсону подъезжали не торопясь, отец упросил их разрешить въехать в город, когда уже стемнеет, чтобы подъехать как можно ближе к тюрьме. Так и поступили. Не доезжая до тюрьмы, остановили лошадь, связали арестанту руки, конвойные взяли ружья наперевес, передние на лошадях первые подъехали к тюрьме и постучали в ворота. Федор остановил лошадь за углом, шел сзади, с трудом сдерживая рыдания. Когда внутри послышался лязг открываемых запоров, Федор подошел к Ивану и они трижды поцеловались.

- Хватит, - вполголоса сказал конвоир, зная, что такое прощание есть нарушение устава. Но закон Евангелия выше человеческих законов. И два человека смогли сказать друг другу "до свидания". Раскрылись ворота, в них въехали на лошадях конвойные, зашел гремя кандалами Иван Онищенко, за ним два стражника, и железная дверь с визгом закрылась.

Федор Петрович стоял, долго-долго смотрел на железные ворота и шептал: "До свидания, мой дорогой и любимый сынок. Наверное, навсегда. До свидания, мое дорогое дитя. О, кто бы дал мне источник слез? Я бы плакал день и ночь". Но когда горе превышает боль и чувства сердечные, тогда слезы иссякают и больше не льются.

Вот уже совсем стемнело, Федор снял картуз и, повернувшись в сторону вновь выстроенной Херсонской тюрьмы, поднял голову и стал молиться: "Господи, благослови этот дом, куда вошел мой сын. Христос, Спаситель мой, пошли помощь Твою сыну моему и дай ему силы проповедовать имя Твое. И пусть в этом деле будет радость его, и утешатся наши сердца".

После молитвы Федор пошел к своей лошади и поехал, не беря вожжи в руки. Лошадь повернула в обратный путь, а куда - он и сам не знал. Ехал он почти всю ночь и все шептал: "Ваня, Ваня, сын мой дорогой. Я больше никогда не увижу тебя здесь на земле. Господи, дай нам встретиться с ним в радостной Твоей обители, чтобы и это горе было позабыто".

Этими словами Федор Петрович закончил горячую молитву, сказав: "Да будет во всем воля Твоя, Господи". Утешился в молитве и поехал дальше по дороге.

ЧАСТЬ II. В ЗАСТЕНКАХ

Глава 1. Тюрьма

Как темные заплаты на светлой одежде, так разбросаны по планете тюрьмы. Вокруг бурлит жизнь: люди селятся, трудятся, родят и растят детей, радуются солнцу, понимают, что хорошо уважать других людей, считать законной свободу ближнего, право жить по требованию совести, сердца. А тюрьма - место содержания людей в неволе, с отнятием у них права любить, трудиться, радоваться жизни, выстроена теми же людьми и потом стоит, внешне мертвая, лишенная жизни, страшная по-своему противоестественному назначению.

Так стоит Херсонская тюрьма, построенная за городом на большой возвышенности. Может вначале показаться, что это учреждение построено для чего-то достойного. На стороне, обращенной к городу, на двух возвышенностях установлены по шесть колонн, каждая толщиной в два аршина. Между каждой шестеркой колонн находятся парадные двери, торжественно украшенные надписями о том, что здесь находится губернский суд, канцелярия высшего судоустройства его императорского величества. И только находящиеся посредине ворота, охраняемые стражниками с ружьями, раскрывают тайну и говорят, что здесь НЕВОЛЯ, здесь проявляется насилие одного человека над другим.

Из-за высоких кирпичных стен видны верхние этажи трех- и четырехэтажных корпусов с небольшими зарешеченными окнами, а по всем четырем углам высятся круглые сторожевые вышки, напоминающие своим видом восточные минареты.

Как схваченное тисками, защемило сердце Ивана, когда железная дверь закрылась за ним. Все свершающееся противоречило закону любви, установленному Богом от начала творения.

Конвойные солдаты провели арестанта в приемное отделение, где с него сняли кандалы и передали тюремщикам дело Онищенко Ивана Федоровича, рождения 1830 года, украинца, жителя с. Основы, Херсонской губернии, обвиняемого в смуте против православной церкви и государственного устройства. Взяв с собой кандалы, в которых привели арестанта, они ушли.

Один из надзирателей стал водить арестанта из комнаты и комнату, где его спрашивали, записывали что-то, раздевали, осматривали его самого и его вещи и снова записывали, стригли, водили в баню, прожаривали белье и, наконец, втолкнули в каменный мешок, размером аршин на аршин, где можно было только присесть на узкую доску в задней стене. Только в малую отдушину потолка проникал слабый дневной свет.

Иван присел и задумался. Сердце успокоилось, но было щемящее чувство горечи.