Августовские пушки - Барбара Такман

Угроза французским транспортам и в самом деле была одной из причин, по которой «Гебена» и «Бреслау» направили в Средиземное море сразу после спуска на воду в 1912 году. Правда, в последний момент немцы осознали, что крейсера могут выполнять и другие, более важные, задачи. В итоге 3 августа, когда стало понятно, что необходимо всеми возможными способами надавить на нерешительных турок, адмирал Тирпиц приказал адмиралу Сушону идти в Константинополь.

Сушон, темноволосый, сухощавый и острый на язык моряк пятидесяти лет, поднял свой флаг на борту «Гебена» в 1913 году. С тех пор он обошел весь средиземноморский бассейн, изучил проливы и очертания побережий, повидал мысы и острова, посетил порты, изучил местности и характер тех персоналий, с которыми ему предстояло бы иметь дело в случае войны. Он побывал в Константинополе и общался с турками, обменивался любезностями с итальянцами, греками, австрийцами и французами — едва ли не со всеми, кроме англичан, которые, как он сообщал кайзеру, категорически не желают бросать якоря в тех гаванях, где замечают немцев. У них в привычке было войти в порт сразу после ухода немцев, дабы подавить любое впечатление, какое могли бы произвести немцы, то есть, как изящно выразился кайзер, «плюнуть в суп».

В Хайфе, узнав о событиях в Сараево, Сушон сразу понял, что война вот-вот разразится, и приказал скорее заканчивать с ремонтом котлов — те давно травили пар, и вообще-то планировалось, что «Гебен» в октябре отправится на верфь в Киль, а на замену ему прибудет «Мольтке». Рассчитывая на худшее, Сушон двинулся в Пулу, потребовав телеграммой от военно-морского министерства предоставить новые паропроводы и квалифицированных ремонтников. Весь июль велись лихорадочные работы. В ремонте участвовал каждый член экипажа, способный держать в руках молоток. За восемнадцать дней удалось заменить 4000 поврежденных труб. И все же ремонт не успели закончить: Сушон получил предупреждение и оставил Пулу, чтобы не оказаться запертым на Адриатике.

Первого августа он достиг Бриндизи на «пятке» итальянского «сапога», и итальянцы, ссылаясь на то, что море слишком бурное для тендеров, отказались пополнить его запасы угля. По всей видимости, предательство Италией интересов Тройственного союза было не за горами и грозило лишить Сушона возможности бункеровки там углем. Адмирал собрал офицеров, чтобы обсудить, как им действовать. Шансы прорваться сквозь эскадры союзников в Атлантику, попутно причинив ущерб французским транспортам, встреченным по дороге, зависели от скорости, а та зависела от состояния и полноты котлов.

— Сколько котлов травят пар? — спросил Сушон.

— Два в последние четыре часа, — ответил адъютант.

— Черт! — бросил адмирал, гневаясь на судьбу, которая искалечила его великолепный корабль в такой неподходящий миг. В конце концов он решил идти в Мессину, где могли встретиться немецкие торговые суда; с них при необходимости уголь попросту реквизируют. На случай войны Германия заранее разделила Мировой океан на «округа» и в каждый назначила офицера по снабжению, который имел полномочия отправлять все суда в своем округе туда, где находились немецкие военные корабли, и использовать ресурсы немецких банков и коммерческих фирм для нужд военного флота.

Весь день, пока «Гебен» огибал оконечность итальянского «сапога», радист крейсера выстукивал приказ коммерческим пароходам идти к Мессине. В Таранто к «Гебену» присоединился «Бреслау».

«Срочно. Немецкий крейсер «Гебен» в Таранто», — телеграфировал британский консул 2 августа. Это известие всколыхнуло в адмиралтействе надежды — первая жертва британского флота: узнать местонахождение врага — наполовину выиграть схватку. Однако, поскольку Британия формально еще не вступила в войну, открытие охоты пришлось отложить. Пребывавший в ожидании приказа об атаке Черчилль 31 июля сообщил командующему Средиземноморским флотом адмиралу сэру Беркли Милну, что его первая задача — содействие в защите французских транспортов, «в том числе через обнаружение и, если возможно, вовлечение в бой отдельных быстроходных немецких кораблей, в особенности «Гебена»». Милну также напомнили, что «скоростей Ваших эскадр достаточно, чтобы Вы сами выбрали момент сражения». Тем не менее, одновременно ему, в противоречие сказанному ранее, велели «собрать все силы в кулак» и «избегать столкновений с превосходящими отрядами противника». Последний приказ не раз отдавался погребальным звоном в ушах англичан в последующие несколько дней.

Под «превосходящими отрядами» Черчилль, как он позднее объяснял, имел в виду австрийский флот. Его линкоры в сравнении с британскими «Инфлексиблами» были как французские линкоры по сравнению с «Гебеном» — надежнее бронированные и тяжелее вооруженные, зато более медленные. Черчилль позднее прибавлял, что его приказ вовсе не представлял собой «вето британским кораблям на какое-либо противодействие превосходящим силам противника вне зависимости от ситуации». Если это и в самом деле не было вето, значит командиры могли действовать по своему усмотрению; то есть мы сталкиваемся с главной проблемой всякой войны — темпераментом отдельного командира.

Накануне фактического боестолкновения, накануне момента, ради которого он выдерживал многолетнюю профессиональную подготовку, момента, когда жизни подчиненных, исход конкретной схватки и даже судьба кампании зависят от его решения в этот миг, — что происходит в сердце и в мыслях командира? Одни командиры преисполнены смелости, другие колеблются, третьи тщательно планируют, а четвертые бездействуют, словно парализованные страхом.

Адмирал Милн славился своей осмотрительностью. Холостяк пятидесяти девяти лет, видная фигура в обществе, бывший лорд-камергер Эдуарда VII и до сих пор в курсе всех событий при дворе, сын адмирала флота и крестник других адмиралов, заядлый рыбак, охотник на оленей и просто хороший парень, сэр Арчибальд Беркли Милн в 1911 году казался логичным кандидатом на должность командующего Средиземноморским флотом — самую популярную должность в ВМС Великобритании, пусть и более не самую важную. Он был назначен новым первым лордом, господином Черчиллем. Это назначение вскоре, пусть и в частном порядке, объявили «предательством военно-морского флота». Такие слова обронил адмирал лорд Фишер, бывший первый морской лорд, создатель дредноутов, самый жизнелюбивый и наименее лаконичный англичанин своего времени. Он лелеял мечту назначить на эту должность в ожидании войны, которая, по его предсказанию, должна была начаться в октябре 1914 года, адмирала Джеллико, главного артиллериста флота.

Когда Черчилль отправил Милна в Средиземное море, Фишер счел, что положение его протеже Джеллико как будущего главнокомандующего оказалось под угрозой, и не стал стесняться в выражениях. Он обрушился на Черчилля с разгромной критикой за «потакание бездарному двору», он сыпал проклятиями и выплевывал, как вулкан плюется лавой, обвинения в адрес Милна: «совершенно никчемный офицеришка», «никуда не годный адмирал, из которого сделали Admiralissimo». В ходу были и выражения покрепче: «закулисный подлиза», «скользкая гадина» и «сэр Б., который покупает вчерашнюю «Таймс» за один пенни». В письмах Фишера, которые всегда содержали настойчивое примечание «Сожгите это!» — по счастью, никто из его корреспондентов не выполнил этот наказ, — все изрядно преувеличено, и к высказываниям достойного адмирала следует относиться с осторожностью. Ни «отребье», но и далеко не Нельсон, адмирал Милн был типичным старшим офицером английского флота. Когда Фишер узнал, что кандидатуру Милна ни в коем случае не рассматривают применительно к посту главнокомандующего, он обратил свое огненное перо против других, оставив «сэра Б.» безмятежно наслаждаться Средиземноморьем.

В июне 1914 года Милн побывал в Константинополе, отобедал с султаном и его министрами и развлекал их на борту своего флагмана, не утруждая себя, как и прочие англичане, размышлениями о роли Турции в средиземноморском стратегии.

К 1 августа, получив предупреждение от Черчилля, он собрал на Мальте собственную эскадру из трех линейных крейсеров и эскадру из броненосных крейсеров, легких крейсеров и эсминцев под командой контр-адмирала сэра Эрнеста Траубриджа.

Рано утром 2 августа он получил второе предупреждение от Черчилля, гласившее: «За «Гебеном» должны следить два линейных крейсера», а за Адриатикой нужно «наблюдать», очевидно, высматривая австрийский флот. Недвусмысленный приказ требовал направить два крейсера сторожить «Гебен», однако Милн ослушался. Вместо этого он отправил «Индомитейбл» и «Индефатигейбл» вместе с эскадрой Траубриджа патрулировать Адриатику. Получив сведения, что «Гебен» видели утром того дня, идущим на юго-запад от Таранто, Милн послал легкий крейсер «Чатэм» в Мессинский пролив, где, по его мнению, мог скрываться «Гебен» — и где тот на самом деле скрывался. «Чатэм» вышел с Мальты в 5 часов вечера, миновал пролив в семь утра и доложил, что «Гебена» там нет. Разведка опоздала на шесть часов: адмирал Сушон уже ушел.